Часть 10 из 52 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Валдай! – Родион посмотрел на десятника с разочарованием. – Ну зачем?
– Простите, братья! Я не мог иначе.
– Ладно, не оправдывайся. Какая теперь разница?
Поняв, что сейчас уже особенно ничего не поделаешь – не рубиться же вдвоем со всей дружиной, – оба послушника расстегнули пояса с мечами, аккуратно и бережно положили на землю. И, подняв руки на уровень плеч, вышли наружу – туда, где в окружении сотни гридней, стоявших с обнаженными клинками в руках, их ждал полоцкий князь Василий Дмитриевич.
* * *
– Ивы что, всерьез полагаете, что я поверю в этакую басенку? – Князь Василий с кривой улыбкой потер ладонью крепкую шею. – Про древнее зло, которое вот-вот вылезет из-под земли и сровняет весь город с землей?
– Нам незачем тебе врать, княже! – развел руками Родион.
– А если незачем врать, тогда ответьте мне честно на один вопрос.
– На какой?
– Кто из князей вас послал? Смоленский? Черниговский? Гродненский? Или эти торгаши из Новгорода?
– Княже! – обиженно протянул старший послушник. Арсентий же, стоявший рядом, молчал и задумчиво оглядывался.
– Что «княже»? Я уже двенадцать лет на полоцком троне. И если бы был дураком, которым вы меня, судя по всему, считаете, давно бы лег под кого-нибудь из соседей. Так что не надо мне тут, не надо! Вас взяли в амбаре, где хлеб хранится, с факелом в руках. Что, чуть-чуть не успели подпалить нас, а?
– Да я же тебе объясняю, мы из Богоявленского монастыря…
– Да-да, я уже слышал. Мастера по нечисти, охотитесь на зло. Это вы вон, – он указал пальцем на стоящего рядом с понурым видом Валдая, – вон ему рассказывайте, он вам поверит. А мне не надо.
Князь расправил плечи, провел большими пальцами за ремнем, надетым поверх кольчуги. Потом взмахом руки подозвал одного из ближников – хмурого воеводу с говорящим именем Строг.
– Вот что, воевода! Вот этих обоих – в поруб. И чтобы к утру заговорили!
– А ну-ка руки в гору! – рявкнул Строг без лишних разговоров. – Первый десяток – шаг вперед! Второй десяток…
– Тихо! – вдруг громко, как приказ, крикнул Валдай. – Замерли все! Тихо!
Окружающие, включая обоих послушников, воеводу и князя, успевшего сделать в сторону только пару шагов, с удивлением смотрели на десятника, вскинувшего над головой руку. И что-то было такое в его голосе, что ни один из сотни людей, стоявших на дворе, не посмел пошевелиться или зашуметь.
– Слушайте! – повторил Валдай, указывая рукой на ворота амбара.
Звук сперва был еле различим. Он почти не воспринимался ухом, скорее чувствовался кожей. Бууум-бум. Как будто стучало под землей огромное сердце. Бууум-бум. Но с каждым ударом подземный гул становился все громче и сильнее, словно приближалось к поверхности, стремилось вылезти наружу что-то очень и очень сильное.
– Ну вот и началось, похоже! – перекрестился Родион. – Прости нас, Пресвятая Богородица!
– Аминь! – закончил Арсентий, который, тоже перекрестясь, вынул из сумы серебряную цепь. Оба послушника замерли плечом к плечу, не обращая больше внимания на дружинников вокруг. Валдай, поддавшись непонятному ему самому порыву, встал рядом с ними с обнаженным мечом в руке.
Громкость звука все нарастала. Теперь это уже больше походило не на сердечный стук, а на удары большого тарана по воротам. А потом амбар взмыл в воздух, в полете рассыпаясь на бревна, которые, по счастью, пролетели над головами людей, никого не задев. А когда осела пыль, состоявшая из земли и муки, они увидели, что из большой ямы вылезает существо ростом примерно по плечо взрослому мужчине.
Оказавшись на поверхности, существо, одетое в полуистлевший сарафан и короткий плащ, застегнутый на плече медной фибулой, раскинуло руки в стороны. А потом подняло к небу лицо с единственным глазом, светившимся голубым светом, и с явным удовольствием втянуло чистый воздух.
– Все-таки оно, Лихо! – севшим голосом прохрипел Родион.
– Что делать будем? – не поворачивая голову, спросил Валдай.
– Боюсь, что умирать! – ответил за товарища Арсентий.
– Так вы что, меня вот этим пугали? – гневно вскрикнул Василий Дмитриевич, подходя к троице. Действительно, с виду Лихо сейчас казалось совершенно безобидным.
Звук княжьего голоса заинтересовал ночного гостя, который с любопытством перевел взгляд голубого глаза на людей. Склонив голову к правому плечу, оно широко улыбнулось, показав редкие острые зубы. А потом набрало в грудь побольше воздуха.
– Ложись! – заорал Арсентий, и сам, подавая пример, упал на землю.
Громкий рев, выплеснувшийся из распахнутого рта Лиха, больше всего походил на скрип, который издает плохо смазанное колесо, только в десятки раз громче, в сочетании с визгом собаки, которой наступили на хвост, только в десятки раз сильнее.
Те, кто не успел или не захотел оказаться на земле, в один момент разлетелись в разные стороны. И мощная злая сила в один миг не только ободрала с них кольчуги и одежду, но и порвала кожу до мяса. Кремлевский двор вскоре стал похож на мясобойню, только вместо коровьих туш – то, что только что было лучшей сотней полоцкого князя Василия.
Кричало Лихо недолго. А потом замолчало, заоглядывалось, слушая стоны и предсмертные крики. И от каждого звука оно становилось чуть выше и чуть шире в плечах, словно бы напитывалось мучениями людей. Очень скоро оно выросло раза в три, а черные когти на пальцах стали размером с хорошие кинжалы.
Валдай, воспользовавшись передышкой, чуть поднял голову, сплевывая песок, попавший в рот при падении. Невредимых осталось не так много. Кроме него – оба послушника, да с полтора десятка дружинников, последовавших за Арсентием. Остальные либо умерли, либо корчились от боли. У десятника на миг замерло сердце, но тут он увидел, что и князь Василий так же осторожно выглядывает из-за щита, оброненного кем-то из гридней, а рядом землю с лица отирает воевода.
– Что делать будем? – прошептал Родион, обращаясь к Арсентию.
– А ты что думаешь?
– Есть одна мысль. – Черноволосый послушник осторожно поднялся на колени, потом встал в полный рост. Выставил вперед ладони и спокойным голосом произнес нараспев: – Уходи, Лихо! Не делай мне лихо! Нет тут больше твоей власти! Уходи, Лихо!
Огромная женщина с ярко-голубым глазом глядела на послушника, не отводя взора. Когда Родион чуть приблизился, Лихо опустило голову, чтобы разглядеть его получше. А потом вновь распахнуло рот.
– Твою малину! – рявкнул послушник, вновь падая на землю. Страшный звук снова наполнил кремлевский двор, доставляя еще больше боли и страданий корчащимся на земле дружинникам. И от этого Лихо еще увеличилось в росте.
– Вот леший, не получилось, – пробормотал Родион, вновь отплевываясь, когда Лихо опять замолчало. – Должно же было сработать. В книгах так написано.
– Забыли, видать, кое-что, – ответил Арсентий.
– Что, например?
– Понятия не имею. – Рыжий послушник приподнял голову, посмотрел на Лихо, подумал и тихонько добавил: – Сплясать надо, вот что.
– Чего сделать? – Судя по тону, черноволосый послушник решил, что его товарищ тронулся умом.
– Сейчас! – Арсентий, не вдаваясь в объяснения, полез в свою сумку, стараясь делать это как можно незаметнее. – Только один я не справлюсь, тут всем придется.
– Что придется-то? – с нетерпением переспросил Родион. – Ты объясни толком.
Лихо упивалось той силой, которую ему давали мучающиеся вокруг люди. Оно поводило плечами, задрав голову к небу, прикрыв глаз с блаженной улыбкой. И резкий оклик, раздавшийся снизу, чудовище насторожил не сразу. Поэтому Арсентий, заложив в рот пальцы левой руки, засвистел так, что Валдай почувствовал, как ухо заложило – хотя, казалось бы, после звуков, издаваемых Лихом, уши должны были бы выдержать что угодно.
– Эй, ты! – гаркнул рыжебородый послушник, подойдя к огромной твари. – Давай попляшем, а? Любишь пляски, поди?
Лихо некоторое время смотрело на Арсентия с удивлением – видимо, никогда не встречало такой наглости. А потом решило избавиться от странного человека, вновь приоткрыло рот, собираясь закричать. Послушник же, видя это, поднял свою свирель и заиграл такую залихватскую плясовую, что в другом случае мало кто усидел бы на месте.
Валдай и до этого видел в жизни много странных вещей. Но, пожалуй, самую странную он видел именно сейчас. Рыжий послушник в монашеской рясе, не переставая наигрывать на свирели, выплясывал на залитом кровью подворье так задорно, что позавидовали бы многие скоморохи. Перепрыгивал с одной ноги на другую, крутился вокруг себя, поводил плечами. И все это перед лицом Лиха, морщившего огромное лицо так, словно набрало полный рот клюквы.
– Чего разлеглись? – гаркнул Арсентий, на мгновение прервав игру. – Меня одного не хватит. Всем веселиться!
То, что произошло вскоре, никто из присутствующих не смог бы описать словами. Полтора десятка дружинников, второй послушник и воевода Строг по очереди поднялись на ноги. Сперва нерешительно, вскоре они, по примеру Арсентия, принялись отплясывать под звук свирели так, словно не первый час гуляли на свадьбе и опрокинули не одну братину[10] с хмельным медом. Видя, что от этого Лихо закачалось и зажимает ручищами уши, брат Родион ударился в размашистую присядку – что выглядело еще более забавно в исполнении человека в рясе.
– Княже, давай с нами! Чутка не хватает! – крикнул старший послушник, не переставая выплясывать.
– Ты что это удумал? – приподнялся князь Василий с хмурым видом. – Я князь, а не скоморох с торжища.
Но видя, что при его словах Лихо перестало так сильно морщиться, князь быстро поднялся, подхватил под локоть ближайшего гридня, и они закружились, высоко вскидывая колени в такт музыке. Строг хлопал себя ладонями по плечам и коленям, громко напевая «Ай-люли-люли». Даже раненые, лежащие на земле, вскоре через боль принялись хлопать в ладоши и подпевать мелодии свирели, видя, какое мучение это доставляет огромной вражине.
И, несмотря на то что только что погибло множество людей и еще немало в ближайшие дни умрет от ран, Валдай не выдержал и заливисто захохотал – настолько безумным казалось происходящее вокруг. Он хохотал и не мог остановиться. К нему присоединился один из дружинников, потом другой, затем еще один – и вот уже все живые, включая князя и послушников, гоготали так, что слезы выступали на глазах и катились по щекам. А воевода Строг смеялся так громко, что не смог устоять на ногах. И завалился бы на землю, если бы его не подхватил под руку один из стоявших рядом гридней.
Лихо от всего этого начало корежить так, будто его поджаривают на огне. Оно быстро уменьшалось в размерах, а потом закачалось и упало на колени, накрыв голову ладонями. Видя это, Арсентий резко оборвал музыку и опустил свирель. Потом подошел к чудовищу почти вплотную, поднял руку, направив ее ладонью вперед.
Остальные, видя это, замерли, глядя на послушника, не отрывая глаз.
– Уходи, Лихо! Не делай мне лихо! Нет тут больше твоей власти! – повторил Арсентий наговор, который Родион говорил раньше. – Уходи, Лихо! Нет тут твоей власти! Уходи!
Чудовище, услышав эти слова, подняло голову и посмотрело на стоявшего перед ним человека, не моргая. Потом, покачиваясь, поднялось, вскинуло левую руку и со всей силы вонзило когти в горло Арсентию, громко вскрикнувшему от боли. Впрочем, это было последнее, что оно успело сделать, потому что через миг исчезло с громким хлопком. А послушник как подкошенный повалился наземь.
– Арсентий! – Родион упал на колени рядом с товарищем, зажал рану. – Держись, брат! Держись, не сдавайся!
Арсентий попытался что-то ответить, но не смог, поэтому только кивнул два раза. Валдай ножом отхватил от рубахи длинную полосу ткани, приложил к шее послушника. Но глаза Арсентия уже потускнели.
– Вот это мощь! Вот это сила! – Князь Василий стоял на том месте, откуда только что исчезло Лихо, и осматривался с восторженным блеском в глазах. – Эх, воевода, нам бы такую силищу в дружине иметь! Мы бы враз всех соседей на колени поставили!
– Княже, надо бы раненым помочь. – Воевода указал на корчившихся на земле людей.
– Что? А, да, помогите, – отмахнулся Василий. – Но какая все-таки сила, а?
Князь наклонился, поднял с земли какой-то небольшой предмет. Покрутил его в пальцах, осматривая, а потом быстро спрятал в кошель, висящий на поясном ремне. Никто не обратил на это внимания, кроме послушника Родиона, бросившего быстрый взгляд на Василия. Поняв, что именно сделал князь, послушник настороженно прищурился. Но потом он посмотрел на лежащего на земле Арсентия и коротко махнул головой, словно отгоняя какую-то мысль.