– А суть? – подался вперед Великий Мастер. – Я здесь, – пожал плечами Карл, ведь то, что он находится в Сдоме, было очевидно. – Но я не твой! – резко сказал Кузнец. Вот как! – удивился Карл. – Хотел бы я знать, что ты имеешь в виду, старик! – Разве я звал тебя? Это ты позвал меня, – сказал он вслух. – Ты… – Я. – Ты – ужас! – не сказал, а выплюнул старик. – Я бы не стал драматизировать, – снова улыбнулся Карл, пытавшийся между тем сообразить, о чем же они, собственно, говорят. – Я всего лишь художник Карл Ругер из Линда. Эту игру придумал Мышонок. Он называл это «сказать много и ничего». О да, Мышонок, безусловно, виртуоз – он умел говорить, и речь в его устах превращалась в страшное оружие. Когда-то, много лет назад, Леон из Ру был маленьким тщедушным мальчиком, и все называли его Мышонком. Теперь он уже зрелый мужчина, но внешне изменился мало. Во всяком случае, два года назад, когда дорога неожиданно привела Карла в Амст, Леон оставался именно таким: худым, маленьким, серым. Мышонок, мышь. Однако он уже служил первым советником протектора, слыл мудрецом, и женщины рвали друг у друга волосы за право провести с ним ночь. Мышонок – умница. Он действительно сказочно одарен. Его эстетическое чувство было совершенно, а речь виртуозна. Единственный человек, которого он не мог или не желал подчинить власти своего интеллекта, – Карл. С Карлом Леон просто говорил. А игра, которую он когда-то придумал и в которую самозабвенно играл всю жизнь, была под стать его уму и таланту. Никто не мог соперничать с ним в умении вести диалог так, чтобы сказать немного, но достаточно, чтобы собеседник полагал, что знает, о чем они говорят. Сам же ты об истинном содержании разговора мог даже не догадываться. О чем говорил Игнатий Кузнец? Что он имел в виду? Карл этого не знал. Но ведь Кузнец говорил серьезно, и, значит, существовала надежда, что неясное когда-нибудь разъяснится, а неизвестное станет известным. А пока не стоило старику Игнатию знать о том, что он говорит с ветром. – Отдай Яну меч, – сказал Игнатий после нескольких минут молчания, в течение которых они просто смотрели друг на друга. Карл ждал продолжения, а старик Игнатий, видимо, собирался с силами. – Это приказ? – спросил Карл, доставая трубку. – Нет, конечно! – откровенно ужаснулся Великий Мастер. – Это просьба. – Просьба стоит денег, – серьезно объяснил Карл и стал набивать трубку табаком. – Во что ты оцениваешь его меч? – спросил Игнатий. – Меч хороший. Сейчас редко встретишь такой сплав, и кузнец… – Карл сделал многозначительную паузу. – Его ковали твои люди? – Да, – нехотя признал Игнатий, неудачно маскируя небрежным тоном свое волнение. – Когда-то давно. «Ах вот оно как! Это твоя работа? Этот меч ковал ты сам? Интересно». – Пятьсот золотых марок, – сказал Карл вслух. – Значит, мы договорились? – с видимым облегчением спросил старик. – О чем? – удивился Карл. – О мече. – Нет. – Но ты же сказал «пятьсот марок». – Ты спросил, во что я его оцениваю. – Карл вторично обратился к Великому Мастеру на «ты», но тот этого, казалось, не замечал. – Я ответил. – Хорошо, – отступил Игнатий. – Я спрошу по-другому. Сколько ты хочешь за его меч? – Смотря кто меня попросит, – спокойно объяснил Карл. – Что это значит? – Похоже, старик его просто не понял. – Если меня попросит сам Ян, цена мечу будет серебряный пенни, но зато Ян останется жив, – улыбнулся Карл. – А если нет? – спросил старик. – Если попросит Анна, я запрошу за меч две тысячи королевских марок. А если ты, то пять тысяч. – Что будет в этом случае с Яном? – Он умрет. – Мою просьбу ты оценил дорого, – пожаловался Игнатий. Впрочем, сожаления в его голосе Карл не услышал. – Она того стоит, ведь ты глава клана. – Карл закурил и, встав со стула, коротко поклонился: – Приятно было познакомиться, Мастер. Игнатий ничего не ответил, сидел, нахохлившись, и смотрел на вставшего Карла. Карл улыбнулся старику, повернулся и пошел прочь. 4 Дома Карла ожидали встревоженная его долгим отсутствием Дебора, горящий камин и плотный ужин, состоявший из всего, что купила и приготовила к его приходу несостоявшаяся волшебница. А еще его ждали лежавшие на краю стола письма, доставленные днем с нарочными. Карл взял в руки два свитка, пергаментный и бумажный, посмотрел на печати и отложил в сторону. – Я голоден, как волк после неудачной охоты, – сказал он. – Накорми меня, женщина, и ты сохранишь в целости мягкие части своего роскошного тела. Дебора привычно покраснела и бросилась накрывать на стол. Есть действительно хотелось зверски, ведь Карл ничего не ел с прошлого вечера. Поэтому с одинаковым аппетитом он поглощал и копченых угрей, и жареную ветчину, не забывая также про вино, лук, и редиску, и конечно же про белый хлеб. Хлеб был просто роскошный, из просеянной пшеничной муки, заквашенный на пивных дрожжах, и испечен был тоже на славу. Карл с удовольствием макал хрустящие коричневато-золотистые корочки в густой красноватый мед и отправлял в рот вместе с кусочками копченого овечьего сыра. Всего этого великолепия ему с лихвой хватило бы и на ужин, и на обед, но, оказывается, Дебора, утверждавшая, что готовить не умеет, сварила и суп. Этот суп Карла приятно удивил и заставил задуматься о том, где носила нелегкая загорянку Дебору до того, как она встретилась с ним. Такой суп из говядины с перцами, помидорами и картофелем готовили только на Великой равнине, и бывавший в тех краях Карл хорошо себе представлял, как далеко от Семи Островов лежат равнины убру. Тем не менее, даже эта мысль не помешала ему вполне насладиться ароматом и вкусом горячего густого супа, хотя вовсе его и не покинула. Уже было совсем темно, когда Карл завершил свою первую и единственную в этот день трапезу. Дебора от еды отказалась, сославшись на то, что поела перед самым его приходом, и все время, пока он ел, пропадала где-то в доме, производя неясного происхождения шум, на который, впрочем, Карл внимания не обращал. Она появлялась время от времени только затем, чтобы спросить, не нужно ли ему что-нибудь еще, и исчезала снова. Но, когда она открыла дверь в очередной раз, именно тогда, когда Карл почувствовал, что наконец сыт, он ее уже не отпустил. – Останься, Дебора, – попросил он, и она, помедлив секунду в дверях, вошла в комнату и остановилась перед ним, опустив глаза в пол. – Садись, – предложил он. – Выпей со мной вина. Вино-то ты еще не пила? – Нет, – ответила Дебора и, снова помешкав секунду или две, села к столу. – Ну вот и славно, – улыбнулся Карл и, встав со своего места, принес Деборе кружку и наполнил ее вином. Девушка, сделавшая вначале движение, чтобы встать, оставалась все это время на месте, следя за ним одними глазами. Она снова была вся красная от смущения. Протянув ей кружку с вином, Карл налил себе бренди, отметив, что его «служанка» не упустила ничего из того, что он ей поручил утром, и спросил: – Что ты там делала? – Ты же хотел устроить баню! – почти с вызовом ответила она. – Да, – улыбнулся Карл. – Это третья вещь, о которой я мечтал, возвращаясь домой. – Куда? – Дебора его, кажется, не поняла, хотя, на взгляд Карла, ничего особенно замысловатого он не сказал. – Домой, – повторил он, закуривая. – Твой дом в Линде! – отрезала Дебора, которая, видимо, раздумала краснеть по всякому поводу. – Давно уже нет, – покачал головой Карл. – Теперь мой дом там, где я живу сейчас. И вот этот дом – мой дом. Здесь и сейчас… И твой тоже, – добавил он после секундной паузы. – И о чем же ты, Карл, мечтал, возвращаясь домой? – спросила Дебора, в голосе которой звучала ирония. – О еде, естественно. – Карлу их разговор начинал нравиться. – Я ведь ничего сегодня не ел. Совсем ничего… Так вышло, – объяснил он, уловив новую волну удивления в ее прекрасных глазах. – А еще? – спросила она, не отводя взгляда. – Еще я думал о том, как мне хочется заняться делом… Кстати, я там накупил всякого… – Все уже наверху, – серьезно сообщила Дебора. – Я разложила вещи, как могла. Ну просто чтобы они не испортились и не загромождали комнату. – Спасибо, – поблагодарил девушку Карл. – Это очень хорошо. С утра займемся делом. – Ты будешь рисовать? – В ее глазах зажегся интерес. – Разумеется, но не сразу. – Карл наконец сделал глоток бренди. – Сначала надо будет натянуть холст на подрамники и проклеить. – Проклеить? – Дебора была удивлена. – Я думала, что ты сразу… – Ни в коем случае! – притворно ужаснулся Карл. – Этого никак нельзя делать. Он отпил еще бренди, наблюдая за Деборой, которая, по всем признакам, была полна недоумения. – Видишь ли, – сжалился над ней Карл, – писать масляными красками можно только на грунтованном холсте. Если не положить грунт, основа – в данном случае холст – впитает масло и краски быстро высохнут и пожухнут. Начнут осыпаться… Да и холст от этого портится, потому что масло – такое дело – разрушает ткань. А на грунт и краски лучше ложатся, ты понимаешь? У них лучше сцепление с холстом. – Так ты будешь… грунтовать холст? – спросила она с интересом.