– И что мне теперь делать? В чем мои обязанности? Этот вопрос, казалось, смутил доброго графа, но лишь на мгновение. – Ваше высочество, – сказал он, – вы могли бы поехать навстречу королевскому кортежу. Орамен кивнул: – Да. И правда. – Это безопасно, ваше высочество. Сражение выиграно. – Да, – сказал Орамен, – конечно. Он встал и посмотрел на одного из слуг за спиной Дроффо: – Пуисил, мне нужен паровик. Пожалуйста. – Чтобы разогреть паровик, понадобится время, ваше высочество, – сказал Пуисил. – Тогда поторопись, – резонно заметил Орамен. Слуга повернулся, собираясь уходить, но в это время появился Фантиль, секретарь двора. – Минуту, – сказал Фантиль слуге, и тот остановился; взгляд его метался между юным принцем и видавшим виды секретарем. – Может быть, лучше взять скакуна, ваше высочество? – обратился он к Орамену, улыбнувшись и поклонившись Дроффо, который кивнул ему в ответ; Фантиль был лысоват и морщинист, но при этом высок и статен. – Вы так думаете? Но самобеглая коляска наверняка доедет быстрее. – Скакун будет готов скорее и лучше подойдет для этого случая, ваше высочество, – сказал Фантиль. – На скакуне человек куда заметнее. Народу теперь нужно видеть вас. Орамен хотел было сказать, что стоять можно и в задней части отцовской коляски, но нашел, что предложение секретаря не лишено смысла. – К тому же, – продолжил Фантиль, видя колебания принца и решив поднажать, – дорога может быть забита. А у скакуна больше шансов проскользнуть, чем у машины. – Разумеется, – согласился Орамен. – Хорошо. Пуисил, пожалуйста. – Да, ваше высочество. – Слуга вышел. Орамен вздохнул и уложил в коробку свои бумаги. Дни его были заняты в основном работой над новой формой музыкальной нотации. Вместе с остальным двором принц разместился рано утром в подвале дворца – тогда ожидался удар делдейнов из ближайшей башни. Они сидели там на тот случай, если дела пойдут плохо и придется бежать по туннелю туда, где в нижней части города ждали подготовленные заранее паровики. Но им так и не позволили выйти из подвала: врагов, как и предполагалось, встретила сильнейшая армия, те больше не угрожали городу и заботились лишь о собственном спасении. Ближе к полудню принца убедили выйти с Широм Рокассом, его наставником, на огороженную крышу, чтобы осмотреть дворцовую площадь, устроенную в виде террас, и кварталы на холме – ближе к Ксилискинской башне и полю боя. Согласно телеграфным депешам, теперь полем боя стали почти все окрестности башни. Но мало что было видно. Даже в небесах, казалось, ничего не происходит. Громадные стаи каудов и лиджей, которые в древности заполняли небо над полем боя, придавая романтики сражению, теперь почти исчезли. Действия этих существ нынче сводились к патрулированию, доставке сообщений, координации артиллерийской стрельбы и рейдам, которые мало чем отличались от обыкновенного разбоя. Здесь, на Восьмом, считалось, что крылатые боевые животные больше не играют сколь-нибудь заметной роли в наземных операциях благодаря боевым машинам и соответствующей тактике, введенной самим королем Хауском. Ходили слухи, что у делдейнов есть летающие паровики, но если они сегодня и применялись в бою, то, видимо, в очень небольших количествах, почти не повлияв на исход сражения. Орамен был немного разочарован, хотя и решил, что старому наставнику говорить об этом не стоит – тот был патриотичен, склонен к расизму и МирБожен дальше некуда. Они спустились с крыши, чтобы заняться так называемыми уроками. Шир Рокасс был почти пенсионером, но тем не менее за последний короткий год понял: теперь он уже мало что преподаст Орамену, разве что заставит его механически затвердить что-нибудь прямо из учебника. В последнее время принц предпочитал пользоваться дворцовой библиотекой самостоятельно, хотя и прислушивался к советам старого ученого – не только из сентиментальных чувств. Он оставил Рокасса в библиотеке – тот зарылся в каких-то пыльных свитках – и направился в овальную комнату, где всегда было спокойнее. Но, как оказалось, не в этот день. – Орамен! – В комнату вбежала Реннеке, пронеслась мимо Дроффо и Фантиля и бросилась к ногам принца, ухватившись за них. Одежда на ней была в беспорядке и разорвана. – Я только что узнала! Этого не может быть! – Реннеке, дама Силб, изо всех сил обхватила руками его ноги и подняла голову. По молодому лицу текли слезы, каштановые волосы были растрепаны. – Скажите, что это не так. Пожалуйста. Ну не оба же сразу. Король и Фербин! Не оба же. Не оба. Ради всего святого, не оба! Принц наклонился и осторожно приподнял ее, поставив на колени. Глаза Реннеке были широко раскрыты, брови подняты, губы шевелились. Орамен всегда находил ее привлекательной и завидовал своему старшему брату, но теперь Реннеке в своей неумеренной скорби казалась ему чуть ли не уродиной. Ее руки, лишенные надежной опоры в виде ног Орамена, вцепились в маленькую округлую планету, что висела у нее на шее на тонкой цепочке. Реннеке крутила ее в пальцах – ажурные маленькие сферы внутри полого шара вращались, скользили туда-сюда, непрерывно меняли положение. Орамен внезапно почувствовал себя зрелым, даже старым. – Успокойтесь, Реннеке, – сказал он, утешительно поглаживая ее руки. – Мы все когда-нибудь умрем. Девица взвизгнула и снова рухнула на пол. – Мадам, – наклоняясь к ней, произнес Фантиль сочувственным, но смущенным голосом и повернулся к Маллар, фрейлине (тоже растерянной и испуганной), которая как раз вошла в дверь. Маллар, почти вдвое старше Реннеке, в детстве перенесла инфекционное заболевание, и лицо ее осталось изрыто оспинками. Увидев, как молодая женщина рыдает на деревянном полу, Маллар прикусила губу. – Прошу вас, – сказал Фантиль, указывая на Реннеке. Маллар уговорила Реннеке подняться и увела ее. – А теперь, ваше высочество… – сказал Фантиль, но тут же повернулся. В дверях стояла Харн, дама Аэлш, нынешняя супруга короля и мать Фербина: глаза красные, волосы нечесаные и растрепанные, но одежда цела. Она замерла, и ее лицо застыло как маска. – Мадам… – начал было он. – Подтвердите, что это так, – сказала Харн. – Это правда? Оба? И муж, и сын? Фантиль несколько мгновений смотрел в пол. – Да, моя госпожа. Оба убиты. Король – вне всяких сомнений. Принц – скорее всего. Из дамы Аэлш словно выпустили воздух, но она все же медленно собралась, кивнула, потом начала поворачиваться, но остановилась и посмотрела на Орамена. Принц ответил на ее взгляд и поднялся со своего места, не отрывая глаз от Харн. Оба всячески скрывали взаимную антипатию, но она не была тайной во дворце. Орамен не любил Харн за то, что его мать когда-то изгнали ради нее, а она не любила принца просто за то, что он существовал (как считали все). И тем не менее Орамен хотел сказать, что сочувствует ей; он хотел сказать (по крайней мере, когда размышлял об этом позднее, с ясной головой), что сочувствует ее двойной потере, что он никогда не желал и не добивался такого высокого положения для себя, что он ни действием, ни бездействием не будет стремиться изменить ее статус при регентстве или после своей коронации. Но выражение лица Харн как будто мешало ему говорить и даже побуждало к поискам таких слов, которые она ни в коем случае не сочла бы предосудительными. Несколько мгновений он боролся с этим чувством. Может, лучше все же сказать что-нибудь, а не хранить оскорбительное – по всей видимости – молчание? Наконец он сдался. Народная мудрость гласила: «Молчание – золото», и он просто кивнул даме Аэлш, ничего не сказав. Он не только видел – всей кожей ощущал, как она поворачивается и выходит. Орамен снова поднял глаза. Что ж, по крайней мере, с этим покончено. – Идемте, ваше высочество, – сказал Фантиль, выставляя руку. – Я с вами. – Ничего, если я поеду в таком виде? – спросил Орамен. Одет он был совершенно неофициально – брюки и рубашка. – Накиньте какой-нибудь хороший плащ, ваше высочество, – предложил Фантиль, не сводя взгляда с молодого человека. Тот неуверенно поглаживал свои бумаги, словно размышляя, не взять ли их с собой. – Вы, видимо, расстроены, ваше высочество, – ровным голосом прибавил секретарь. Орамен кивнул. – Да, – сказал он, похлопывая по бумаге. Верхние листы не имели никакого отношения к музыкальной нотации. Орамен был принцем, а потому его воспитывали в традициях иноземцев, обитавших на других уровнях и даже за пределами Сурсамена. И вот он, валяя дурака, покрывал листы бумаги своим именем, пытаясь записать его по-иноземному: Орамен лин Блиск-Хауск’р юн Пурлб юн Дич. Орамен-муж, принц (3/2), Пурлинебрак, 8/Су. Гуманоид Орамен, принц Пурла, дома Хаусков, повелителей сарлов, Восьмой уровень, Сурсамен. Мезерефина-Сурсамен/8са Орамен лин Блиск-Хауск’р дам Пурл. Он переложил страницы, взял пресс-папье и придавил им бумагу сверху. – Да, видимо. А как же иначе? * * * Запрыгнуть в седло мерсикора оказалось гораздо труднее, чем когда-либо прежде. Орамен, получив последние известия, действовал почти без задержек. И все же, когда он появился в освещенном фонарями дворе, там уже царила неразбериха. Сопровождаемый (точнее, подгоняемый) Фантилем, Орамен заглянул в свои покои, схватил там большой ездовой плащ, стоически вытерпел расчесывание – Фантиль прошелся гребнем по его каштановым волосам, а потом бросился вниз по ступенькам во двор, не забывая по пути кивать мрачным лицам и молитвенно сцепленным пальцам. Задержал его только посол октов. Посол походил на гигантского краба. Его прямое яйцеобразное тело, размером с туловище ребенка, имело темно-синюю окраску и было усеяно крохотными зелеными наростами – то ли тонкими зубчиками, то ли толстыми волосками. Его трехсекционные конечности (четыре болтались, как ноги, а четыре вроде бы служили руками) были словно раскалены докрасна. Каждая заканчивалась небольшой двойной клешней – синего цвета, как и остальное тело. Эти Z-образные конечности выступали, несколько асимметрично, из четырех черных шпеньков – мясистых орудийных жерл, как всегда казалось Орамену. Существо это с тыла и с боков опиралось на раму из полированного металла. Сзади к ней были приделаны более массивные конструкции, явно содержавшие средства для беззвучного парения в воздухе: во время него посол порой выделял немного странно пахнущей жидкости. Ряд трубок из другого цилиндра вел к тому, что считалось лицом, – оно располагалось в середине основного тела и было прикрыто подобием маски, через которую иногда просачивались крохотные пузырьки. Посол весь сиял, а если присмотреться внимательнее – как Орамен, – то выяснялось, что все его тело словно обволакивает тончайшая жидкая пленка, кроме разве что маленьких зеленых волосков и синих клешней. Октское посольство размещалось в прежнем бальном зале солнечного крыла дворца и было, естественно, до краев заполнено водой. Посол с двумя октами, один чуть мельче его, другой чуть крупнее, проплыли над плитками коридора к Орамену и Фантилю, когда те достигли последнего лестничного пролета. Секретарь остановился, увидев этих трех существ. Орамен решил было не следовать его примеру, но успел передумать и услышал, как Фантиль тяжело вздохнул. – Орамен-муж, принц, – сказал посол Киу-при-Пурле. Его голос напоминал шуршание сухих листьев или звук загорающегося гнилого дерева. – Тот, кто дал вам жизнь, породил, больше не есть, как не есть наши предки, благословенная Мантия, которые дал жизнь, породил нас. Скорбеть в горе пришло время и все другие подобные чувства терпеть. Силу которых я с вами не разделить. И все же. Долготерпение призываю я на вас. Догадываться можно. Вероятно, догадки будут иметь место. Плоды. Передачи энергии, как наследование. И это мы делить. Вы. Мы. Хотя в тесноте, в узких проходах мы не есть чувствовать хороши. Орамен уставился на это существо, не зная, что отвечать на очевидный бред. Из собственного опыта он знал, что бормотание посла, по виду безумное, возможно, имело труднонаходимый смысл, если только поразмыслить как следует (и записать сказанное, если удастся), но сейчас для этого не было времени. – Благодарю вас за добрые слова, – пробормотал он, кивнув, и продолжил спуск по лестнице. Посол чуть подался назад, оставив на плитках маленькую сверкающую лужицу. – Храни вас. Идите к тому, к чему вы направляетесь. Возьмите то, что я бы дал вам. Знание подобия. Окты – Наследники – происходят от Вуали, наследуют. Вы наследуете. И еще я соболезновать. – Счастливо оставаться, мой господин, – сказал Фантиль послу, после чего он и Орамен поклонились, развернулись и застучали каблуками по ступенькам последнего пролета, направляясь на цокольный этаж. В конюшенном дворе царила неразбериха – целое сборище герцогов, графов и рыцарей спорили, кто должен отправиться с принцем-регентом в недалекое путешествие, чтобы встретить тело возвращающегося короля. Орамен держался в тени, сложив руки на груди и ожидая, когда подведут его скакуна. Он отошел назад, ступил в кучу навоза у высокой стены, досадливо чертыхнулся и затопал ногой, чтобы очистить подошву, потом попытался соскрести налипшее о стену. Навозная куча еще дымилась. Интересно, подумал Орамен, можно ли по внешнему виду и консистенции кучи определить животное? Наверное, да, решил он.