Купер не был склонен переоценивать возможности анестезии, подаренной ему эср, но не знал, как тут лучше распорядиться. Поэтому он повернулся к Марвину и помахал у того перед лицом бутылкой: – Слушай, мне бы тут повидаться с Мумм-Ра Извечным и обсудить с ним наш следующий танец, но придется немного пошаманить. Могут твои дела подождать? – Он снова поднес бутылку к губам, сделав большой глоток. – Нет, – в голосе Марвина прозвучала горечь, удивительная для того, кто только что буквально свежевал себе подобного. – Когда небесные владыки приказывают, мы обязаны спешить на их зов. Прямо на глазах у Купера аура Марвина в области шеи сменила цвет на багровый – татуировка словно бы пыталась проделать отверстие в его плоти. В воздухе повис мерцающий символ, вторящий сердцебиению Мертвого Парня, но Купер знал, что никто больше этого не видит. – Послушай меня, Марвин, – умоляюще произнес Купер. – У тебя эта наколка в виде птицы на шее, и я думаю… – Размечтался, козлина. Я не для того через все это прошел, чтобы ты просто слинял, когда появится большой шеф. – Марвин вытолкал его за дверь, заставив присоединиться к остальным куда-то спешащим Мертвым Парням. – Шевели своим жирным задом и не раскрывай хлебала, пока тебя о том кто-нибудь не попросит. Все пленники взывали к ним, даже монахиня с прикрученным к черепу апостольником. Только эср хранила молчание, но Купер ощущал ее боль, гнев и страх, бурлившие под сияющей кожей. На крыше царил сущий хаос, и Купер увидел кое-что, от чего чуть не испустил облегченный вскрик. Парочка Погребальных Девок удерживала Сесстри, в то время как еще четверо прижимали к полу Эшера. Настроение Купера сразу же поднялось. Друзья все же пришли за ним. Он не знал, как им удалось его отыскать, но, даже будучи плененными, Эшер и Сесстри меняли все, значительно повышая его шансы на выживание. Но с Эшером что-то было не так – он судорожно вырывался из-под навалившихся на него тел, конвульсивно пытаясь до чего-то дотянуться. Его движения вторили барабанной дроби крови и приглушенной боли, отзывавшимся в спине Купера. – Это она! Она! – вновь и вновь кричал серый великан. Чтобы угомонить его, к четырем Погребальным Девкам присоединился еще и Мертвый Парень, прижавший его шею коленом. «Неужели Эшер тоже ее слышит?» Эта мысль тревожила, и Купер с удвоенным старанием попытался представить себе крокус; только мысли об этом цветке позволяли не сойти с ума, хотя эср и взяла на себя его боль. – Из Ля Джокондетт нет ни единой весточки! – Ядовитая Лилия направилась прямиком к Гестору, который одиноко стоял в сторонке, что-то бормоча себе под нос. – Леди исчезла! – Нет, этого не может быть, – потряс головой Гестор, бросая через плечо быстрый взгляд на противоположный угол крыши, где, стекая с туч, собиралась тьма. – Она возглавит нападение на рассвете. – Посмотрим, – оскалилась Погребальная Девка; одной рукой она обнимала изуродованную блондинку, прижимавшую руку к тому месту, где должна была бы находиться нижняя губа. – Принесем рожденного, липового шамана, – предложил Марвин, мотнув головой в сторону Купера. – И что это нам даст? – нахмурилась Ядовитая Лилия. – Может, он и в самом деле адепт или же просто дурак, – пожал плечами Марвин, – но, как бы то ни было, он отвлечет внимание, и если Леди действительно исчезла… Гестор кивнул: – Ты знаешь, какой у нас остается выбор в случае ошибки, Лилия, и это совсем не выбор. – Это ваша ошибка, а не моя! – Ядовитая Лилия сплюнула Гестору под ноги и повернулась к Марвину. – Ради этого ты с ним сношался? Чтобы использовать для какого-то отвлекающего маневра? Не понимаю вас, парни. Из-за его подружки-розовласки, – предводительница Погребальных Девок ткнула пальцем в сторону Сесстри, которая рычала и пыталась дотянуться зубами до тех, кто ее держал, – Сэндис осталась без губы. – Я трахался с ним, потому что мне этого хотелось, – прошипел Марвин, словно змея, обороняющаяся от нескольких врагов разом. – А еще потому, что он был с Леди. Не моя вина в том, что Сэндис не способна позаботиться даже о своем уродливом личике. – Замечательно! – Во взгляде Ядовитой Лилии одновременно читались восторг, испуг и готовность на все. – Просто, мать вашу, замечательно! Татуировка на ее ногах изменила очертания, приобретя вид желтовато-оранжевых лент, в которые были вплетены цветки бархатцев. Чьи-то руки грубо толкнули Купера в спину, и он оказался один на площадке, поливаемой черным дождем. Ледяной пот заструился по спине, когда он скорее ощутил, нежели увидел, как с неба к нему пикирует тень. Она обрушилась с высоты со скоростью реактивного снаряда, и Купер заранее съежился, но ударной волны так и не последовало. Тень развалилась грудой тряпок, застывших в нескольких дюймах от ног Купера. Когда он шагнул к ней, черная куча зашевелилась. Перед ним поднялся мертвый владыка, облаченный в темные шерстяные обноски и корону бледного огня, излучающего полную противоположность жара. Купер увидел лоскутья сморщенной, сухой, как пергамент, кожи, лепившиеся к лишенному нижней челюсти черепу цвета железа. Но глаза! Сгустки света, заменявшие их этому существу, пылали любопытным и голодным электрическим огнем. Тварь стояла на костлявых лапах, не касавшихся, впрочем, опоры, зависнув над крышей так, словно носила невидимые каблуки. Золотые украшения, инкрустированные прямо в лишенное плоти лицо, сверкали под напудренным париком – завитой в локоны асимметричной конструкцией, которую лич, прихорашиваясь, поправил одной рукой. Разглядывая его, Купер понял, что нежить беспола и что если тот или иной ее представитель и пытается придать себе мужские или женские черты, то только одного украшательства ради. – Владыка! – вскрикнула Ядовитая Лилия с деланым энтузиазмом. – Вы явились раньше, нежели мы ожидали, но нет ничего слаще, нежели лицезреть вас, даже когда вы приходите неожиданно! – Эссср, – прошипел железный череп, но Купер не мог с уверенностью сказать, было ли сказанное требованием, вопросом или же утверждением. – Я уссслышшшал, как мой эссср закричал от боли, непропорциональной вашшшим жалким правам. Вот и решшшил удивить вассс, дорогушшши. Возможно, вы предалисссь гневу и оскорбили моего эсссра потому, что умудрилисссь потерять Леди? Подбежав к Куперу, Марвин заставил того опуститься на колени, надавив на его плечи, и начинающий шаман сложился подобно марионетке, слишком напуганный нависшей над ним фигурой, излучавшей удивительнейшую ауру чарующего гниения, – черного на черном, но заключенного в золотую рамку. Трехкратно черный ветер обрывал лепестки воображаемого крокуса, и Куперу показалось, будто он пойман в сеть – вновь, – когда его мысли перестали принадлежать ему. «Надо просто расслабиться», – решил он, и хотя сам понимал всю абсурдность этого желания, не имел сил ему сопротивляться. Лич наполнял его тьмой, заставляя мечтать о костлявых пальцах, гладящих по голове, о том, чтобы ледяной клинок повелителя пронзил теплую пульсирующую шею. Навек погрузиться в золото и черноту. «Они уничтожат меня, – понял Купер, наблюдая за тем, как к нему приближается Гестор. – Запрут в каком-нибудь крохотном темном чулане, где я буду вечно кричать, пока мой голос не осипнет, а кости не рассыплются в прах». Справа от него струи черного дождя лили за край крыши, улетая к такой далекой земле. Пропасть казалась просто бездонной. – Может быть, Гешшштор, ты объяшшшшнишь нам, почему твои планы провалилишшшь? – прошепелявил лич старушечьим голосом. – Владыка? – Гестор впервые выказал признаки беспокойства из-за того, что случилось с Леди; его тело также покрывали татуировки, но Куперу не удавалось разглядеть узор. – Ее большшше нет ссс нами, Гессстор. Она ушшшла, навсссегда. Нассс уверяли, что это невозможно, – и нашшше соглашшшение во многом было поссстроено на этом факте. Так, может, объяссснишшшь, как Леди удалосссь Умереть? – Неужели мертвый владыка и в самом деле курил? Так и есть, коричневая сигарета, вставленная в черный мундштук. Существо размахивало ею, словно дирижерской палочкой. – Как же это произошшшло? Гестор отчаянно замотал головой: – Это невозможно, Владыка! Она не может Умереть, ведь она же мать жизни без Смерти, основавшая вашу династию свободы! – Какая разница? – пожал лич покрытыми шкурами плечами и взмахнул рукой в жесте поддельной беспомощности, чем-то напомнив в этот момент манекенщицу, облаченную в черное кашемировое пальто. – Всссе равно она Мертва. – Существо отмахнулось от Гестора, словно от слишком калорийной закуски. – Но ведь все это была… была ее идея! Гестор ничего не понимал. Эта ночь должна была стать его триумфом; он весь вымазался кровью Купера, чтобы доказать свое право на него. Лич издал неодобрительный звук, который проще всего было описать как шум, производимый сотнями жуков, одновременно защелкавших жвалами. – Ты и впрямь в это веришшшь, да, Гессстор? В сссамом деле? – Во что, владыка? «О боже, – Купер и сам не знал, испытывал он сейчас отчаяние или восторг, – да Гестор же совсем не понимает, что происходит!» Взгляд электрических глаз устремился на Купера, и призрак кивнул: – А ведь твой раб сссоображает получшшше тебя, мой ретивый ссслуга. – Существо зашлось смехом, напоминавшим шелест пергамента. – Ты ссспутал пешшшку ссс королевой. «Мать Лалловё». Учитывая, что именно маркиза Тьюи приказала выкрасть его и доставить к Леди на изучение, тот, кто подослал в Ля Джокондетт, должен был быть достаточно умен, отважен и информирован, чтобы кинуть ее. За время своего пребывания в Цикатрикс Купер понял, что если кто и может успешно обставить Лалловё Тьюи, так это она. Лич снова кивнул, и толстяк вдруг испытал близкий к сексуальной лихорадке восторг при мысли, что это иссохшее бесформенное нечто считается с его мнением, вместо того чтобы с полным на то правом поглотить. Цветок в его голове уронил последний лепесток. – Не понимаю, – почти заскулив, пытаясь хоть как-то найти спасительную ниточку, произнес Гестор. – Леди должна была быть нашей королевой, владыка. Орудием нашей победы. – Ох, дорогушшша, – лич зажал длинный мундштук в дырке между редкими зубами верхней челюсти и снял мягкую кожаную перчатку с одной руки, неспешно вытягивая из нее один палец за другим и обнажая кости, выглядевшие словно куски заржавленного металла, – мне сссейчассс показалосссь, будто ты сссобираешшшьссся ссспорить сссо мной. Глаза Гестора стали огромными, словно тарелки, и Купер услышал нечленораздельный испуганный вой, раздавшийся в голове предводителя Мертвых Парней. Глаза же лича усмехнулись: – Конечно же, я заблуждаюсссь? – Но, но… – заныл, словно обиженное дитя, Гестор, и мертвый владыка протянул к нему костлявое запястье, отвесив оплеуху, от которой вожак Мертвых Парней распростерся на крыше. В следующее мгновение тот уже вскочил с кошачьей грацией, и каштановый гребень его волос встопорщился, словно шерсть разозленного дворового кота. На долю секунды его взгляд встретился со взглядом Купера, а затем Гестор исчез, и лишь его крики еще какое-то время доносились до тех, кто остался на крыше. – Хе-хе-хе! – вновь испустил свой пергаментный смех лич, прежде чем закашляться и сплюнуть влажный угольно-серый комок, зашипевший при падении на мокрую от дождя крышу. – Может быть, Гессстору большшше повезет в ссследующей жизни. Ссскажи, Марвин, прощаем ли мы некомпетентносссть? Марвин тут же шагнул вперед, словно записной вояка, и замер по стойке «смирно». – Никак нет, хозяин. – Леди, – произнес мертвый владыка. Это слово одновременно служило и приказом, и вопросом. – Я… я не знаю, владыка. Полагаю, я был последним из нас, кто ее видел, не так ли, Купер? Подтверди, она прекрасно себя чувствовала на тот момент? – Да неужели, Марвин? – Та легкость, с какой лич лишил Гестора его чина, заставила Купера выйти из ступора. – Ты правда такой болван, что веришь, будто я стану подтверждать твои гребаные слова? Марвин промолчал, но заскрипел зубами и крепко сжал кулаки. Купер вновь повернулся к личу, уже не так боясь его. – По правде сказать, мисс и мистер лич, не припоминаю никаких леди в Ля Джокондетт, – улыбаясь, произнес Купер. – Зато я провел с Марвином достаточно времени, чтобы хорошо изучить его страсть ко лжи. – Интересссно… Лич выпустил облачко сигаретного дыма, улетевшее в вечный водоворот бури, повелевавший небесами. Существо явно было разочаровано, и Куперу показалось, что больше оно никаких надежд на своих живых слуг не возлагало. – Владыка! – Интонации Марвина были умоляющими. Лич слегка наклонил голову. – Спасибо, хозяин. Ваша свобода – моя свобода, хозяин. Простите меня. – Вот, значит, как, – пожал плечами лич, плотнее запахивая шерстяной плащ на костлявой груди и поднимаясь выше на пару футов. – Да-да… сссвобода. Какая разница! Повелевай ими так, как тебе заблагорассссудитссся, Марвин. Ты же это зассслужил? Да, зассслужил теплом сссобственного тела. – Лич взмахнул рукой, указывая на сгрудившихся на крыше Мертвых Парней, а затем издал нечто вроде тихого смешка. – Они твои ссстолько, сссколько сссможешшшь удержать над ними власссть. Раздалось внезапное стаккато разлетающихся осколков, когда нечто неведомое выбило все стекла на гаремном этаже под ними. Здание заходило ходуном, а внедренная в его стены удивительная проводка озарила все вокруг яростными вспышками искр, и крышу залил хаос ослепительного золотого света. Купер услышал крик, напоминающий птичий, но только такой громкий, что от него разве что голова не лопалась. Затем сквозь слезы увидел нечто вроде световой ракеты, улетающей прочь с невероятной скоростью на ослепительных, будто солнце, крыльях и издающей при этом пронзительный дребезжащий гул. «БегиЛетиКричиВзрывай! ВзрывайКричиЛети! БегиКуперБеги! СпасайсяСпасайсяСпасайся!» У Купера перехватило дыхание – это же была она, эср! Все получилось. Как-то, вопреки любой известной ему логике, он все же понимал, что разыгранный им гамбит сработал, – она сумела вырваться. Купер громогласно рассмеялся, привлекая к себе полные злобы взгляды разъяренных Мертвых Парней и Погребальных Девок, и в особенности это касалось Марвина, который лишь мгновение назад без шума и пыли прибрал к своим рукам былое могущество Гестора. Прибрал, не получив с того никакой выгоды. «Оттоком» завладел хаос. Один только лич сохранял несокрушимую неподвижность, зависнув над мельтешащими вокруг него приспешниками. Купер наблюдал эту сцену лишь краем глаза, провожая взглядом сверкающий след, оставленный освобожденной эср, – она летела по прямой, как стрела, траектории прямо к Куполу. От лича прямо-таки волнами растекались неуверенность и всепроникающее отчаяние. Затем над всеобщей суматохой пронесся дикий крик, и Марвин раздраженно повернулся на шум. Лич все еще хранил неподвижность, когда через толпу к нему устремился серый ком ненависти. Эшер вырвался из рук своих пленителей, и лицо его исказилось в гримасе каменной гаргульи.