Третья повесть о Юэле Перед тем как тихо выпал снег… Я уже рассказывал о Юэле раньше. О том, как он жил в маленьком городке в крае Норланд. Это было в пятидесятые годы. Так давно. И все же так недавно. Юэль жил в доме со скрипучими стенами на берегу чистой реки, бегущей к морю, которого он никогда не видел. Он жил со своим отцом, папой Самуэлем, молчаливым лесорубом, который когда-то был моряком и очень хотел уехать из мрачного леса к морю, но никак не мог решиться. Они жили вдвоем, Юэль Густафсон и его папа. И мечтали, каждый по-своему, о маме Енни, которая однажды исчезла. Просто взяла свою сумку и ушла. Где-то она есть. Но она далеко — она ушла, оставив их одних. И теперь никто не знает, где она. Молчат лесные ели. Однажды зимой Юэлю привиделась собака, которая бежала сквозь холодную темную ночь. Почему-то он проснулся. Забрался на подоконник и вдруг увидел в окне собаку. Она бежала, неслышно ступая своими лапами, неизвестно куда. Она промелькнула у Юэля перед глазами. И потом снова исчезла. Юэль не мог забыть эту собаку. Куда она направлялась? Откуда она взялась? А куда идет он сам? Юэль придумал тайное общество, чтобы разведать, что это за собака. А может, чтобы узнать, кто такой он сам? Тайное общество, единственным членом которого стал Юэль. Но собака больше не вернулась никогда. Он не нашел ее следов на снегу. И понял, что собака направлялась к далекой безымянной звезде. Она бежала к звезде, которая где-то далеко, за Орионом. К созвездию, которого, может, и нет вовсе. Которое существует только в его воображении. Юэль думал, что ту зиму, Зиму Собаки, он никогда не забудет. Ведь именно тогда он стал понимать, что он — это только он, и никто другой. Но Юэль рос, становился старше, ему исполнилось тринадцать. И он позабыл о собаке. Как-то раз Юэль чуть не попал под автобус. Но произошло чудо. Он попал между колес, и автобус не раздавил его. Оказалось, что чудо — это то, что очень трудно себе представить. Но он учился. И стал понимать, что есть много вещей не менее важных, чем одинокая собака. Расти — значит меняться, взрослеть, значит понемногу забывать то, чему ты удивлялся, когда был маленьким. Юэль понял это. Но так взрослеть он не хотел. Он все чаще виделся с безносой Ге́ртруд. Она жила в необычном доме на южном берегу реки, по ту сторону страшного железнодорожного моста. Юэль делил с ней много своих тайн. Большую радость. И даже грусть и разочарование. А время не желало стоять на месте. Оно продолжало свой бег. И Юэль бежал вместе с ним. Выдыхая день за днем, месяц за месяцем. Из-под таявшего снега проросла новая весна, и лед на реке стал ломаться, и мимо вновь плыли бревна, устремляясь в свой долгий путь к морю. Потом пришло лето, когда пищат комары и солнце светит без устали. Пришла осень, поспела брусника, облетели листья, и морозец стал потрескивать под шинами велосипеда. Ведь Юэль много катался на велосипеде. Он все время ездил по улицам в погоне за чем-то неизведанным. Может, оно за этим поворотом? Или за следующим? Или вон за тем? И вот наступила осень, когда Юэлю должно исполниться четырнадцать. Сейчас он крепко спит в своей кровати. В стене, где-то рядом с его ухом, скребется мышка. Но Юэль этого не слышит. Никто не знает, что ему снится. Ночью за окном начинает тихо падать снег. До рассвета еще далеко. Глава первая Юэль потянул за веревочку, и жалюзи, потрескивая, поползли вверх. Это было похоже на маленький салют в честь нового дня. Он с удивлением уставился в окно. Земля стала совершенно белой. Его снова провели. Зима всегда приходит крадучись, когда ты меньше всего ее ждешь. Но прошлой осенью Юэль решил, что больше такого не допустит. Прежде чем лечь спать, он должен решить для себя, пойдет ночью снег или нет. Беда только в том, что снег падает неслышно. В отличие от дождя, например. Тот начинает барабанить по крыше велосипедного сарайчика в саду. Если светит солнце, то этого можно вообще не услышать. Но тогда и солнечный свет станет совсем другой. И ветер тихий. Ведь если ветер бушует по-настоящему, он раскачивает стены так, словно вот-вот поднимет дом в воздух. А снег подкрадывается тайком. Он, как индеец. Идет бесшумно и появляется совсем неожиданно. Юэль смотрит в окно. Вот и пришла зима. Никуда не денешься. Зима опять обманула его. Какой она будет — длинной и холодной? Выпавший сегодня снег будет лежать долго. Потому что окажется в самом низу. Первый снег стает последним. Только когда наступит конец апреля или начало мая. Юэль подумал, что тогда ему уже исполнится четырнадцать. Он подрастет по крайней мере на пару сантиметров. И произойдет много такого, о чем он еще не знает. Снег выпал. Значит сегодня Новый год. Хотя на дворе всего лишь ноябрь. Но для Юэля это Новый год. Он так решил. Новый год приходит вместе с первым снегом. Его собственный Новый год. В то утро, когда земля покроется белым снегом, для Юэля придет время давать новогодние клятвы. Если они у тебя есть. А у Юэля они есть. И не одна. Стоять на полу стало холодно. Юэль схватил подушку с кровати и бросил ее под ноги. Он слышал, как в кухне папа Самуэль гремит кофейником. Он не любит, когда Юэль становится на подушку ногами. Поэтому надо быть начеку и суметь быстро отбежать от окна, как только сзади откроется дверь. Впрочем, Самуэль редко входил в комнату сына по утрам. Так что опасность есть, но невелика. Юэль следит взглядом за снежинкой, которая падает на землю, медленно сливаясь с белым покрывалом. Когда тебе тринадцать лет, приходится много размышлять. Больше, чем когда тебе двенадцать. Не говоря уж об одиннадцати. Юэль считал, что с тех пор, как прошлой осенью выпал снег, он усвоил две вещи. Что чем дальше идет время, тем сложнее становится жизнь. И что зима всегда приходит тогда, когда ты ее совсем не ждешь. Юэлю вспомнился вчерашний вечер. Тогда еще стояла осень. После обеда он натянул резиновые сапоги, взял куртку и в три прыжка сбежал по лестнице. Было воскресенье, и в городе останавливался ночной поезд, идущий на юг. В него почти никто никогда не садился. И еще реже кто-нибудь из него выходил. Но как знать наверняка? Юэлю частенько удавалось тайком опустить маленькое письмо в ящик почтового вагона. «Я слежу за вами», — писал он, подчеркивая букву Я. Он всегда писал одно и то же. Но имена на конверте указывал разные — брал их наугад из папиной газеты. А адреса выдумывал сам. Улица Чудес, дам 9. Или Аллея Кузнеца Лундберга, дом 12. И всегда боялся, вдруг где-то в мире и вправду есть такая улица. Он подозревал, что на почте работают секретные агенты, которые день и ночь выслеживают тех, кто посылает такие письма. Поэтому написать на конверте название города, который существует на самом деле, он не решался и старательно изучал справочник «Когда? Где? Как?» в школьной библиотеке. Это был календарь событий за прошлый год. В конце приводился список больших и маленьких городов Швеции. По нему можно было выяснить, какой город стал больше. А какой меньше. Город Юэля уменьшался с каждым годом. Поэтому Юэль все больше и больше убеждался — никто не хочет здесь оставаться. И никто не хочет сюда переезжать. Если так пойдет и дальше, то они с папой Самуэлем скоро останутся единственными жителями. Однажды Юэль попытался объяснить это Самуэлю. Но тот лишь рассмеялся. — У этой реки всегда будут жить люди, — сказал он. — Но почему именно мы должны жить тут? — спросил Юэль. На это Самуэль не ответил. Он усмехнулся еще раз, надел очки и принялся читать газету. Но Юэль все равно проверял в «Когда? Где? Как?», что городов, в которые он посылал секретные письма, в Швеции нет. Никакого Юэльсхольма или Гранеборга. Почтовых марок на конверты он не наклеивал. Он их рисовал. Рисовал старика с большим носом. Раз на письмах адрес выдуманный, то не нужны и настоящие марки. Потом письмо нужно было осторожно бросить в почтовый вагон. У начальника станции Книфа острый глаз, и он может разозлиться и поднять шум. Но пока еще Юэль ни разу не попадался. В своем дневнике он подсчитал, что со скорым поездом он отправил всего одиннадцать писем. Последнее он украдкой сунул в вагон вчера вечером. Тогда на дворе еще была осень. Но под шинами уже похрустывал морозец. Юэль ехал на велосипеде от станции, запыхался, изо рта вырывался белый парок. Середина ноября. В это время снег обычно уже лежал. Но в этом году его еще не было. Зима не торопилась. И опять снег тайком выпал ночью. Юэль бросил взгляд на будильник, который стоял на табуретке рядом с кроватью. Надо торопиться, а не то опоздаешь в школу. Как всегда, он уже опаздывал. Он шмыгнул в ванную, наскоро умылся, оделся и вышел на кухню. Самуэль собирал свой рюкзак. Папа Самуэль, моряк, который стал лесорубом. Юэль часто жалел, что не случилось наоборот. Чтобы лесоруб стал моряком. Тогда они не жили бы у этой реки, так далеко от моря. И модель старинного парусника под названием «Целестина» не висела бы у них на стене. Если бы все было иначе, она висела бы в каюте корабля, колышущегося на мягких морских волнах. Часто Юэлю казалось, что взрослых невозможно понять. Они порой сами не знают, что для них лучше. Постоянно твердят, что делают все, чтобы их детям было хорошо. Но разве детям может быть хорошо, если родители не способны позаботиться даже о самих себе? Много лет, с тех пор, как ушла Енни, Юэль был сам себе мамой. И он всегда знал, что для него лучше. Но Самуэль — это безнадежный случай. Он любит говорить, что когда-нибудь, скоро, еще не сейчас, но скоро они соберутся и уедут отсюда. Но этого не происходит. И Юэль уже очень давно перестал ему верить. Самуэль такой же, как другие взрослые. Он не понимает, что для него лучше. А ведь ему уже много лет. Ему поздно учиться. И поздно учить Юэля. Самуэль допил кофе и ополоснул чашку. «Сейчас он скажет, что мне надо торопиться», — подумал Юэль. — Торопись, а не то опоздаешь в школу, — сказал Самуэль. Юэль стоял на коленях, сунув голову в шкаф, в котором валялось все — от обуви до старых газет. Он искал ботинки. Он знал, что сейчас Самуэль спросит, слышал ли он, что ему говорят. — Ты слышишь, что тебе говорят? — спросил Самуэль. — Да, — ответил Юэль. — Но я не опоздаю. Я успею. Он вытащил ботинки и сел у стола, чтобы зашнуровать их. Сначала он их тряхнул. На пол вывалился крысиный помет. Но дохлой мыши не было. В прошлом году он нашел ее в левом ботинке. Между тем Самуэль упаковывал свой ранец. Он положил пакет с бутербродами, бутылку молока и термос с кофе. Юэль искоса взглянул на него. Папа начал стареть. А ведь ему всего сорок один год. Но спина уже ссутулилась. И щеки ввалились. К тому бреется он все реже и реже. И неаккуратно. Юэлю неприятно было думать об этом. Какой-то холодок пробирал его до костей.