– У меня мало фей, с которыми можно ставить опыты, а процесс экстракции долог и требует большой тщательности, – осторожно ответил он. Ингрит указала рукой на светящийся цветок, аккуратно поставленный в тонкую стеклянную вазу. – Какая «экстракция»? Откуда? Из цветка? – спросила королева, начиная раздражаться. Она пришла сюда, ожидая увидеть конкретный результат, а этот лопоухий пикси начинает рассказывать ей басни! Ликспитл осторожно приблизился на шажок к королеве и начал объяснять: – Гробоцветы... Они растут из могил фей и содержат их квинтэссенцию, или субстанцию, которую можно назвать первоосновой... – Пикси осторожно прикоснулся к лепестку красного цветка и закатил глаза. Выражение его лица стало торжественным, как и его тон. – Пропорция, в которой надлежит смешивать цветочный экстракт с железом, требует очень тщательного определения... – Замолчи и покажи, что у тебя получилось! – оборвала его Ингрит. Не хватало ещё выслушивать эту научную белиберду! «Квинтэссенция»! «Субстанция»! Ей нужен результат. Это для неё жизненно важно. Точка. Ликспитл быстро повернулся к сидящим в банках феям, и те испуганно отпрянули, прижимаясь спинками к стеклу. – Ну, кто желает попробовать моей пыльцы для фей? – весело спросил Ликспитл. Он нашёл взглядом грибного эльфа, открыл банку и сунул в неё руку. Но когда он, казалось, уже схватил эльфа, тот очень сильно злобно укусил его за палец. Ликспитл вскрикнул, выронил эльфа и, закрыв банку, тут же нашёл новую жертву. Это был эльф-одуванчик – вялый, с бледными, колышущимися у него над головой волосиками-пушинками. Ликспитл без всяких приключений схватил его и перенёс на лабораторный стол. Ингрит наклонилась вперёд, чтобы лучше видеть. Ликспитл взял щепотку красного, только что созданного им песка и посыпал им эльфа-одуванчика. У того моментально округлились глаза и открылся рот. Ещё мгновение -– и эльф превратился в одуванчик. Самый обыкновенный одуванчик. Молчаливый и неподвижный. Другими словами, эльф умер. По лицу Ингрит медленно расплылась улыбка. – Был эльф – не стало эльфа, – сказала она, беря в руки одуванчик и поднося его к губам. Дунула – и по лаборатории поплыли в воздухе пушинки-парашютики. – Ваше величество, – осмелел Ликспитл, видя, что королева очень довольна. -– У меня сколько угодно железной пыли для работы, но нет гробоцветов с вересковых топей, а без них никуда. Мне нужно много этих цветков, очень много. – Ты получишь всё, что тебе нужно, – кивнула Ингрит, рассматривая оставшийся у неё в руке стебель одуванчика. Её не волновало, во что обойдутся эти цветки. Ликспитл всё равно их получит. Получит, потому что это даст ей в руки оружие, которым можно уничтожить весь волшебный народец. И можете не сомневаться – вскоре она его применит. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ МАЛЕФИСЕНТА ЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ ПРОСТО УЖАСНО. ДНИ СМЕНЯЛИ ДРУГ ДРУГА, А РАНА НА ЖИВОТЕ НИКАК НЕ ЗАЖИВАЛА, оставалась воспалённой. Поначалу она думала, что поскольку вокруг неё все свои, то они, наверное, знают, как лечить такие раны. Но железо есть железо, это самое сильное оружие, которое только есть в распоряжении людей, и справиться с ним чрезвычайно сложно. Оставаясь в лечебнице, она старалась сохранять спокойствие, пока один из эльфов-целителей мял и щупал её рану. Боль при этом была такой, что пронизывала всё тело до самых кончиков пальцев. Тёмная фея инстинктивно оскалила клыки, но на эльфа-целителя они не произвели ровным счётом никакого впечатления. – Как ты себя чувствуешь? Услышав голос Коналла, Малефисента повернула голову и медленно расправила крылья, раскинув их почти от стены до стены лечебницы. – Достаточно хорошо, чтобы летать, – ответила она, стараясь придать голосу твёрдость, хотя от каждого движения у неё от боли темнело в глазах. Но ей очень не хотелось показывать перед Коналлом свою слабость. Последние несколько дней прошли в разговорах о подготовке к свадьбе в Ульстеде – правда, совсем не в том ключе, в каком этого ожидала Малефисента, когда Аврора (как же это было давно!) впервые призналась, что принц сделал ей предложение. Тогда Малефисента вообще считала, что разговаривать не о чем: нет, и всё, и закончили с этой ерундой. Но Аврора ответила на то дурацкое предложение согласием, вот в чём дело! А теперь... А теперь Малефисента не имеет никакой возможности даже просто поговорить с ней о чём-нибудь, а уж тем более о её свадьбе. Разговаривать о свадьбе с Боррой тоже бесполезно: его не волновало, кто на ком женится, он был занят только тем, что придумывал планы нападения на людей во время этой свадьбы. Поговорить с Коналлом о возможности уладить всё дело миром, конечно, можно, но для Малефисенты всё уже было решено. Поворотным стал тот миг, когда она увидела юных фей, которые учатся летать внутри Обители, запертые в нём из-за страха перед людьми. Вот тогда-то она и сказала себе, что примет участие в битве, и не важно, чего ей это будет стоить. Коналл немного помолчал, обдумывая слова Малефисенты о том, что она может летать. Смотрел на неё не мигая, затем наконец кивнул и спросил: – Ну, а когда ты попадёшь внутрь замка? Когда ты увидишь её? У тебя хватит сил? Произнося это, он придвинулся ближе. Малефисента взяла его за руку, собираясь попросить, чтобы он оставил её одну, но вдруг почувствовала пальцами бугорки на коже Коналла. Взглянув на них, она увидела, что это шрамы от ожогов. – Ты воин? – спросила она. Судя по шрамам, это так, хотя Коналл всегда выступает против воинственных планов Борры. – Был воином, – уточнил Коналл, и глаза у него потемнели. – Долгое время был. Теперь уже нет. – Что изменилось? – коротко спросила Малефисента. – Ты, – ещё короче ответил он. Этот ответ удивил Малефисенту, и она в недоумении склонила голову набок. – Ты и Аврора, – с улыбкой добавил Коналл. – Вы показали мне иной путь. Малефисента разочарованно уронила руку. Ну вот опять. Но представления Коналла о её отношениях с Авророй уже устарели. Они остались в прошлом. – Я уже говорила тебе, что это была моя ошибка, – сказала Малефисента. – Это не было ошибкой, – покачал он головой. – Это был выбор. Твой выбор. Она длинно, тяжело выдохнула. Он просто бесил её, этот Коналл. Снова и снова твердил, что она не должна участвовать в сражении. Там, где Борра говорил «Уничтожь», Коналл говорил «Прости». Настаивал на том, чтобы она держалась в стороне от схватки и восстановила свои отношения с Авророй. Но при этом он очень внимательно следил за тем, как поправляется Малефисента. А тогда зачем? – Почему ты мечтаешь, чтобы я скорее поправилась, если не хочешь, чтобы я участвовала в битве? – спросила она. Коналл ответил не сразу, долго смотрел на Малефисенту и только потом с улыбкой сказал: – Возможно, готовлю тебя к более серьёзной схватке. – Сказал – и вышел из комнаты. Малефисента проводила его взглядом, мысли роились у неё в голове. Только она начала верить, что стала совершенно бесчувственной, как в сердце у неё вновь что-то ожило, защемило. И всё из-за Коналла. Аврора чувствовала себя очень неловко. Даже, пожалуй, глупо. Вот уже несколько часов она танцевала – точнее, пыталась танцевать, кружа в паре с Филиппом по огромному бальному залу в замке Ульстед. Ингрит внимательно следила за ними, а за роялем сидела телохранительница королевы Герда и раз за разом наигрывала свадебный вальс, которым молодожёны должны будут открыть свадебный бал. Ноги у Авроры стали словно каменными, и хотелось ей сейчас только одного – сесть и чем-нибудь перекусить. Но стоило ей или Филиппу замедлить шаги, стоило Авроре хотя бы раз споткнуться, как Ингрит тут же хлопала в ладоши и приказывала: – Ещё раз. Авроре казалось, что эта пытка танцем никогда не закончится. Мелькнула было у неё слабенькая надежда, когда они с Филиппом прошли весь танец без сучка и задоринки, но и тут Ингрит не отпустила их: она подала Авроре новое орудие пытки – туфли на высоченных каблуках-шпильках, и сказала: – Ещё раз. И они с Филиппом начали всё с начала, только теперь Авроре стало ещё мучительнее передвигаться на этих копытах. Да ещё попадать в такт. И всё же наступил момент, когда Ингрит, похоже, всё устроило. Она кивнула Герде, и музыка наконец прекратилась. Опустив плечи, Аврора побрела к стульям. Вы думаете, ей сразу удалось присесть? Как бы не так! До этого Ингрит загнала её в свою гардеробную, где Аврору переодели, причесали и подгримировали к вечернему чаю. По своему обыкновению, Аврора на всё старалась смотреть позитивно. Уговаривала себя, что когда свадьбу назначают в такой спешке, то, конечно, оставшиеся до неё три дня непременно будут идти кувырком – как же иначе! Другое дело, что она не ожидала, что всё окажется настолько трудно. А ещё Аврора очень тосковала по Малефисенте и по вересковым топям. Последние два дня Аврора каждую минуту была чем-то занята: примерками, встречами за чаем, консультациями, уроками танцев. Филиппа она видела только во время репетиций надоедливого вальса, да и то это всегда происходило в присутствии Ингрит. Так что поговорить им всё равно не удавалось, а Авроре сейчас просто позарез был необходим близкий друг, которому можно открыть душу, поделиться всем, что наболело, поплакаться, наконец. Хотя Аврора и понимала, что Малефисента исчезла, в глубине души у неё продолжала теплиться детская надежда, что она ошибается, что вот сейчас появится её крёстная – и сразу всё уладит, исправит и приведёт в порядок. Но Аврора уже не была ребёнком и знала, конечно, что мечты редко сбываются. Почти никогда. После танцев, переодетая, причёсанная и умытая, Аврора сидела за чайным столом вместе с королевой и знатными дамами. Ингрит сказала, что эти леди – сливки здешнего высшего света, что они должны сейчас составить об Авроре своё мнение, которое затем станет законом для всего Ульстеда. Выпрямившись на своём стуле, Аврора сидела с приклеенной улыбкой на лице и слушала ведущиеся за столом разговоры. Волосы у неё были причёсаны точно так же, как у королевы Ингрит, и на ней было одно из старых, ношеных платьев королевы – тесное, неудобное, какого-то унылого серого цвета. «Если бы сейчас сюда вошла Малефисента, она, наверное, просто не узнала бы меня», – думала про себя Аврора. Заметив, что у одной из дам пустая чашка, Аврора встала и налила ей чаю. Все остальные в это время внимательно следили за ней, словно ждали, что она вот-вот прольёт чай, а когда всё благополучно обошлось, удовлетворённо закивали. – Ваше величество, – сказала одна из них, обращаясь к Ингрит, – она прелестна. – Особенно если учесть, в каких условиях она росла, – добавила другая леди так, словно Авроры здесь, за этим столом, вообще не было. – Её ведь воспитывала та же самая ведьма, что наложила на неё проклятие. У Авроры покраснели щёки. Как они смеют?! Они же понятия не имеют, каким было её детство. А оно у неё было прекрасным, и не вопреки, а благодаря Малефисенте! Глубоко вдохнув, Аврора взяла в руки поднос, надеясь, что ей удастся сменить тему разговора. – Не желаете ли пирожных? -– спросила она таким приторно-сладким голосом, который мог соперничать с самими пирожными. Сидящие за столом дамы рассеянно брали с подноса пирожные, продолжая при этом разговаривать между собой так, словно Аврора была в шапке-невидимке. Аврора вздохнула, посидела за столом ещё немного и, видя, что здесь до неё никому нет дела, тихонько ушла. Пробежав по длинным безлюдным коридорам и из последних сил сдерживая слёзы, она ворвалась в свою комнату и бросилась прямиком на балкон. Ей необходимо было глотнуть свежего воздуха. И ещё побыть в тишине. Но почти сразу же дверь в комнату открылась. Опасаясь, что это пришла Ингрит, чтобы увести её назад, Аврора обернулась и с облегчением вздохнула, увидев, что это Филипп. Заметив её на балконе, он подбежал к ней. – Аврора, – сказал Филипп, глядя на её печальное лицо и покрасневшие от слёз глаза, – скажи, что тебя так тревожит? Она ответила не сразу – не была уверена, что может сказать ему правду. Но с другой стороны – через день они станут мужем и женой, так какие же между ними могут быть тайны? – Мне кажется, что здесь я не на своём месте, – сказала, а точнее прошептала наконец Аврора. – Твоё место рядом со мной, – покачал головой Филипп. Аврора улыбнулась. Она понимала, что Филипп хочет подбодрить её, но... – Здесь все очень добры ко мне, – сказала Аврора, пожимая руку принцу, – но прошло всего два дня, а я уже чувствую себя совершенно другим человеком... – Она замолчала и заглянула Филиппу прямо в глаза.