Глава 1 «Я – Призрак Башни». Отделаться от этой неприятной мысли Коулу не удавалось. Говорят, что призраков не существует, что мертвецы никак не могут пребывать среди живых, – и все равно некоторые люди верят в привидения. Верят, что душа умершего может заблудиться на пути к трону Создателя и обречена будет вечно скитаться в мире теней. Коул отнюдь не мертв… однако же не существует – и в то же время пребывает среди живых. Как-то раз ему довелось подслушать, как двое магов – пускай даже сами того не подозревая – говорили о нем. Коул обнаружил эту парочку в одном из темных коридоров Белого Шпиля. В этом громадном строении было множество таких вот укромных уголков, где маги частенько прятались от бдительного ока храмовников, – и Коул знал все эти места наперечет. О самих магах ему было известно куда меньше. Одно, впрочем, наверняка: тайком выбравшись из своих покоев, они здорово рисковали. Местные храмовники не отличались снисходительностью, и почти все они были твердо убеждены, что маги постоянно затевают заговоры, дабы призвать в мир некий невообразимый ужас… в то время как истинная причина чаще оказывалась куда заурядней. Конспиративные беседы магов состояли в основном из обычных сплетен. Маги шепотом делились тайнами – порой то была досужая болтовня о чьих-то любовных шашнях, но иногда и более серьезные разговоры о том, что маги знали точно, но не смели обсуждать прилюдно. Время от времени Коулу случалось наткнуться и на парочки, ускользнувшие от надзора по более романтичному поводу. Прижавшись друг к другу, они предавались тайным любовным ласкам с лихорадочной жадностью людей, которым лишь изредка удается урвать минуту уединения. Двух магов, которые говорили о нем, Коул обнаружил случайно – проходя мимо в сумраке, расслышал их шепот. Один шептун оказался девушкой – некрасивой, с длинными соломенно-желтыми волосами. Ее собеседником был тощий юнец-эльф. Обоих Коул знал, правда только в лицо. Ученики-переростки из тех, чей магический дар более чем скромен, у кого чересчур затянулась подготовка к неизбежному финалу ученичества. Недалек тот час, когда храмовники призовут этих двоих на Истязание, и больше Коул их не увидит… или же встретит в чертогах Башни Усмиренными – живыми куклами, которых лишили магических способностей и обрекли на покорное служение своим мучителям. Коул помнил, какой смертельный ужас застыл в их глазах. На щеке некрасивой девушки лиловел внушительных размеров синяк, который уже понемногу начинал блекнуть. Затаившись в своем укрытии, маги настороженно высматривали, не появится ли поблизости стражник, и вздрагивали при малейшем шорохе. Даже от дробного топота лапок пробежавшей мимо крысы оба мага подпрыгнули как ужаленные, но все же не бросились наутек. Впрочем, хоть они и были настороже, но о приближении Коула даже не подозревали. Правда, ничего иного он и не ожидал. Подойдя совсем близко, он остановился рядом и подался вперед, прислушиваясь к разговору. – Говорю тебе, я его видела! – упорствовала девушка, и голос ее вздрагивал от волнения. – Я как раз шла по нижним коридорам, за книгой для чародея Гарлена, и вдруг гляжу – он! – Призрак, – хмыкнул эльф, не скрывая скепсиса. – Стало быть, драконы существуют, а призраки – нет? – возмутилась та. – Церковь не всеведуща! В Тени есть такое, о чем они даже представления не… – Это мог быть демон, – перебил эльф. Девушка тотчас осеклась, и лицо ее побелело от страха. – Но… он даже не попытался заговорить со мной! Мне кажется, он вовсе меня не видел. Я подумала было, что это сторонний посетитель заблудился, бывает… но когда я свернула за угол, он просто исчез! Молодой эльф нахмурился и понизил голос до шепота, который даже Коулу нелегко было разобрать: – Забыла, чему нас учат? Когда демон является магу, вначале он кажется совершенно безобидным. Прикинется чем-то занятным, а уж потом, когда примется за его душу… Девушка обеспокоенно сжала губы, невидяще глядя перед собой. Сейчас она смотрела прямо сквозь Коула, но у него мелькнула лишь одна мысль: «Неужели она и вправду меня видела?» Юноша-эльф тяжело вздохнул, обнял собеседницу и привлек к себе, нашептывая успокоительные слова. Дескать, он ничего такого не имел в виду, просто напомнил… может быть, она и права. Девушка безмолвно кивала, сдерживая слезы. – Как он выглядел? – спросил наконец эльф. – Подлизываешься? – Нет, я серьезно спрашиваю. Может, это был храмовник? – Думаешь, я еще не знаю наперечет всех храмовников в башне? Некоторых даже ближе, чем хотелось бы. – С этими словами она потрогала синяк на щеке. Эльф помрачнел, но ничего не сказал. – Нет, на нем не было ни доспехов, ни мантии. Обычный парень, немногим старше тебя. Волосы растрепанные… светлые, кажется. Кожаная куртка и давно не стиранные штаны. Его встречали и другие и описывали точно так же. – Может, это был рабочий из тех, что трудятся в подземельях. – Когда это там в последний раз были рабочие? Эльф явно растерялся, пожал плечами: – Да знаю, просто… – Я подошла так близко, что разглядела его глаза. – Девушка сдвинула брови, сосредоточенно вспоминая. – Знаешь, он был так печален… словно заблудился там. Представляешь? Она содрогнулась, и эльф ободряюще ухмыльнулся: – Так вот он какой, зловещий Призрак Башни. Теперь тебе будут завидовать. Девушка слабо улыбнулась в ответ: – Об этом, наверное, лучше никому не рассказывать. – Да, пожалуй. Они пробыли в укрытии еще некоторое время, и Коул тоже не спешил уходить. Он надеялся услышать продолжение разговора о том, что видела девушка, однако этого не произошло. Парочка просто держалась за руки в темноте, вслушиваясь в приглушенные звуки песнопений, которые доносились далеко сверху, из башенной часовни. Затем полуночная служба закончилась, наступила тишина, и маги с видимой неохотой вернулись в свои спальни. Коул не последовал за ними. Взамен он устроился на месте, где сидели молодой эльф и девушка, и позволил тишине накрыть его с головой. Коул знал, что он не демон. Он никогда прежде не видел демона, не говорил с демоном – по крайней мере, насколько мог судить, – но все-таки считал, что подобное невозможно. Разве что удается быть демоном и самому об этом не подозревать. Но вот призрак ли он? На этот вопрос Коул не мог ответить с той же уверенностью. Он помнил, как впервые появился в башне. Как и всех других магов, его, охваченного ужасом, приволокли сюда грубые руки храмовников. Коул понятия не имел, где находится это странное место, не знал даже, как долго они добирались сюда. Бoльшую часть пути он провел с завязанными глазами и без сознания, и безжалостные люди, схватившие его, не желали ничего ему объяснять. Коулу оставалось только предполагать, что его хотят убить. Он помнил и то, как его гнали по темному коридору, почти безлюдному, если не считать редких учеников, спешивших убраться с дороги храмовников. Многие из них при виде Коула отводили глаза, и это лишь подхлестывало охвативший его страх. Тащат в темницу, в черную яму, откуда нет возврата, а все лишь потому, что он – маг. Именно так, отрывисто и злобно, окликали его храмовники, когда им нужно было зачем-либо к нему обратиться. Маг. До того дня Коул и помыслить не мог, что это слово может относиться к нему. Раньше он слышал его только из уст церковников, и означало оно того, кто был проклят самим Создателем. А теперь и он, Коул, оказался одним из них. Прoклятым. Его бросили в камеру. Он валялся, тихонько поскуливая, на сыром каменном полу. Думал, явятся его бить, но никто так и не пришел. Вместо этого дверь камеры с оглушительным лязгом захлопнулась, и вначале Коул этому даже обрадовался… но едва храмовники ушли, радость испарилась. Его бросили в темноте совершенно одного, если не считать крыс. Эти невидимые твари шныряли вокруг узника, покусывали его острыми, точно бритва, зубами. Коул попытался уползти от них, но деваться там было некуда и делать нечего – разве что сжаться в комок и молиться. И в той камере, в холоде и безмерной пустоте, Коул молился о смерти. Все лучше, чем дожидаться, когда вернутся храмовники, и чем гадать, какие новые муки они измыслили для него. Жрецы говорят, будто маги притягивают демонов и те превращают магов в ужасных чудовищ, одержимых… но Коул не в силах был представить себе монстров ужаснее, чем сами храмовники. Даже зажмурившись, он не мог изгнать из памяти их безжалостные взгляды. Коул не хотел быть магом. Не желал узнавать, что бывает с тем, кто вдруг оказался магом, да и сама мысль о магии не пробуждала в нем ни малейшего восхищения. Вновь и вновь он пылко молился Создателю, прося избавить Его от этого бремени. Взывал, пока совсем не охрип; просил, чтобы храмовники вообще забыли о его существовании. И сбылось по слову его. Храмовники и вправду о нем забыли. Быть может, он так и умер, заброшенный, там, во тьме. Быть может, именно так и появляются призраки – те, кто скончался, но не пожелал с этим смириться. Так они и влачат существование в мире живых, который их отторгает. Коул крепко зажмурился. «Создатель Всевышний, – подумал он, – если я и вправду мертв, дай мне знак. Неужели Ты не хочешь, чтобы я, как говорят все жрецы, восседал у подножия Твоего? Не бросай меня здесь, Создатель». Ответа не было. Впрочем, как и всегда. Если Коул мертв, с какой стати он по-прежнему нуждается в сне? Почему он продолжает испытывать голод, потеет, дышит? Мертвецы ничего такого не делают. Нет, как бы его ни называли, он вовсе не призрак и не демон. Только это отнюдь не значит, что он – настоящий. Высоко над ним, в Белом Шпиле, кипела жизнь. Там много ярусов, полно просторных залов и солнечного света. Коул забредал туда редко. Ему гораздо уютнее было здесь, внизу, посреди всего того, о чем храмовники, как и о нем, забыли – предпочли забыть. Подземная часть уходила глубоко, и в этих подземельях Коул был как дома. Первые ярусы подземной части башни были вполне безобидны. Здесь располагались кухонные кладовые, а также оружейные – громадные помещения, битком набитые оружием и доспехами, которых хватило бы снарядить целое войско храмовников. Ниже размещались архивы – бесконечные комнаты с книгами, которые предпочитали не хранить наверху, в библиотеках. Тут были труды не только по магии, но также по музыке и философии, книги на давно забытых языках и даже запрещенные, которые содержались под семью замками. Обыкновенно в архивах не было ни души, однако порой Коул натыкался на какого-нибудь мага, долгими часами читавшего при свете свечей. Коул никогда не мог понять, чем так привлекают магов слова и картинки. Для него самого книги были всего лишь пожелтевшей от старости бумагой, и не более того. Куда интересней казались ярусы, которые начинались ниже архивов. Старейшая часть башни в обиходе называлась Ямой, и редкий смельчак – если не считать Коула – решался углубиться в ее недра. Там, внизу, тянулись затопленные туннели, которые еще в незапамятные времена заложили кирпичом, и теперь стены крошились и осыпались, брошенные на произвол судьбы. Шаткие лестницы приводили к старинным складам – в одних не осталось ничего, кроме густой пыли, в других до сих пор хранилась диковинного вида рухлядь. Громадная усыпальница высилась словно безмолвное напоминание о храмовниках, умерших многие столетия назад, и над мраморными гробницами стояли изъеденные временем изваяния давно забытых героев. Коул находил клады, чьи владельцы давным-давно ушли в небытие, бродил по сумрачным туннелям, которые кругами опоясывали Яму, либо обрушились, либо даже уводили в городские катакомбы. Знал ли кто-нибудь наверху об этих потайных ходах? Коул изучил Яму как свои пять пальцев – всю, кроме того, что располагалось в самом ее сердце. Там были темницы, бесчисленные ярусы бессчетных камер. Много больше, чем могло понадобиться храмовникам, гораздо больше, чем использовалось ими сейчас. В самых древних обитали лишь беззвучные стоны замученных душ, навсегда впечатавшиеся в хладный камень. От них Коула бросало в дрожь. Он избегал темниц и появлялся там лишь при острой необходимости. Только в случае крайней нужды. Как сейчас. Факелами в темницах не пользовались – их заменяли свет-камни в стеклянных колбах. Сияние, которое источали такие лампы, колебалось и дрожало, словно пламя факелов, но было при этом холодного голубого цвета. Коул точно знал, что тут замешана магия – проходя мимо, он всякий раз кожей чувствовал ее вкрадчивое дуновение. Впрочем, и подобных светильников здесь было раз-два и обчелся. Только для того, чтобы стражники могли подсветить себе дорогу. В темницы вел один-единственный вход – чудовищно длинный коридор со сводчатым потолком и множеством железных ворот, которые можно было захлопнуть в мгновение ока. Того, кто в этот миг оказался меж створок, насквозь пропороли бы шипы, выскочившие из отверстий в стенах. Минуя эти устройства, Коул внутренне содрогался. Здесь, в темнице, таких смертоносных ловушек было немало. Храмовники предпочитали скорее прикончить беглеца, нежели упустить, и старинные следы пламени на стенах красноречиво напоминали о неудачниках. По другую сторону этого коридора размещалась одна на все темницы кордегардия – незамысловатая клетушка со столиком и парой кресел. Коул разглядел откупоренную бутылку вина и тарелки с выстывшими остатками ужина. На крюке, вбитом в стену, висел плащ, а под ним на полу лежали два измазанных грязью шлема. В кордегардии не было ни души, внутренние двери распахнуты настежь. Стражники, должно быть, скрывались в глубине. Коул нерешительно ступил в темницу. Тотчас же в ноздри ему ударил острый запах страха – и застарелого, и совсем свежего. Здешние камеры использовались часто. Коул точно не знал, сколько узников здесь было сейчас, но мог сказать с уверенностью, что уж один имелся наверняка. Из глубины коридора доносилось испуганное хныканье. А еще – смех и праздная болтовня двоих мужчин. Их голоса эхом отдавались в коридоре. Коул крадучись продвигался вперед, пока не различил блики голубоватого света. Два храмовника в доспехах стояли перед распахнутой дверью камеры. Один из них держал в руке лампу со свет-камнем. Оба стражника были без шлемов, и потому Коул сразу узнал обоих. Как их звать, он понятия не имел, да и вообще почти не знал имен храмовников, зато помнил, что эти двое – безжалостные преследователи магов, из тех храмовников, которые так долго пробыли в ордене, что если в них когда-то и жило некое подобие милосердия, то оно давным-давно истлело. – Смотри в оба, – предостерег Лампоносец. – Эта девка умеет вызывать огонь. Второй стражник, которого Коул мысленно прозвал Большеносым, пренебрежительно фыркнул: – Да пускай только попытается. Из камеры донесся тихий жалобный плач. Лампоносец закатил глаза и отвернулся: – Это вряд ли. Когда мы ее брали, она уже не особо сопротивлялась… а уж сейчас и вовсе скисла. – Хм. Думаешь, она пройдет Истязание? – Да пожалуй, лучше бы не прошла. Для ее же блага. Безнадежный плач стал громче, и стражники обменялись понимающими взглядами. Большеносый пожал плечами, с грохотом захлопнул дверь камеры и стал рыться в увесистой связке железных ключей, пока не отыскал нужный. Замок защелкнулся со зловещим лязгом. Храмовники разом развернулись и двинулись в сторону Коула, перешептываясь на ходу. Один из них отпустил какую-то шутку, за ней последовал бессердечный гогот. Коул не тронулся с места и, беспокойно затаив дыхание, следил за приближением стражников. Впрочем, когда они оказались рядом, произошло то же, что и всегда: храмовники просто обошли его, сами не сознавая, что делают. Коул всякий раз не был уверен, что так будет, и едва ли не ждал, что кто-то его увидит. Даже почти надеялся, что это произойдет.