* * * Дом пропавшего из могилы пастуха стоял на окраине – Арсентий нашел его по описанию Сафрония. Небогатый домик, но опрятный – сразу за калиткой раскинулся садик с яркими цветами, чистенькая тропинка вела от дороги к дверям. Возле стены сидел мальчишка лет десяти, строил что-то из еловых чурок, не глядя вокруг и не замечая гостя. Арсентий направился к дверям и уже потянулся к ручке, но услышал внутри знакомый тихий голос. Хотел окликнуть священника, потом разобрал слова и решил не спешить. – Зимава, прошу тебя, бери мальчонку и уезжай. Прямо сейчас. – Не могу я, ты же знаешь, – пропел мелодичный голос. – Тогда спрячьтесь. Мне пришлось сюда мастера по нечисти привезти, из Богоявленского. А то потом правда наружу выплывет, и люди спросят – почему ничего не делал. И что я отвечу? – Может, тогда лучше ему все рассказать? – И ты думаешь, он охотиться не станет? – Я не хочу больше с тобой спорить – делай что знаешь. Брат Арсентий отступил на пару шагов и, когда на двор вышла молодая женщина с длинной косой и траурным убором на голове, сделал вид, что только подходит. – Здравствуй, хозяюшка, – поклонился послушник. – И тебе здоровья, божий человек. – Она посмотрела на Арсентия, и его сердце забилось быстрее, столь глубокими были ее глаза цвета весенней листвы. – Отец Сафроний здесь? – Да, сейчас выйдет. – Она присела на скамейку, достала из мешка наполовину законченный вышивной платок, нитки и иглу. Умелыми движениями стала покрывать ткань тонким узором. Арсентию показалось, что этот рисунок он уже где-то видел, но вот где именно, вспомнить пока не смог. Священник вышел из дома без рясы, в рубахе, с ног до головы перемазанный сажей. Кивнул Арсентию, направился к стоящей у стены бочке с дождевой водой. «С печкой помогал», – пояснил он на ходу. – Зимава, можно я с мальчонкой поговорю? – Попробуй, – пожала она плечами. – Только он почти не разговаривает, тем более с чужими. Послушник присел на корточки рядом с Миклошей, мастерившим из чурбачков то ли город, то ли крепость. Казалось, мальчик не видел ничего вокруг. Арсентий попробовал позвать по имени, но тот не отреагировал. Тогда послушник залез в холщовую сумку, переброшенную через плечо, достал замотанную в тряпочку свирель из рябины, заиграл тихую мелодию. Вначале мальчишка не обращал внимания, но потом поднял вихрастую голову, посмотрел на послушника. И улыбнулся – широко, искренне, во весь рот. – Красиво! – говорил он как будто через силу. – Нравится? – Послушник опустил свирель. – Хочешь, научу? – Хочу. – Договорились, – тепло улыбнулся Арсентий в ответ. – А ты мне расскажешь, что случилось, когда ты отца своего в последний раз видел, идет? Глаза мальчонки расширились, и послушник испугался, что тот опять замолчит. – Я обещал, что никому не скажу. – Мне можно. Мы же друзья, да? – Да, – не сразу, но все-таки согласился Миклоша. – Он сказал, что забрал батю в Ирий. И ему там хорошо. Он сказал, что и меня потом в Ирий заберет. И что мне там тоже будет хорошо. – Кто он? Ты его видел раньше? – Видел. У него голова светлая. – А где ты его видел? Здесь или в лесу? – Видел, – повторил мальчик. – А он меня правда в Ирий заберет? – Это мы еще посмотрим. – Арсентий потрепал Миклошу по макушке. – А ты видел, как он батьку твоего забрал? – Они разговаривали. Смеялись. Потом он мне ворона показал на дереве – большой ворон был. А потом бати уже не было. А он сказал, что батю в Ирий забрал. – А потом ты его встречал? – Когда батю закапывали. Голова светлая. – А после? – Но мальчику разговор явно наскучил. Глаза его вновь потухли, струйка слюны потекла из уголка рта. Арсентий встал и вернулся к хозяйке и отцу Сафронию, уже закончившему приводить себя в порядок. – Зимава, на похоронах Егорши много народу было? – Нет, все же работали. Мы вдвоем да сосед – кузнец наш, Местята. Я его с могилкой помочь просила. – А рядом с погостом никого не видели? – Никого. Только когда обратно шли, воев наших встретили, старшина их гонял неподалеку. – Волхв был, – щелкнул пальцами отец Сафроний. – Я еще удивился, чего это он из лесу вышел. За оградой стоял, когда я заупокойную читал. – А потом куда делся? – Не заметил. Когда мы могилу зарыли, его точно не было. – Надо бы навестить волхва вашего. – Арсентий вновь задумчиво разглядывал работу девушки. Потом его осенило: – Красиво вышиваешь, Зимава. Учил кто-то? – Бабушка, царство ей небесное. – А давно твоя бабка преставилась? – После Рождества. – Она подняла испуганные глаза. – А попить перед смертью не просила? Рука девушки дрогнула, иголка вонзилась в палец левой руки. – Просила, – ответила она совсем тихо. – И ты ей дала? – Зачем спрашиваешь? Знаешь же, что дала. – Знаю, – ответил он, отворачиваясь. – Ты мне про бабушку свою потом поподробней расскажи. Да и про себя тоже. * * * Брат Арсентий задумчиво посмотрел на небо, уже полностью очистившееся от туч. Солнце начало спускаться от зенита, и до заката времени оставалось не так много – надо бы поторопиться. Но, услышав чуть в стороне звонкое постукивание молотка о наковальню, уверенно двинулся туда. – А мы разве не в лес? – удивился отец Сафроний. – И в лес тоже, – согласился Арсентий. – Но сперва к кузнецу заглянем. Кузня стояла на самом отшибе, подальше от людей. Их всегда ставят в стороне – и чтобы людям звоном не мешать, и потому, что в народе кузнецов порой считают колдунами. Они с металлом договариваются, слова тайные знают – а значит, лучше к ним не приближаться, если дела нет. Местяту они увидели еще на подходе – остужал в чане с водой только что законченную подкову. Выглядел он внушительно – невысокий, зато с широченными плечами, могучими руками и гривой льняных волос, подвязанных на лбу кожаной лентой. Отбросил подкову в кучу таких же, отер пот со лба тыльной стороной ладони. – Бог в помощь, мастер! – махнул рукой послушник. – И тебе всего хорошего! – Кузнец посмотрел из-под насупленных бровей. – Ищешь чего? – Да, дело есть. – Арсентий вынул из сумки порванную вурдалаком цепь, положил на наковальню. – Починить сможешь? Я заплачу. Кузнец наклонился, посмотрел и помотал головой. – С серебром не работаю. – Что же так? – полушутливо уточнил Арсентий. – Я по железу мастер, – пожал плечами Местята. – К серебру своя наука нужна, я не обучен.