Тогда не иначе как на пороге меня должна встречать хозяйка, с чувством неожиданной печали подумал он и постучал в дверь. 6 – Будешь ужинать? – спросила Дебора, когда он вошел в дом. – Буду, – коротко ответил Карл, ставя к стене мольберт, и снял плащ. Уже наступил вечер. Смеркалось. Карл прошел к кадке с водой, но Дебора опередила его и, схватив ковш, зачерпнула воды. Карл посмотрел ей в глаза и встретил уверенный взгляд серых глаз. Дебора не улыбалась, но улыбка жила в ее глазах, готовая выйти наружу, но до времени спрятанная за невозмутимым выражением лица. Так быстро? – удивился Карл. – Спасибо, – мягко сказал он вслух и улыбнулся. Губы Деборы дрогнули. Мгновение – и она улыбнулась тоже. – Где ты пропадал? – спросила Дебора, выливая воду в его подставленные ладони. «Она ревнует? Быть этого не может!» – Рисовал даму Садовницу. – Он замолчал, ополаскивая лицо. – Целый день?! – Дебора снова зачерпнула воду. – Отчего же! – усмехнулся он в ответ. – Еще я гулял. – Похоже, ты можешь гулять целыми днями, – насмешливо вставила она, пока он мыл лицо. – Могу, – ответил он, принимая из ее рук кусок чистого полотна. – Чем ты угостишь меня сегодня? – Посмотрим, – лукаво улыбнулась Дебора. – Увидим… Садись, Карл, я буду тебя кормить. На этот раз его ожидала уха из морской рыбы и свинина, тушенная в сметане, и копченые ребрышки, и крепкое, почти черное вино из Пража, и соленый овечий сыр, и… – У кого ты покупаешь такой великолепный хлеб? – спросил Карл, прожевав очередной кусок мяса. Дебора сидела напротив него, по другую сторону стола, и с улыбкой, блуждавшей по ее дивным губам, смотрела на то, как он ест. – Хлеб и в самом деле замечательный, – согласилась она. – А покупаю я его в пекарне, что в конце улицы. К слову, булочник говорит, что он тоже родом из Линда, но твоего имени не помнит. – И немудрено. – Карл сделал глоток вина. – Линд – большой город, да и я давно его покинул. – И что же ты, Карл, делал, после того как покинул Линд? – спросила она и неожиданно начала краснеть. – Шел, – пожал он плечами, не сводя с нее глаз. – Потом снова шел… О чем ты подумала? – Я обязана отвечать? – Впервые в ее голосе проступил гнев. – Нет, – тихо ответил он. – Не обязана, но мне очень хотелось бы об этом знать. Дебора смотрела на него и молчала. – Ты очень красивая женщина, – сказал он по-прежнему тихо. – И необычная. Ты говоришь, как загорянка, но родилась ты на дальнем западе. Я думаю, где-нибудь близ Больших Озер – ведь так? Дебора не ответила. Она молча смотрела на него, и в ее серых бездонных глазах полыхал такой неслыханный пожар, что впору было испугаться собственной дерзости, но Карл никогда не отступал. – Ты не умеешь варить суп из морской рыбы, Дебора, – улыбнулся он. – Тунца варят по-другому. Но ты умеешь варить озерную рыбу, и именно так ее варят в Новом Городе. Краска отлила от ее лица, но она не смутилась. – Далеко же ты зашел на своем пути, Карл Ругер, – сказала Дебора. Звонкий ее голос огрубел от волнения. – Тебе ли удивляться, Дебора? – улыбнулся он в ответ. – Я подумала о том, что уже вечер, – сказала она вдруг. – И, значит, скоро ты снова меня обнимешь. – Это хорошо, что ты так подумала, – ответил он. – Почему? – Потому что я тоже об этом думал. 7 Явь обратилась в сон, и сон стал продолжением яви, но в какой-то момент Карл понял, что женщина, которую ласкают его руки, это не Дебора. Его Дебора осталась за гранью сна, и грудь, которую он покрывал поцелуями, была не ее грудью. Все изменилось. Все обратилось во что-то другое. Во всем крылся обман. Исчезли запахи, и с ними пропал одуряющий, сводящий с ума запах Деборы, запах ее волос, напоминавший ему ароматы степных трав в разгаре весны и летние запахи лилий в заводях тихих озер запада. Исчез запах ее желания, и запах их любви исчез, и в пресном, лишенном запахов и самой жизни мире ночного морока, Карл сжимал в объятиях тело чужой и совсем не нужной ему женщины. И ей он был не нужен. Вернее, Карл, несомненно, был ей нужен, но совсем не так, как нужен влюбленной женщине любящий ее мужчина. В ней не было страсти, и желания в ней не было тоже. Женщина отдавалась ему так, как если бы выполняла абсурдную, скучную, но необходимую работу. Он хотел узнать, кто она, но крепкие руки прижимали его лицо к безупречной груди, не позволяя рассмотреть лицо. Но тела этого он не знал тоже, потому что был с этой женщиной впервые. Такое положение дел устроить Карла не могло. Он не привык быть игрушкой в чьих-либо руках и не желал этого даже пробовать. Раздражение, возникшее в его душе из-за бесцеремонности чьего-то постороннего вмешательства в его жизнь и в его чувства, быстро превратилось в гнев, и Карл разорвал сковывавшие его объятия. Принуждение лопнуло, как лопаются в шторм туго натянутые швартовочные канаты, и сон истаял. И вместе со сном исчезла женщина, которую он только что обнимал, но зато к нему вернулись свобода воли и вещный мир. И Дебора, тихо дышащая во сне рядом с ним. От нее шло живое тепло, и ее запахи были теми, которые он ожидал и хотел услышать. Карл открыл глаза. В комнате было темно, но он видел все детали необычайно отчетливо. Такое с ним уже случалось, и он не удивился. Болела голова, но и это вполне понятно. Колдунья, которая попыталась овладеть им, была необычайно сильна, и можно только гадать, какая цель могла заставить такую сильную женщину тратить свой Дар на такие пустяки. Или, спросил он себя, вставая с постели, судьба бросила кости? Он оделся и спустился вниз. В доме было тихо. Тихо было и на улице, только где-то далеко лаяли собаки. Карл остановился посередине кухни и прислушался к себе. Голова все еще была тяжелой, но боль отступила. А вот обострившиеся чувства продолжали питать его мозг массой слишком точных и ненужных ему сейчас подробностей, но с этим можно было мириться. Во всяком случае, это Карлу не мешало. Особенно ночью. Не зажигая света, Карл налил себе бренди и, раскурив трубку, сел около большого кухонного стола. Полночь миновала, но, в любом случае, идти этой ночью в гавань он не собирался. Сердце, растревоженное ночным кошмаром, уже успокоилось, и, судя по всему, никто сегодня не звал его в неведомую даль. Несколько минут Карл просто сидел около стола, курил, отпивал время от времени бренди из тяжелого серебряного стаканчика и думал. Потом у него появилась одна странная на первый взгляд идея, которую, тем не менее, стоило проверить, тем более что спать он уже не хотел и заняться ему сейчас было нечем. Подниматься наверх не хотелось, но тут Карл вспомнил, что, возвратившись вечером домой, он оставил мольберт здесь, внизу. В мольберте же было все, что могло теперь понадобиться. Он встал, пошел к мольберту, открыл его и вынул чистый лист бумаги и свинцовый карандаш. Вернувшись к столу, Карл положил бумагу на стол, взял в руку карандаш и уставился в окно. За маленьким оконцем, в частый свинцовый переплет которого было вставлено настоящее стекло, смутно виднелся дом на противоположной стороне улицы. Память Карла услужливо дополнила недостающие детали, и он как будто наяву увидел этот дом, причем не так, как его можно было увидеть из этого именно окна, а так, как он увидел бы фасад дома, находясь от него метрах в пятидесяти. Ничего примечательного в этом доме не было, но Карл заставил себя рассматривать его снова и снова, как если бы намеревался этот дом теперь нарисовать. Между тем его рука, предоставленная сама себе, чиркала что-то на листе бумаги, но думать об этом Карл себе запретил. Через несколько минут он почувствовал, что рисунок готов, и быстро, даже не взглянув на него, сложил бумагу и сунул в боковой карман камзола. Было любопытно, конечно, что же он там такого нарисовал, но Карл привык ждать и умел это делать без сожаления. Самое любопытное, что, закончив рисунок, он почувствовал, что снова стал самим собой. Прошла голова, ночь стала ночью, и его спокойное сердце уверенно билось в груди. И сразу же, как только он это почувствовал, выяснилось, что усталость прошедшего дня никуда не делась, и ночь позвала его в постель. 8 Однако лечь спать не получилось. В тот момент, когда Карл встал из-за стола, намереваясь вернуться в спальню, в дверь постучали. Стук был тихий, но уверенный, и Карл понял, что человек, стучащий в дверь его дома, знает, что он не спит и находится недалеко от двери. «Нашел время», – усмехнулся Карл и пошел открывать. За дверью стоял высокий мужчина в темном плаще, но Карл не сомневался, что, будь сейчас светло, плащ оказался бы красным. – Доброй ночи, – вежливо сказал Карл незнакомцу и выжидательно посмотрел ему в лицо. – Доброй ночи, – ответил тот. – Мое имя Павел, и я принес вам вызов на поединок от известного вам мастера Яна. – Ночью? – улыбнулся Карл. – А чем вас не устраивает ночь, мастер Карл? – Павел был спокоен и не склонен шутить. – То есть вы не только принесли мне вызов ночью, но предлагаете ночью драться? – уточнил Карл. – Именно так, – кивнул Кузнец. – Почему вы полагаете, что я приму вызов? – спросил Карл. – Потому что ставкой мастера Яна является вот это. – Павел протянул Карлу пергаментный свиток, с которого на длинных лентах свисали три печати. – Что это? – Голос Карла, когда он принимал свиток, выражал полное отсутствие интереса к возможному ответу. – Это разбор вашего дела, составленный тремя самыми уважаемыми судьями Сдома. – Павел Кузнец говорил равнодушно, как бы по обязанности или только приличия ради. – Они пришли к выводу, мастер Карл, что в вашем случае князь Семион допустил восемь нарушений законов вольного города Сдома и процессуальных норм, принятых в его юридической практике. Если вы откажетесь драться, завтра протест будет внесен в княжескую судебную палату и делу будет дан ход. – А если я убью мастера Яна? – спросил Карл.