Как только они с отцом подошли к домику, оттуда выскочил Крендель. С Глафирой малыш был знаком, а вот Владимира видел впервые. Оттого и залился громким лаем. Еще бы: в последний раз, когда в дом его хозяек приходили незнакомцы, случился пожар. Хоть и маленький, но щенок помнил большой огонь и страх Марьи и Павлы. Он не хотел повторения. Широко расставив передние лапы, щенок своим маленьким тельцем перегородил вход на крыльцо. Он то рычал на Владимира, то махал хвостом Глаше ― выглядело это довольно забавно. Однако острые маленькие зубки красноречиво намекали на серьезный настрой малыша. ― Та-а-ак… ― задумчиво проговорил Владимир, не сдержав улыбки. ― А ты у нас что за крендель? Глаша дернула отца за рукав: ― А откуда ты знаешь, как зовут щенка? Владимир снова улыбнулся. Присел на корточки и поманил песика. ― Крендель, значит. Что ж, будем знакомы. Дома кто есть? Кого ты так яро защищаешь. Услышав лай, Павла и Марья вышли на крыльцо. И обе застыли, не зная, как реагировать на гостей. ― Привет, ― Владимир поздоровался первым. Присмотрелся к Павле: действительно, очень похожа на его дочь. Не удивительно, что он ошибся ночью. А вот Марья… Она низко опустила голову, пряча лицо ― уже не такое зеленое, но все же сохранившее следы краски. ― Простите за незваный визит. ― Добрый день. ― Марья преодолела первый небольшой испуг. Раз уж Владимир Вяземский обнаружил их, нет больше смысла прятаться. А вот проявить гостеприимство стоит. ― Войдете? Она широко распахнула дверь. Крендель слегка успокоился и тоже отошел в сторонку. Но на Владимира по-прежнему смотрел с сомнением, готовый, если понадобится, вцепиться в ногу. ― Я бы лучше погуляла с Пашей и Кренделем, ― тихо попросила Глаша. Отец покачал головой. Кажется, его дочь нашла способ избежать неловкой ситуации. Похоже, ему одному придется отдуваться. Взявшись за руки, девочки убежали в сад. Крендель, напоследок рыкнув на Владимира, последовал за ними. Марья осталась стоять неподвижно, неловко поправляя съехавшую косынку и чувствуя, как отчаянно трепыхается сердце в груди. Понятно, это только визит вежливости. И все же она очень давно не оставалась наедине с мужчиной. Как себя вести? Что говорить? Может быть, Владимир вообще пришел сообщить, что не желает видеть здесь ее и Павлу? ― Предложить вам чай? ― Марья,наконец, нашла что сказать. ― Да, с радостью, ― отозвался Владимир, испытывая странную, непонятную тревогу и робость. Он ведь давно не мальчик, ему почти сорок, а ведет себя как глупый школьник. С чего это вдруг? Он никогда прежде не испытывал неловкости в общении с женщинами. Даже когда был тем самым школьником. Будучи капитаном волейбольной команды, он мог по щелчку пальцев завладеть вниманием любой девчонки. Вот только выбрал Ларису, скромную девчонку из школьного оркестра. Она, как и Глафира, играла на фортепьяно, казалась малообщительной и даже немного дикой. Друзья Владимира только удивлялись, как их предводитель мог связаться с такой девчонкой. А он, Владимир, точно знал, что эта худенькая малышка с торчащими во все стороны рыжими кудрями, когда-нибудь превратится в настоящую красавицу. И не ошибся. Спустя каких-то пять лет Лариса расцвела, привлекая своей яркой красотой не только сверстников, но и вех мужчин от мала до велика. Теперь уже Владимир гордился тем, что выбрал именно ее. Только с ней он чувствовал себя настоящим, сильным и нужным. Тем, кто может горы свернуть за взмах золотистых ресниц. С уходом горячо любимой жены эти ощущения угасли, притихли. И вот сейчас возродились вновь, как птица феникс из пепла. Все это было так неожиданно, что Владимир не сразу нашелся с ответом. Марья действовала на него удивительным образом, как будто была не просто женщиной, а лесной колдуньей, опоившей его волшебным зельем. Ощущение усилилось, когда он вошел в дом. Здесь пахло терпкой зеленью и специями, в вазах стояли цветы, собранные руками Павлы. С кухни доносился умопомрачительный аромат выпечки. ― Угостить вас лимонным кексом? ― предложила Марья, как будто прочитав его мысли. ― Да, ― торопливо заверил Владимир. И вдруг опомнился. ― То есть нет… Чуть позднее. Я ведь пришел не просто так, а извиниться за поступок дочери. Вот и антидот принес. Он достал из кармана и продемонстрировал небольшой пузырек с прозрачной жидкостью. Марья вспыхнула, как свеча, и приложила ладони к щекам, сохранившим следы зеленой краски. ― Я же не представился, ― запоздало вспомнил Владимир. ― В этом нет необходимости, ― улыбнулась Марья, продемонстрировав идеально ровные белые зубки. ― Я знаю вас. Вы Владимир Семенович Вяземский. Ваш отец рассказывал о вас. ― И мне тоже, ― кивнул Владимир. ― То есть… Он рассказывал о вас. Прошу, называйте меня просто Вова. ― Тогда я просто Марья. Так что, нести лимонный кекс? ― Для начала присядь вот сюда. ― Он указал на стул. А сам достал из кармана носовой платок и пропитал его антидотом. ― Еще раз извиняюсь за дочь. Она не хотела пачкать тебе лицо. На самом деле краска предназначалась другой женщине. ― Знаю, ― произнесла Марья и тут же опомнилась. ― Мне очень жаль, что Глафира не принял вашу будущую жену. Но, думаю, они все же подружатся со временем. А что до извинений ― не стоит… В деле поучаствовала не только твоя дочь, но и моя Паша. ― Так это был настоящий заговор? ― шутливо воскликнул Владимир. ― Похоже на то, ― созналась Марья. Когда Владимир коснулся лица, ее словно током прошибло. Не ожидала она от себя такой реакции. Потому немного смутилась и, неловко поерзав на стуле, попросила отдать ей антидот. ― Я справлюсь сама, ― пообещала она. ― Тебе нет необходимости помогать мне. ― Вот уж нет, ― возразил Владимир. ― Я сделаю это лучше. Никому, даже себе самому он не стал бы признаваться, что ему до безумия нравится притрагиваться к этой женщине. А уж когда из-под слоя зелени стали пробиваться задорные веснушки, вообще затаил дыхание. Марья была слишком похожа на Ларису, и в то же время отличалась от нее. Владимиру было сложно совладать с нахлынувшими чувствами. Он никак не мог понять: это к Марье его так неожиданно сильно тянет, или все еще к Ларисе. Что за неожиданная напасть? Поддавшись порыву, он развязал узел косынки и стянул ее с головы Марьи, позволив красивым ярко-рыжим волосам волнами упасть на узкие плечи. Владимир замер, с округлившимися глазами рассматривая женщину. Он видел ее всего второй раз, а как будто знал всю жизнь. ― Что с тобой? ― осторожно спросила Марья, тронув Владимира за руку. ― Тебе плохо? Глава 18 Ему было хорошо. Слишком хорошо рядом с ней. Он мог бы просто стоять рядом и смотреть на нее часами напролет. А еще лучше ― прижать к себе, крепко обнять и не отпускать никогда больше. У него руки задрожали от желания вновь и вновь прикасаться к Марье. Но он сдержался. Усилием воли заставил себя не поддаваться непрошеным чувствам, вот только укротить их оказалось не так просто. Владимир попытался отвлечься, сосредоточиться на чем-то другом. ― Спасибо за салаты, Марья, ― поблагодарил он. ― Очень вкусные, хотя и немного непривычные. В ресторанах такие не подают. Тут он чуть не проболтался, что Пэтси совершенно не умеет готовить, да и не стремится к этому. А он, как многие мужчины, любил вкусно поесть, и это несмотря на подтянутую фигуру. Финансы позволяли ему не утруждать свою женщину готовкой, но душа его и желудок тяготели к домашней кухне. Ни один лучший повар не приготовит так, как это могут сделать любящие женские руки. ― Да, понимаю, ― вздохнула Марья. В очередной раз подумала о том, что ее «непривычные» салаты вряд ли будут покупать в крупных магазинах. Она подведет Семена Петровича, вложившегося в предприятие, утратит его доверие… ― Не всем такие блюда по нутру. ― Да нет же, Марья, я вовсе не то хотел сказать, ― торопливо прервал ее Владимир, поняв, что нечаянно обидел. ― Эти салаты тем и хороши, что больше нигде таких не купить. И я понимаю, почему отец решил организовать поставки в магазины. Этот бизнес, действительно, может оказаться золотым дном. Люди любят эксклюзив, то, чего не могут попробовать в других местах и у других производителей. А попробовав раз, будут возвращаться снова и снова. Один покупатель расскажет другому, тот третьему ― «сарафанное радио» работает порой лучше любой рекламы. Поверь, я знаю, о чем говорю. ― Ты, правда, думаешь, что мои салаты будут покупать? ― с сомнением переспросила Марья. Подняла голову и взглянула Владимиру в глаза. И снова он почувствовал, как сладко замерло сердце. Подумать только, от одного взгляда. А когда Марья задумчиво покусала нижнюю губу, Владимир чуть не застонал. ― Я думаю, что у тебя все получится, Марья, ― произнес он неожиданно охрипшим голосом. Не удержался от искушения и провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Кожа Марьи была нежной и гладкой, как прогретый солнцем шелк. ― Вам с дочерью не нужно больше скрываться. Отец все рассказал мне, и я очень рад, что у нас появились такие соседки. Зеленая краска стерлась с кожи, но Владимир не мог отойти от Марьи, как будто прилип к ней, прикипел. А она, испытывая одновременно волнение и неловкость, не представляла, как вести себя дальше. Что сказать? Да и надо ли?.. Владимир очень притягательный мужчина, но он почти женат. Его невеста живет здесь, в соседнем доме. И в сравнении с элегантной Пэтси она, Марья, явно проигрывает. Так почему же Владимир смотрит на нее сейчас так, как будто собирается поцеловать? Неловкий момент прервало появление девочек. Павла и Глаша вбежали в дом, заливаясь смехом. За ними следом влетел громко тявкающий Крендель. Три рыжих ракеты, сияющих радостью и задорным весельем. Владимир отступил от Марьи, поняв, что чуть не зашел слишком далеко. ― Девочки, что с вами? ― спохватилась Марья, поднимаясь со стула. Судя по грязной одежде и траве в волосах, они валялись на земле. ― Неужели там ураган? Она шутливо выглянула в окно, но на улице ярко светило солнце и не было ни намека на тучи или сильный ветер. ― Они сами как ураган, ― рассмеялся Владимир. ― Только посмотри на них! Я впервые за долгое время вижу свою дочь такой бодрой и энергичной. А то, что испачкано платье, не беда. Правда, Глаша? Девочка согласилась, только сейчас заметив, что испачкала одежду. Они так весело играли в саду, что совершенно забыли обо всем на свете. ― Ой, у тебя на коленке кровь, ― подметила наблюдательная Марья. Присела возле Глаши на корточки, чтобы осмотреть колено. ― Паша, будь добра, принеси перекись. Пусть рана и небольшая, лучше обработать. Глаша не очень-то любила врачей и любые медицинские процедуры. Но Марью подпустила к себе без труда. А когда та, обработав рану, подула на колено, так душевно улыбнулась, как будто признала в этой женщине родную душу. Да, наверное, именно так поступила бы любящая мать. Владимир не мог не подумать об этом. А что бы сделала Пэтси? Об этом он тоже не мог не подумать. Его будущая жена проявляла терпеливость и любезность по отношению к дочери. Дарила подарки, приглашала сходить вместе в ресторан или по магазинам. Глаша, к слову, всегда отвечала отказом. Но стала бы Пэтси вот так бережно обрабатывать рану его дочери? Говорить ей ласковые слова и просить потерпеть легкое пощипывание? Вряд ли… Ответ, к сожалению, более чем очевиден. У Пэтси нет своих детей, она просто не знает как себя с ними вести. По крайней мере, Владимир оправдывал будущую жену именно этим. Но надеялся, что после свадьбы Пэтси согласится завести общего ребенка. Он бы этого хотел. Может быть, после этого в женщине проснется настоящий материнский инстинкт, а у Глаши появится младший братик или сестренка. ― Ну вот, теперь все в порядке, ― объявила Марья, поднимаясь и ласково касаясь макушки Глаши. ― Только лучше бы вам обеим принять ванну и переодеться. ― Тяв! ― вмешался Крендель, как будто привлекая внимание к своим грязным лапам. ― Да, да, и тебе тоже, ― предупредила Марья и шутливо погрозила щенку пальцем. ― Тебя мы тоже сегодня искупаем. ― А можно мне с вами? ― спросила Глаша, с надеждой заглядывая Марье в лицо. ― Пожа-а-алуйста… Она с такой благодарностью принимала ласку Марьи, так тянулась к ней, что ее отцу оставлялось лишь удивляться. Впрочем, он и сам испытывал к этой удивительной женщине подобные чувства. ― Если отец разрешит, ― предупредила Марья. Глаша перевела на него умоляющий взгляд.