– Это еще не все. Все слуги лежат либо поверх стражников, либо в их крови. – Пурити указала на темную лужу, где, раскинув руки, лежал пожилой мужчина в одеяниях княжеского конюшего. Судя по всему, он поскользнулся на мокрых от крови плитах и упал, прежде чем ему самому перерезали глотку. – Поэтому я полагаю, что от преторианцев избавились раньше, чем от слуг. Стало быть, убийца расправился со стражей, и только потом на него набросились… колокола, каких-то десять слуг?! – С чего им вообще пришло в голову гоняться за маньяком? – Они не должны были этого делать. Пурити не находила достойного ответа. Единственное, что она могла определить, глядя на тела, так это то, что в большинстве своем убитые были шляпниками, раскройщицами, портными. Удивительно, как так получилось, что те люди, в задачу которых входило разве что шить одежду да подгонять ее по размерам, вдруг решили подраться с убийцей, только что разделавшимся с половиной подразделения преторианской стражи? Во имя всех миров, зачем? Она одернула юбку и спрыгнула на землю. Одна из убиенных портних сжимала в руке катушку ярко-желтых ниток. Пурити моргнула и подхватила находку, повернувшись так, чтобы Кайен ничего не заметил. «Ни в коем случае». Внезапно в груде трупов что-то зашевелилось, выведя ее из задумчивости. Кайен опустился на колени и вытер кровь с губ юного портного. Невзирая на длинную рану, от которой его грудная клетка почти полностью раскрылась, парень продолжал цепляться за жизнь. Опустив ладонь на плечо Кайена, Пурити посмотрела на юношу и поняла, что долго тот не протянет. – Очень пить хочется, сэр. – Голос молодого портного звучал тихо, уважительно и так слабо… – Сейчас, сейчас. – Кайен склонился над умирающим. – Ты поправишься. Все будет хорошо. Обещаю. – Кайен, – сдавила его плечо Пурити; ей не хотелось окончательно портить ему настроение, но времени скорбеть по мертвым у них не было. – Нет, Кайен, не будет. Мне жаль. – Отвали! – закричал каменщик, стряхивая ее руку и глядя на девушку сквозь слезы. – К чертям всех вас! Вы выглядите как люди, но сердца ваши сделаны изо льда. В ваших венах не течет кровь. Вы все заслуживаете тюрьмы, куда худшей клетки, нежели эта. – Кайен… – Да что тут можно было сказать? Она и сама была с ним согласна. – Как скоро… – закашлялся парень, когда его легкие заполнились кровью. Он устремил на Пурити неподвижный взгляд. – Залатай ее… Кайен покачал головой, наблюдая за тем, как, словно убегающее из кастрюльки молоко, из тела портного утекает жизнь. – С ним не должно было этого случиться, Пурити. Не должны мальчишки, слишком молодые даже для того, чтобы сквернословить, умирать вот так. Ваш род – раковая опухоль на теле человечества. Купер влетел в Неоглашенград со скоростью пули, пронзив его непостоянные небеса. Он ворвался в свое тело, ударил по тормозам, мгновенно остановился и распахнул веки. Глаза Марвина были всего в паре дюймов от его собственных, и, страдая от головокружения, вызванного внезапной сменой перспективы, Купер понял, что отсутствовал лишь несколько секунд, хотя ему казалось, будто путешествие длилось часы. Ничего не говоря, он отряхнулся и сжал руками раскалывающуюся голову. Возвратившись в тело, Купер перестал слышать вивизисторы. С тревогой на душе он повернулся в сторону Купола – и тут понял, что Марвин о чем-то его спрашивает. – Купер? Ответь мне! – Прости, что? – Купер заставил себя посмотреть на Марвина так, будто ничего не произошло. – У тебя гликемия или что-то вроде того? – спросил Марвин. – Может, колы? Купер не мог сказать, говорит его спутник всерьез или же издевается. Поэтому просто покачал головой. Марвин закатил глаза и улыбнулся. – Давай за мной, только будь осторожнее на этот раз. Купер, хотя его голова и гудела, последовал за Мертвым Парнем, преодолевая одну за другой ступени, открытые всем ветрам, и размышляя о механических феях и транзисторах, питаемых энергией живых существ. Они поднимались все выше и выше, а осыпающиеся стены города уходили вниз, пока у Купера не начало покалывать в груди. Он пробормотал что-то насчет физической выносливости сексуальных зомби. – Ты считаешь нас нежитью? – Марвин засмеялся так, словно ничего глупее в своей жизни не слышал. – Должно быть, ты сильнее башкой приложился, чем мне казалось. Да мы же единственные во всем этом городе, кто действительно жив! – Я имел в виду… – Купер залился краской и опустил взгляд. Образ Цикатрикс все еще всплывал в его голове, подобно воспоминанию о дурном сне, но он отогнал его. – Сесстри говорила, что вы поклоняетесь личам. Если мой опыт не врет, то это означает, что вы боготворите… эм-м… колдунов, восставших из мертвых. Во всяком случае, так говорится в книгах, играх и тому подобном. Да что я знаю о жизни? Или нежизни. Какая разница… Марвин погладил Купера по голове, и у того глаза закатились, прямо как у собаки, которую чешут за ухом. – Небесные владыки – они такие, да… Вначале трудно поверить. Но они являют собой также и нечто большее, Купер, – они повелители полета и свободы, которыми готовы делиться и с нами. Все остальные в «Оттоке» вполне себе живы. И вскоре я продемонстрирую тебе, насколько я сам – жив. Марвин помедлил, прежде чем бросить в сторону Купера хмурый взгляд и продолжить: – Небольшой совет для новичка: слова, что кажутся мудрыми, как правило, таковыми не являются. Особенно в Неоглашенграде. Настроения, завладевшие этим городом, попытаются сбить тебя с толку, размывая границы между жизнью и смертью. Местные обитатели обманывают самих себя, делая вид, будто способны оттянуть свой срок. Это гиблое место. Столица Смерти. Самое дно ямы, откуда, Купер, выбраться можно, только двигаясь наверх, – указал он пальцем на черные тучи, клубившиеся в небе за отсутствующей стеной. Марвин дал своему уставшему спутнику передохнуть только на пятьдесят третьем этаже ржавеющей башни, если верить нанесенному по трафарету числу, и оба уселись, свесив ноги, над бездной. Марвин протянул Куперу кусочек чего-то липкого и зеленого, и тот с радостью ощутил легкое опьянение, наслаждаясь простым человеческим теплом своего проводника и наблюдая за тем, как бурое карликовое солнце неторопливо опускается за горизонт. Внизу распростерся город – огромная урбанистическая тарелка, окрашенная в охряной цвет умирающим светилом. Задумавшись над природой столь странного неба, Купер решил, что Неоглашенград, изначально не имея собственного, заимствовал его кусочки у других миров. Вряд ли тому можно было найти более подходящее объяснение. Купер уже знал, что из этого города можно выбраться не только через мертвых владык, но пока не собирался рассказывать об этом Марвину. Как не собирался рассказывать ему вообще ничего о своей неожиданной астральной прогулке и о посещении изуродованного сада фей с механической королевой. Все, что следовало знать Мертвому Парню, так это то, что Купер просто поскользнулся, ударился головой и отрубился; впрочем, глаза Марвина выражали подозрительность, словно он догадывался, что происходит с Купером, но не мог утверждать с полной уверенностью. Купер старался не обращать внимания на нависшие прямо над его головой черные тучи, выглядевшие так, словно вот-вот начнется сильнейшая из всех гроз. Он знал, что они скрывают, но теперь уже вовсе не стремился к близкому знакомству. Купер и без того успел сегодня побывать внутри чудовища и до сих пор не мог избавиться от мыслей о королеве фей, о воздушной стихии, электричестве и планах завоевания, о Лалловё Тьюи. Посмотрев на юг, он заметил пятнышко света – там он расстался с Леди – и задумался. Последний кусочек зеленой закуски Марвин швырнул вдаль, наблюдая, как тот вращается в падении. – Скоро начнутся танцы, пора подняться на крышу. – Танцы? – с неожиданной для себя легкостью спросил Купер. – Вообще-то я… не танцую. Но Марвин уже тащил его дальше, заставляя преодолеть последние этажи. – Не трусь. Гестор обрадуется, что я тебя привел, – он рассчитывает, выкрав у маркизы драгоценного рожденного, возвыситься над Ядовитой Лилией. Погребальные Девки уже начали ревновать. Насколько понимал Купер, Гестор был вождем Мертвых Парней, поскольку Марвин упоминал о нем с преувеличенным и боязливым почтением. Вскоре они присоединились к устроенной на плоской крыше вечеринке, которая вполне походила на те, что проводились на Манхэттене, если не обращать внимания на пламя, вырывавшееся из окон соседних башен, и мрачные грозовые тучи над головой. Костры в мусорных баках служили в качестве факелов; завеса табачного дыма и вино рекой. Марвин указал на жутковатого человека, который мог быть только Гестором. Окруженный толпой поклонников, с гребнем каштановых волос на выбритой голове, в куртке, украшенной костями, и солнцезащитных пластиковых очках, он смотрел поверх зеленовато-желтых стекол с тем грозным выражением, какое доступно лишь людям, постигшим алхимию власти, и Купер даже с такого расстояния видел, что взгляд Гестора остановился на нем – драгоценной добыче. – Мы, так же как и ты, обладаем шаманским даром. – Марвин выжидающе посмотрел на своего протеже. – Гестор высоко оценил твой потенциал. – Вот как… – Купер не стал делать вид, будто удивлен. – Еще один поклонник. В чьих-то руках загудел барабан, затем к нему присоединился еще один и еще, и поведение членов «Оттока» изменилось. Небольшие оживленно болтающие компании распались, и Мертвые Парни с Погребальными Девками встали порознь. Кто-то принялся улюлюкать, все пребывали в диком восторге, а от охватившего этих людей нетерпения начинал дрожать воздух. – А кого еще ты называешь своим поклонником? – немного напряженно поинтересовался Марвин. – Ту розоволосую дамочку? – Ха! – Купер покачал головой. – Она-то как раз совсем иного мнения обо мне. Сесстри с самого начала решила, что я просто придурок. И мне все больше кажется, что будет только лучше, если она окажется права. – Не говори так, Купер. – Напряжение исчезло из голоса Мертвого Парня; он немножко пододвинулся, и их локти соприкоснулись. – Это ее слова, не мои, – сказал Купер. – Во всяком случае, я тебя придурком не считаю. Дыхание Марвина приятно пахло табаком. Оно было теплым. Живым. – Неужели? – Купер притянул Мертвого Парня к себе. – Сдается мне, что ты спешишь с выводами. Марвин взял Купера за подбородок, их лица соприкоснулись. Они потерлись носами. Поцеловались. Они стояли так очень, очень долго, пока Купер не высвободился. – Ладно. Ты считаешь, что я шаман. И собираешься скормить меня своим мертвым повелителям. – Он пытался сделать так, чтобы это прозвучало шуткой, но тут же понял, что у него не получилось. Марвин потерся лбом о его лоб. – Все совсем не так. – Но все же ты причинишь мне боль, разве нет? – прошептал Купер. – Все мои поклонники так поступают. Марвин посмотрел на город, и, проследив за его взглядом, устремленным в противоположную сторону от плоской крыши дома Сесстри, Купер увидел Купол, заслонявший добрую четверть горизонта, а еще похожее на вулкан Апостабище и плоскую тарелку Бонсеки-сай, усеянную декоративными домиками. Увидел он и желтые холмы на границе Коры и Смещения, послужившие местом его прибытия в эту противоположность страны Оз. «Возможно, я даже приземлился на сестру Сесстри», – криво усмехнулся Купер, пытаясь представить себе, что за чудище могло делить одну матку с Сесстри Манфрикс. Да она же наверняка сожрала бы своих сестер заживо. Марвин повернулся к нему с обезоруживающей улыбкой: – Все мы испытываем боль, Купер. И иногда лучшее, что можно сделать, так это обратить ее себе на пользу. – Звучит не очень обнадеживающе. – А разве с моей стороны было бы любезно внушать тебе ложные надежды? Пойдем. Марвин потащил Купера к стремительным хороводам Погребальных Девок и Мертвых Парней – этим живым водоворотам, образующим две трети «Оттока». Над их головами кружила последняя его треть – нежить, сочащаяся тьмой, проливавшейся черным дождем и собиравшейся в лужи под ногами. Ветер овевал прохладой, а костры обдавали жаром; Купер вдруг почувствовал себя куда более живым, нежели обычно. «Может быть, Марвин и прав. Может быть, вырвавшись из пляски жизней, они начали жить по-настоящему. Жить свободными». Они окунулись в это безумие, держась за руки, и Марвин вдруг закружился, излучая энергию экстаза, пустившись в самозабвенный, неуклюжий пляс. Купер был благодарен той зеленой дымке, что все еще пульсировала в его венах, когда он оказался вовлеченным в этот ритуал, эту оргию, или чем еще она там являлась, эта черная месса в формате флешмоб-танца. Барабаны выводили неистовый ритм, и Купер, сам того не желая, был им подхвачен – полузакрыв глаза, взмахивая руками в унисон с Мертвыми Парнями, вознося эту безмолвную хвалебную песнь кружившим над ними темным повелителям. Самих личей Купер не видел, но излучаемое ими покрывало черной энергии обволокло весь «Отток»; воздух вдруг стал густым от испарений, исходивших от нежити, и пота обезумевших прекрасных танцоров. Мертвые Парни торопливо образовали круг, в центре которого оказался их предводитель; из одежды на нем были лишь куртка да очки. Пенис Гестора напрягся и покраснел. Вожак ликующе наблюдал за своими подчиненными, завывавшими и умолявшими мертвых владык поднять их на небеса, подарить им полет. В противоположном углу крыши точно такой же круг образовали Погребальные Девки, обступив Ядовитую Лилию – большеглазую валькирию. Гестор протянул руки к небу, и темный дождь растекся по его телу чернильными струями. Затем вожак открыл рот, и странная влага как-то изменила его татуировку – линии изображения вначале распространились на подбородок, а затем немыслимым образом расползлись и по ключицам, сплетаясь в безвкусно-вычурный узор, постепенно покрывший всю обнаженную грудь. Он пел, обращаясь к небесам, и при этом жутко фальшивил, не попадая в ритм. В любом другом месте это пение было бы сущим издевательством над слухом, но здесь оно казалось вполне уместным, а Гестор – новым Орфеем. Неправильность словно бы спеленала все вокруг. Когда чернильные потеки поползли вверх по воздетым рукам Гестора, предводитель Мертвых Парней испустил победоносный крик. Татуировки продолжали расплываться по его рукам, пока не покрыли их полностью и краска не стала срываться с кожи, утекая в небеса, и вскоре чернила татуировки переплелись с темными жгутами хвостов мертвых владык. Купер затаил дыхание – мощь «Оттока» прокатилась над ним ударной волной сплавившихся в единое целое страсти живых и прожорливости нежити. Дурманящее сочетание, вынуждающее повиноваться клану, заглушающее любые сторонние мысли. Он стал единым целым со стаей черноглазых сирен, что кружили в танце и выли в небеса. – Сегодня ты полетишь с Мертвыми Парнями, – прокричал кто-то, вцепившись в его плечо. – Сегодня ты познаешь, что значит жить!