– Ну, в смысле, что носим обручальные кольца на левой руке, – отрапортовала я. Мне этот Олег сразу понравился, и я, что греха таить, старалась тоже ему понравиться. В моей душе зашевелился укол ненависти к этой противной Асе, которой достался такой замечательный молодой человек. – А это правда, что вы из Москвы? – поинтересовалась я. – Правда, я родился и вырос в Москве. Потом женился на тете Асе. А потом у нас родился сын Артем. Ему пять, и он очень хороший мальчик, я надеюсь, что вы с ним подружитесь. – Очень надо, – огрызнулась Маня. Я помертвела. Мне было очень стыдно за свою подругу. Манька из улыбчивой и вежливой девочки превратилась в маленького злого бесенка, смотрела исподлобья, стояла руки в боки и воинственно топорщилась круглым пузом. Но отчитывать подругу при чужом человеке было бы последним делом, поэтому я, как ни в чем не бывало, продолжила светский разговор: – А где ваша жена? – Они со Светой и детьми пошли прогуляться по поселку, а я решил пока заняться йогой, – пояснил Олег. – Скоро вернутся, вы сможете познакомиться с нею. – Ладно, я пошла, некогда мне тут с вами разговаривать, – процедила сквозь зубы Манька. Она сделала лицо кирпичом, спустилась по ступенькам во двор, вырвала голыми руками торчащий из-под лестницы стебель матерой крапивы и, размахивая им по сторонам, пошла к калитке. Я покорно поплелась за ней, предварительно сдернув со своей головы панаму, – позориться, так вместе. Вырвать стебель крапивы смалодушничала. – Девочки, вы так и не сказали, как вас зовут! – крикнул нам вдогонку Олег. – И скажите на милость, зачем вам крапива? – Зита и Гита, – не оборачиваясь, зло ответила Маня, – нас зовут Зита и Гита, а крапива нам нужна для занятий йогой. – Она пропустила меня вперед и демонстративно громко стукнула калиткой. Мы прошли вдоль забора Тетисветыного дома и свернули за угол. И только здесь Маня выкинула крапиву в кусты. – Кусачая, зараза, – процедила она сквозь зубы. – Чешется? Может, смочить ладонь водой? – спросила я. – До дома дотерплю, – Маня впервые глянула на меня и тут же отвела глаза. Выражение ее лица было такое, что у меня сразу пропала всякая охота задавать ей лишние вопросы. – А давай наперегонки! – предложила я. – Побежалииииииии! – заорала Манька. Когда мы ворвались в дом, мама пыталась накормить мою младшую сестру Сонечку картофельным пюре. Маленькая Сонечка чуть ли не с рождения демонстрировала поразительную разборчивость в еде. Все, кроме докторской колбасы и перьев зеленого лука, она категорически исключила из своего рациона. Вот и сейчас она с облегчением выплюнула пюре себе на слюнявчик и потянулась ручками к нам. – Зями меня на юкки, – пролепетала жалобно. Манька состроила ей козу, погладила по головке. Хмыкнула. Из ее ноздри выдулся большой пузырь. Маня с шумом втянула его обратно. – Тетьнадь, я, кажется, влюбилась, – ошарашила она маму. – Так, – мама вытащила из кармана платок и заставила Маньку высморкаться, – и в кого это ты влюбилась? – В мужа тети Аси. – Маня посмотрела на маму долгим немигающим взглядом, потом тяжко вздохнула: – Вот! Вы только не говорите ничего Ба, а то она сделает все возможное, чтобы помешать мне выйти за него замуж! Мама выронила платок. Оставшаяся без внимания Сонечка дотянулась до тарелочки с пюре и с наслаждением погрузила туда свои пухленькие ручки. Это была «взрослая» и, увы, самая беспощадная в своей безответности любовь моей Мани. Все оставшиеся дни пребывания Тетисветыных гостей она посвятила целенаправленному сживанию объекта своего почитания со света. Методы ухаживаний у Мани были самые разнообразные. То, движимая желанием покорить Олега щедростью, она собрала по всей округе разную интересную сувенирную мелочь, как то: горсть мухоморов, с десяток червивых желудей, пластмассовое ведро (без дна, но зато с ручкой), дырявый резиновый мяч, полукруг чаги и насквозь просохшую коровью лепешку. Подарки она красиво сложила возле калитки дома тети Светы. Радости тети Светы и ее гостей, наверное, не было предела! То, решив пленить рыцаря своего сердца хозяйственными талантами, Манька соорудила из увесистого камня и большого листа лопуха муляж голубца. Она собиралась дождаться, пока Олег выйдет из дома и запулить в него этим кулинарным шедевром. К счастью, до смертоубийства Олега дело не дошло. Муляж голубца передал ему мальчик Артем, который как раз в это время играл во дворе дома тети Светы. Мы, к сожалению, не застали выражения лица Олега при виде такого подарка, но думаю, оно было более чем довольным. Потом Манька, не дождавшись от Олега ответных чувств, решила преподнести ему самое ценное, что у нее было, – кулон, который ей подарила Ба. К сожалению, во время торжественной церемонии вручения подарка, рядом оказалась эта выдра Ася. Она начала скандалить, а потом увела Олега со двора. Пришлось нам с моей подругой несолоно хлебавши возвращаться домой. На третий день, под покровом ночи, изнуренные Манькиными ухаживаниями, московские гости отбыли восвояси. Вполне возможно, что Олег уезжал на всякий случай переодетый, как Керенский, в костюм сестры милосердия. Это так папа предположил, комментируя поспешный их отъезд. На третий день, под покровом ночи, московские гости отбыли восвояси. Вполне возможно, что Олег, истерзанный разрушительными ухаживаниями Мани, уезжал на всякий случай переодетый, как Керенский, в костюм сестры милосердия. Это так папа предположил, комментируя поспешный их отъезд. – Во всяком случае, – продолжил он в задумчивости, – кто-нибудь из них должен был сдаться – или Маня, или Олег. Просто у Олега оказался хороший инстинкт самосохранения, – рассмеялся папа и натянул Мане на глаза панаму. – Ну что, маленький агрессор, неси карты, сейчас будем резаться в подкидного дурака! Манюня разочаровывается в любви Вы только не подумайте, будто Олег был единственной Маниной детской любовью! Потому что за долгие одиннадцать лет своей жизни Манюня влюблялась пять раз. Первой Маниной любовью стал мальчик, который перевелся в их группу из другого садика. Мальчика звали Гариком, у него были круглые желтые глаза и рыжие кудри. Ритуальный полуденный сон Гарик упорно игнорировал. Он тихонечко лежал в своей кроватке, выдергивал из пододеяльника нитки и долго, вдумчиво их жевал. «Какой глупенький», – решила Манька и тотчас в него влюбилась. В знак своей любви она выдернула нитку из пододеяльника, скатала ее в комочек и принялась жевать. Нитка на вкус оказалась совсем пресной. «Фу», – поморщилась Манька. – Она же совсем невкусная! – шепнула она Гарику. – А мне вкусно, – ответил Гарик и выдернул новую нитку. «Я его отучу от этой плохой привычки», – решила Манька. К сожалению, Гарик через неделю вернулся в свой прежний садик, потому что новый ему категорически не понравился. А может, в старом нитки были вкуснее. Маня погоревала-погоревала, но потом ей это надоело, и она решила найти себе другой предмет для воздыханий. Она перебрала в уме все возможные кандидатуры и остановила свой выбор на воспитательнице Эльвире Сергеевне. Почему-то. У Эльвиры Сергеевны была длинная пушистая коса и родинка на изгибе локтя. – Хочу себе такую же, – потребовала Манька. – Через десять лет у тебя на руке появится точно такая родинка, – пообещала Эльвира Сергеевна. «Теперь я буду любить ее вечно», – решила Манюня и принялась выказывать Эльвире Сергеевне знаки внимания, как-то: ходила за ней хвостиком и периодически, как заправский рыцарь, преподносила своей даме сердца золотые украшения, которые тайком таскала из шкатулки Ба. Эльвира Сергеевна честно возвращала все украшения и просила не наказывать Маньку. В первый раз Ба великодушно простила внучку. Во второй раз она пригрозила оставить ее навсегда и на веки вечные без конфет. В третий раз терпение Ба лопнуло, и она таки наказала Маню – оглушила подзатыльником и поставила в угол. Пока Манюня, уткнувшись лицом в стену, восстанавливала рефлексы, Ба немилосердно шинковала капусту и рассказывала истории про детей, которые родились честными, но потом стали воришками. – И за это государство посадило детей в темную и холодную тюрьму, – заключила она. – Их хотя бы кормили там? – обернулась к ней Манюня. – Манной кашей, с утра и до вечера каждый день! – рявкнула Ба. – Буэ, – поежилась моя подруга. Потом Манька пошла в первый класс и влюбилась в мальчика из параллельного «Г». Звали мальчика Араратом, и отчаянно грассирующая Манька из кожи вон лезла, чтобы правильно произнести его имя. Впрочем, тщетно. Два «р» подряд были непосильной для Манюни задачей – она начинала булькать и тормозить уже на первом слоге. Правда, сдаваться не собиралась. – Агхагхат, – приперла как-то к стенке своего возлюбленного Манюня, – а как тебя по отчеству зовут? – Размикович, – побледнел Арарат. – Издеваешься надо мной, что ли? – рассердилась Манька и ударила его по голове портфелем. Так как за последние два дня это был третий удар портфелем по Араратовой голове, то учительнице ничего не оставалось, как вызвать в школу Ба. Ба молча выслушала все претензии, вернулась домой, выкрутила Маньке ухо до победного хруста и повела к Арарату – извиняться. Не выпуская Манькиного уха из руки. Такого унижения Манюня Арарату не простила и мигом его разлюбила. «Никогда больше не стану влюбляться в мальчиков!» – твердо решила она. Мужская половина начальных классов Бердской средней школы № 3 вздохнула с облегчением. Когда Маня училась в третьем классе, по телевизору показали фильм «Приключения Электроника». И моя подруга не придумала ничего лучше, чем влюбиться в Николая Караченцова, который играл гангстера Урри.