– Суицид от несчастной любви-с! – как-то нарочито старомодно, совсем как официант в «Есенине» сообщил ей на это другой полицейский, возможно оперативник. – Казашка Марьяна умерла, – тут же пояснила Дайне флегматичная и полная администратор Алиса. – Наглоталась таблеток. Так врач и криминальный эксперт предварительно сказали. Тело уже в морг увезли. Точный диагноз будет после вскрытия. Но, сказали, что все признаки отравления лекарственными препаратами налицо. – Сейчас все формальности выполним, после чего вынесем соответствующее постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, – сообщил следователь. – Самоубийство, конечно, вещь неприятная, но вовсе даже не криминал. – Как отравилась? – пребывая в жутком ступоре от этой шокирующей новости, воскликнула Дайна. – Мы же вчера ночью с ней разговаривали. И она пообещала, что все будет хорошо. – Вот! – сказала администратор Алиса. – А сегодня ее без признаков жизни новые постояльцы обнаружили. Зашли в комнату селиться, а Марьяна на своей кровати лежит, в потолок смотрит стеклянными глазами и ни на что не реагирует. Постояльцы перепугались, селиться в наш хостел наотрез отказались и ушли в другую гостиницу. Ну, а мы врачей и полицию сразу же вызвали. Врачи только недавно уехали. – Хорошо, хоть не в мою смену, – заявила другая, вышедшая сегодня на смену Алисе, девушка-администратор по имени Мина, судя по бейджику на блузке. Она обвела всех каким-то немного безразличным взглядом, и пошла за стойку рецепции. – Ну и дела! – воскликнула Дайна, после чего вернулась в комнату. – Слышала новость? – обратилась она к проснувшейся уже и щурящейся на утренний свет Ирине. Та закивала головой: – Я все слышала. Моя кровать же возле самой двери. Мне здесь все прекрасно слышно. Я, правда, не видела эту самую Марьяну, вчера весь день в постели провалялась, но по разговорам других поняла, что ее парень бросил, и она из-за этого очень сильно страдает. Надо сказать, выглядела Ира сегодня чуть лучше, чем вчера, может быть потому, что выспалась, хотя синяки и ссадины на лице, конечно же, еще не зажили. Да и не могли они пройти так быстро. Ира достала из сумки солнцезащитные очки и, дабы прикрыть синяки и ссадины, водрузила их на переносицу. – Вообще труба! – все еще пребывая в шоке от этой печальной новости, села на свою кровать Дайна и тут же подскочила на месте. Какие-то тревожные мысли сразу же зашевелились в ее голове. Она вскочила и побежала на кухню, где сразу же открыла дверцу шкафчика и заглянула в мусорное ведро. Ведро было пустым. – Что ищете? – поинтересовался сидевший в гостиной со скучающим видом Богдан. – Мусор здесь каждое утро до шести часов в баки за хостелом относят, потому что в шесть приезжает машина и все увозит на полигон. – А сейчас сколько времени? – всполошилась Дайна. – Седьмой час, – сообщил Богдан и принялся объяснять: – А я всегда так рано встаю. Просто не могу долго спать, переломанные кости каждое утро ныть начинают… Дайна не стала его слушать, а сорвалась с места, выскочила на улицу и, добежав до контейнеров, заглянула внутрь. Контейнеры были пусты. – Что случилось? – встретила ее в коридоре все в тех же солнцезащитных очках Ира. Ко всему прочему, чтобы также скрыть ссадины на лице, Ира натянула на голову капюшон. – Ты так быстро выбежала на улицу, будто за тобой кто-то гнался. Надо сказать, что всей этой соей беготней Дайна переполошила даже Богдана, который стуча тросточкой тоже пришлепал в коридор и выглядел теперь несколько взволнованно. – Ничего не случилось, – пробубнила Дайна. – Просто важная улика оказалась безвозвратно утрачена. – Какая еще улика? – посмотрел на нее, как на придурошную, Богдан. – Ты о чем? – насторожилась Ирина. – Улика? – спросил все еще заполнявший протокол следователь. – В самом деле, есть какая-то улика по поводу произошедшего здесь самоубийства? Дайна хотела было рассказать, что имеет подозрение на то, что кто-то из постояльцев вчера в тот самый почти уже просроченный стаканчик йогурта подмешал отраву, вероятнее всего каких-нибудь растолченных таблеток, чтобы вызвать у выпившего молочный продукт передозировку. И ведь неспроста Марьяна, скушав йогурт, заявила вчера, что он горький, решив, что это от ее горьких слез. И поскольку стаканчик йогурта был подписан пусть и чужим именем «Марина», но все же явно предназначался Дайне, значит, отравить хотели именно ее, Дайну… Дайна стояла посреди коридора и размышляла над всем этим. И все, кто был в коридоре терпеливо ждали от нее ответа, но только так и не дождались – Дайна просто ушла к себе в комнату, легла в кровать и с головой накрылась одеялом. – Расскажи, что случилось, – в какой-то момент села на край ее кровати Ира. – Что-то угрожает твоей жизни? Дайна какое-то время молчала, а Ира просто сидела рядом и легонько, как ребенка, хлопала ее по спине. – Не могу пока ничего сказать, – в какой-то момент отозвалась Дайна. – Я и сама еще толком ничего не понимаю. – Хорошо! Не хочешь говорить, не надо. Сказав это, она ушла, а Дайна, накрывшись одеялом, как говорится, дала волю слезам. Она вспоминала вчерашний полуночный разговор с Марьяной и плакала, понимая, что сама своими руками дала ей этот злополучный стаканчик йогурта. И Марьяна выпила этот горький и совершенно не понравившийся ей йогурт до дна из одного только, может быть, уважения к Дайне. Проплакала Дайна с переменными перерывами на дремотное забытье почти до пяти часов вечера, после чего одеяло с себя скинула и огляделась. В комнате она была одна. Света и Вероника, судя по всему, наконец-то оставив свои гаджеты отправились в город на осмотр достопримечательностей. Ира тоже ушла куда-то по своим делам. Постель ее была заправлена, но сумка и вещи все еще были на месте. Дайна встала и направилась в душевую мыть опухшее и раскрасневшееся от соленых слез лицо. В душевой Дайна включила воду, склонилась над раковиной и стала брызгать в лицо ледяной водой, как вдруг обратила внимание на то, что в одной из душевых кабинок кто-то плещется, напевая противным голоском какую-то старомодную песенку. Дайна никогда не пела в душе и просто терпеть не могла, когда это делали другие. Ведь, спрашивается, зачем это вообще делать и, главное, с какой целью. На вешалке рядом с дверцей кабинки висело полотенце, а также достаточно теплое платье цвета горького шоколада и белая вязаная пелеринка. Дайна хотела было уже выйти из душевой, но просто-таки замерла на месте. И все потому, что снова услышала тот самый знакомый цветочный аромат. Это было так странно! Будто невидимая улика, этот знакомый уже Дайне аромат заставил ее медленно двинуться по невидимому, разлитому в воздухе следу. Стараясь не потерять эту тоненькую ниточку, Дайна сделал пару шагов и почти что уткнулась в подвешенную на крючок вязанную белую пелеринку библиотекарши Марьи Христофоровны. Аромат цветочных духов исходил именно от нее. И для Дайны все сразу же встало на свои места. Потому что теоретически для Марьи Христофоровны не составило бы никакого труда подсыпать в йогурт со стикером, на котором написано имя «Марина» какие-нибудь сильнодействующие растолченные в ступке таблетки. Она, вероятнее всего, в силу возраста и жизненного опыта очень хорошо разбирается в действии, в том числе и побочном, разного рода лекарств. Это открытие будто оглушило на время Дайну. Ведь и в квартиру при наличии отмычки эта пожилая женщина попасть вполне могла. И раскрутить выключатель и вылить на пол ведро или два воды она тоже могла. «Вот ведь какая гадина!» – промычала про нее Дайна и поймала себя на мысли, что никогда не имела симпатии ко всем этим чопорным и правильным старушкам, которые, к примеру, кормят зерном голубей в парке. Сидит такая бабуля, божий одуванчик, и с милым щебетанием подсыпает птичкам зернышки, а сама всякие гадости про всех думает. Впрочем, злое негодование это было то самое немногое, что могла Дайна сделать во всей этой ситуации. Никаких прямых улик, которые изобличали бы зловредную старушенцию у нее не было, разве что аромат цветочных духов… Но это тоже, судя по всему, не аргумент, в первую очередь потому, что предъявление для опознания по духам не проведешь, да и мало ли их этих флаконов с легким цветочным ароматом есть у женщин. При таком раскладе можно каждую женщину, надушенную цветочными духами, подозревать. Дайна больше не стала как-то особенно размышлять на этот счет, выскочила из душевой, направилась в свою комнату и принялась спешно собирать свои вещи. – Уезжаешь? – спешно заскочив в комнату, поинтересовалась у нее Ирина. Дайна на это только молча кивнула. – Тебя ведь, Дайна, на самом деле зовут? – спросила Ира и прикрыла за собой дверь. И Дайна только выпучила на нее удивленные глаза. – Просто какой-то лысый парень сейчас о тебе спрашивает у администратора и даже показывает твое фото, – осторожно выглянув в коридор, сказала Ира. – Гога! – упавшим голосом догадалась Дайна. – Но, как он нашел меня? – Разослал, наверное, повсюду по электронке запросы и все дела. А потом приехал, когда ему дали ответ. Ты что-то натворила? – поинтересовалась Ира. – Мне нужно бежать, – коротко ответила ей Дайна. – Я помогу тебе, – сказала Ира. – Но как? Здесь же на окне решетка! – Быстро переодевайся в мою одежду! Она тут же водрузила на нос Дайны солнцезащитные очки и принялась стягивать с себя мастерку. В дверь постучали. – Одну минуточку! Я не одета! – взвизгнула Ира. – Тут Марину спрашивают, – сообщила из-за двери администратор Мина. – И говорят, что она никакая не Марина, а Дайна. – Марина спит, – сказала на это Ира. Мужской голос за дверью что-то пробурчал, и Мина сказала: – Тут говорят, что надо ее разбудить, потому что к ней есть вопросы.