– И я тоже, – выпалила я. На лице женщины появилось удивленное выражение. Я погладила Мани, а он тут же лизнул меня в лицо. Надо бы отучить его от этого. Наконец мы добрались до санатория. Я не люблю больницы, но это здание было похоже на шикарный отель. Что ж, это только лишний раз подтверждает, что с большими деньгами живется неплохо. Женщина проводила нас до палаты Гольдштерна. Он сидел в кресле, и настроение у него, похоже, было отличное. Мани тут же подскочил к нему, виляя хвостом. Первым делом он облизал ему все лицо. – Со мной он тоже так себя ведет, – сказала я. – Я решила отучить его от этой привычки. – Я рад, что ты пришла, – поприветствовал меня Гольдштерн. – Я тоже ждала этого дня, – честно призналась я. При этом я даже сама не могла объяснить, почему так радуюсь. Конечно, прежде всего мне хотелось выяснить, почему Мани умеет разговаривать. Гольдштерн некоторое время осторожно играл с лабрадором. Похоже было, что он еще испытывает боль от резких движений. Но в целом видно было, что дела у него идут на поправку. Спустя некоторое время он опять обратился ко мне. Его интересовало все, что касалось Мани. Я рассказала ему, чем его кормят и как часто мы с ним выходим гулять. Я сообщила также, что с нами на прогулку выходит Наполеон и Мани помогает мне обучать его. Гольдштерн с довольным видом кивнул: – Я еще при первой встрече понял, что ты умеешь обращаться с животными. Можешь гордиться этим. – Я завтра же запишу это в свой «Дневник успеха», – нечаянно вырвалось у меня. Гольдштерн удивленно поднял на меня глаза. – Ты ведешь «Дневник успеха»? Кто тебя этому научил? Я покраснела. Как мне ему объяснить? Я ведь никому не имела права рассказывать, что Мани умеет говорить и что он учит меня многим вещам. Гольдштерн почувствовал, что мне стало неловко. Вопросительное выражение тут же исчезло с его лица. – Давай не будем говорить об этом, – предложил он. – Да нет, что вы, – поспешно сказала я. – Я только не могу вам сказать, кто подал мне эту мысль. К моему удивлению, Гольдштерн принял мое объяснение без всяких возражений. – У меня тоже есть свои тайны, и я ничего не имею против, если собеседник хочет сохранить что-то в секрете. После такого ответа у меня стало легче на душе. Видимо, Гольдштерн относился ко мне всерьез. – Я все время задаю себе вопрос, – сказал он, – что отличает тебя от большинства детей. Ты не можешь мне сказать? Я задумалась. До того как у нас появился Мани, я была совершенно «нормальной». Но теперь все изменилось. – Просто я думаю о других вещах, – ответила я. – Я хочу заработать деньги, чтобы полететь в Калифорнию и купить себе компьютер. И я рассказала Гольдштерну о своем перечне из десяти желаний, о копилках, об «Альбоме мечты», о том, сколько денег я заработала за первую неделю, выгуливая Наполеона. Я также сообщила ему о денежных проблемах родителей и о Марселе. Гольдштерн слушал очень внимательно. Он был прекрасным слушателем. Когда я закончила свой рассказ, он сказал: – Кира, меня очень порадовало то, что ты мне рассказала. Я уверен, что ты осуществишь все свои желания. Главное только, чтобы никто не смог сбить тебя с пути. – Мама меня уже высмеяла, – перебила я его и рассказала о том случае, когда мама нашла мои «Копилки мечты». – Над тобой будут смеяться и другие люди. Но таких, которые будут относиться к тебе с уважением, будет еще больше, – успокоил меня Гольдштерн. – Кроме того, я не думаю, что мама хотела тебя обидеть. Видимо, эта идея просто показалась ей несбыточной и нереальной. Но часто легче бывает добиться несбыточных целей, чем самых обычных и мелких. Ведь если ты ставишь перед собой большую цель, то и стараться надо намного больше. Мани тем временем убежал в парк и носился там среди кустов. – Мы еще не обсудили с тобой один очень важный пункт, – продолжал Гольдштерн. – Ты уже долго ухаживаешь за Мани, и я должен возместить тебе все расходы. – Но корм покупаю не я, а родители. Кроме того, я очень люблю Мани, – ответила я. – Я хочу выписать для твоих родителей чек, – невозмутимо продолжал Гольдштерн. – Кроме того, неплохо было бы, если бы ты как-нибудь привезла их сюда. Может быть, я смогу чем-то помочь им в их финансовой ситуации. Я почувствовала облегчение, что это предложение исходило от него. Дело в том, что я не знала, как заговорить с ним о том, чтобы он дал консультацию моим родителям. А Гольдштерн продолжал: – Но и ты тоже должна что-то получить… Дай-ка я подсчитаю. Ты ухаживаешь за Мани почти уже целый год. Что ты скажешь, если я оценю твою работу в десять марок за день? Меня смутила эта мысль. – Я делала это потому, что сразу полюбила Мани, а вовсе не из-за денег, – сердито ответила я. Гольдштерн рассмеялся. Но у меня почему-то не было ощущения, что он смеется надо мной. – Кира, большинство людей думают точно так же, как и ты. Когда-то и у меня были похожие мысли. Но назови мне хоть одну причину того, почему нельзя зарабатывать деньги, занимаясь любимым делом? Что-то похожее я уже слышала. Да, правильно, об этом мне говорили и Марсель, и Ханенкамп. И все же меня не покидало чувство неловкости. – Я хочу тебе кое-что сказать, – продолжал Гольдштерн. – Я даю тебе десять марок в день как раз потому, что ты любишь нашего Мани. Я уверен, что ему с тобой хорошо. Именно искреннее отношение к делу и делает твою работу такой ценной. Он, конечно, полностью не убедил меня, но искушение было слишком велико. Я попыталась подсчитать, сколько же это получится за год… У меня есть дурная привычка кивать головой и прищуривать глаза, когда я считаю в уме. Господин Гольдштерн рассмеялся, и я поняла, что он раскусил меня. – Да, это немалые деньги, – сказал он серьезным тоном. – Но я хочу поставить тебе одно условие. Пятьдесят процентов из них ты должна сэкономить. – Я их все сэкономлю, – радостно воскликнула я. – Ведь мне надо следующим летом в Сан-Франциско. – Под экономией я понимаю вовсе не это, – возразил он мне. – Ты же так или иначе потратишь эти деньги. И это правильно. Деньги для того и созданы. Но ты должна отложить половину этих денег и ни на что не тратить их. – А зачем же тогда деньги, если их не тратить? – удивленно спросила я. – Чтобы жить на них, – объяснил Гольдштерн. – По этому поводу я могу тебе рассказать одну историю. Я очень люблю всякие истории, поэтому уселась поудобнее и приготовилась слушать. Тем временем вернулся Мани и улегся у наших ног. Казалось, что ему тоже нравится тема, которую мы обсуждаем. – Жил-был один крестьянин. Каждое утро он приносил из курятника яйцо себе на завтрак. Но в один прекрасный день он обнаружил, что его курица снесла золотое яйцо. Сначала он подумал, что это чья-то шутка, и на всякий случай отнес яйцо к ювелиру. Тот подтвердил, что яйцо из чистого золота. Крестьянин продал яйцо за большие деньги. Вечером он закатил роскошный пир. На следующий день он поднялся пораньше и пошел в курятник, чтобы посмотреть, не снесла ли курица еще одно яйцо. И действительно, в гнезде лежало новое золотое яйцо. Так продолжалось в течение нескольких дней. Но потом его одолела жадность. Он злился на курицу за то, что она не могла объяснить ему, каким образом она это делает. Ведь тогда он смог бы сделать это сам. Кроме того, эта лентяйка-курица могла бы нести хотя бы по два яйца в день. В конце концов он настолько разозлился, что побежал в курятник и зарезал курицу. С тех пор золотых яиц у него больше не было. Мораль этой истории такова: не режь курицу, несущую золотые яйца. Гольдштерн откинулся в кресле и выжидательно посмотрел на меня. – Вот дурак! – воскликнула я. – Теперь у него не будет золотых яиц. Гольдштерна, очевидно, порадовала моя реакция. Мани лежал, слегка виляя хвостом. – Значит, ты так не поступила бы? – Конечно, нет, – уверенно ответила я. – Я же не тупая. – Тогда я объясню тебе смысл этой истории. Курица – это деньги. Если ты вложишь деньги в дело, то получишь проценты. Вот это и есть золотые яйца. Я не была уверена, что все поняла правильно, и Гольдштерн продолжил: – У большинства людей на момент рождения нет никакой «курицы». Это значит, что у них недостаточно денег, чтобы жить на проценты с них… – Но для того, чтобы жить на одни проценты, надо иметь очень много денег, – перебила я. – На самом деле требуется значительно меньше, чем ты себе представляешь. Если бы у тебя было двадцать пять тысяч марок и ты получала с них двенадцать процентов, то вышло бы три тысячи марок в год. – Ничего себе! – с восторгом воскликнула я. – Это же двести пятьдесят марок в месяц. А двадцать пять тысяч при этом остаются целыми. – Совершенно верно, – подтвердил Гольдштерн. – Двадцать пять тысяч – это твоя «курица». Ты же не собираешься ее резать? Эта идея мне очень понравилась. Но тут же родилось и возражение: – Но если я начну копить деньги на «курицу», то нескоро смогу поехать в Калифорнию. – Вот здесь ты и должна принять решение, – кивнул мой собеседник. – Если у тебя не хватит терпения, то ты возьмешь деньги и потратишь их. Но тогда ты убьешь своего «цыпленка». А можешь откладывать часть своих заработков, и через некоторое время у тебя будет столько денег, что на одни проценты с них ты сможешь каждый год летать в Калифорнию. Это было убедительно. Но все же мне очень хотелось побывать следующим летом в Калифорнии. Однако и «курицу» иметь тоже было бы неплохо. Хорошо бы, конечно, и то, и другое. Я вздохнула: – Трудно сделать выбор между «курицей» и своими желаниями. – А тебе не обязательно от чего-то отказываться. Можно совместить и то, и другое, – улыбнулся Гольдштерн. – Предположим, ты заработала десять марок. Эти деньги надо распределить. Большую часть ты кладешь в банк. Потом откладываешь некоторую часть для своих копилок, а оставшееся тратишь. Да, похоже, это было решение. Я сразу же начала прикидывать, как лучше разделить эти десять марок. Задача оказалась нелегкой. – Как же мне разделить их? – спросила я. – Все зависит от твоих целей. Если ты будешь откладывать на курицу всего по десять процентов, то будешь жить вполне зажиточно. Но если хочешь быть по-настоящему богатой, то откладывать надо больше. Я завел себе привычку откладывать на «курицу» по пятьдесят процентов от всех своих заработков.