Мне показалось, что, когда отец вышел, мама вздохнула с облегчением. Конечно, она ему ни за что в жизни ничего не расскажет о своих неприятностях, будет одной рукой ликвидировать потоп на кухне, а другой гладить ему рубашку. – А почему ты решила, что Скраповик ушел? – спросила я. – Разве ты не чувствуешь, что его больше нет в альбоме? – Мама приподняла брови. – Могла бы уже привыкнуть, что твоя дочь не чувствительнее фонарного столба, – проворчала я. Не люблю, когда меня тыкают носом в мои недостатки. Кристофоро Коломбо, они такие восприимчивые! Мама и Софья… Не успеют пуговицу в руки взять, а уже мне рассказывают, как чудесно она будет смотреться в свадебных приглашениях и как благоприятно повлияет на гостей – не даст приглашенным дяденькам упасть мордой в салат, а тетенькам – подарить невесте завалявшийся на чердаке молочник из бабушкиной коллекции советской посуды. Я так не умею. Для меня пуговица – это просто кругляшок с двумя дырками. Ну или с четырьмя. Я тоже скрапбукер, и у меня самая дурацкая специализация, какую только можно вообразить. Такая же нелепая, как в мире обычных людей – профессия переворачивателя пингвинов. Поэтому мне приходится следовать тому, во что верю я, – обычной человеческой логике. – Ты сделала такой вывод только потому, что так чувствуешь? – Я вложила в голос весь свой скептицизм. – Инга, ты, конечно, можешь не верить моему чутью, но в альбоме его больше нет, это точно, – сказала мама. – А в этой открытке – только след, отпечаток. Она пустая, как неудачная фотография. Голос у нее был такой, словно она вот-вот заплачет. – Мам, ты уверена? Может, я сама проверю? Я взяла альбом и тут только заметила, что он как-то изменился. Последний раз мамин альбом я видела пару недель назад, и он был в отличном состоянии – хоть на выставку неси. А теперь он выглядит так, словно ему не меньше тридцати лет. Страницы пожелтели, уголки обтрепались, из ровных, аккуратно прошитых когда-то строчек торчат нитки. И пахнет так, словно его достали с музейной полки, – пылью, ветошью и старой бумагой. Я открыла последнюю, рабочую, страницу и обалдела. – Мам, ты что? Это ты сама сделала? – вырвалось у меня. – А что? – нахмурилась мама и заглянула в альбом. – Тебе не нравится? – Ну не то чтобы, но как-то не похоже на тебя. «Мрачноватенько. Наверное, мама работает над вдохновлялкой для фильма ужасов, – сказала Аллегра. – Все-таки она у тебя мастер – высший класс!» Страница была так же похожа на обычные мамины открытки, как собака Баскервилей на болонку. Из альбома на меня смотрела птица с женским лицом. При всей несуразности ее облика, птица не лишена была своеобразной трагической гармонии. Она стояла на лапах-штампах, сложив крылья, вырезанные из книжных страниц с текстом, и такой же хвост, дополненный линейками с цифрами. На голове у птицы громоздились шестеренки и циферблаты, ветви деревьев, цифры и буквы. – Семь штампов, – подсказала мама. – Я использовала семь штампов, чтобы сделать голову. Фоном странице служили грубые синие мазки на ярко-красной основе, углы покрывали черные цветочные узоры. Птица сидела над пустым гнездом, сплетенным из спутанных белых ниток, одна из которых тянулась к ее хвосту. В уголке пять печатных букв складывались в слово «EMPTY». Из груди птицы торчала спичка, на конце которой сидела тяжелая черная буква «В». Пустое гнездо, черные цветы, мелкие трещины на красном фоне – не нужно быть Софьей, чтобы увидеть в этой работе душевную боль. Дио мио, что случилось с мамой? «Только не вздумай залезать на эту безрадостную страницу!» – строго предупредила Аллегра. Если бы я каждый раз слушалась ее советов, то давно уже прослыла бы городской сумасшедшей. То предложит босиком по снегу побегать, то песню затянуть утром в автобусе. Я привычно отмахнулась от Аллегры и попыталась войти в альбом, но страница не откликалась и не пускала внутрь себя. Можно подумать, передо мной не альбом одного из лучших скрапбукеров города, а офисный перекидной календарь. Не отзывалась на мои прикосновения и открытка. Положим, у карточки может быть свой секрет, но с альбомом-то я хорошо знакома, я знаю, как войти в него, я много раз бывала в нем. – Ведь сколько лет этим занимаюсь, но никогда не слышала, чтобы хранители уходили из альбома, – вздохнула мама. – А что говорит Магрин? – Я уже два дня пытаюсь его найти, но он как сквозь землю провалился. – Давай позвоним Софье! Уж ей-то он всегда отвечает. – Софье неудобно. Это же моя личная проблема. – Неудобно квадрат вырезать круглыми ножницами, а это – важное дело. Я набрала номер несколько раз, но телефон отзывался равнодушным «Извините, абонент недоступен или вне зоны действия сети». – Давно Скраповик пропал из альбома? Мама потянула себя за кончик уха. Она всегда так делает, когда задумывается, и я, кстати, тоже. – Три дня назад его уже точно не было. Вот так всегда. Родной дочери она все рассказывает в последнюю очередь. «Бережет тебя, конечно», – шепнула мне Аллегра. – Что же теперь делать? – произнесла мама таким безнадежным тоном, что до меня наконец-то дошло: в самом деле, происходит что-то из ряда вон выходящее. – А откуда она вообще взялась, эта открытка? Просто выпала из Меркабура и нашлась между страниц альбома? – спросила я. Ответить мама не успела, потому что почти одновременно у нас с ней затрезвонили мобильники. Мой пел про Фигаро, который то тут, то там, а мамин тренькал что-то унылое, чему любят подвывать собаки. В дождливую погоду у меня от ее звонка кости ломит. Я глянула на экран и нажала кнопку отбоя: звонила соседка. Жутко утомляет меня своей болтовней, но иногда приходится ее терпеть, потому что она приглядывает за моими кошками, когда я куда-нибудь уезжаю. Кошки мне достались по наследству от тетки. Ненавижу шерсть, давно бы от них избавилась, но чувствую себя в долгу перед тетей Мартой. К тому же она небось за мной и с Того Света присматривает. Пока мама отвечала на звонок, я встала и подошла к окну. На подоконнике, на кипе прочитанной прессы, лежала газета. В глаза мне бросился заголовок статьи: «Поздравление со смертельным исходом». Ох уж мне эта желтая пресса! Я машинально пробежалась глазами по строчкам: «Трагический случай произошел на днях в одном из микрорайонов города. Девочка пятнадцати лет попыталась покончить с собой, получив поздравительную открытку от своего возлюбленного. По словам ее матери, картинка на открытке носит издевательский характер. Сейчас девочка находится в больнице, ее жизни ничего не угрожает. Бойфренд (студент вуза), который прислал ей открытку, вот уже несколько дней не появляется ни дома, ни на учебе…» Дочитать статью я не успела, потому что мой телефон снова запиликал, и я все-таки решила ответить. Когда услышала взволнованный голос соседки, места для мыслей в моей голове не осталось, потому что все заполнил ужас пополам с проклятой радостью. – Пожар, Инга, пожар! У тебя квартира горит! Дымище валит из окна черный-пречерный, пожарные уже приехали. – Тетя Марта! – заорала я. – У меня же там тетя Марта! – Йоп твою мать! Я сейчас скажу пожарным, что там человек! – закричала в ответ соседка. – Подожди! Это не человек! Кристофоро Коломбо, ну и что мне теперь делать?! Как объяснить соседке, что тетя Марта живет в картине, висящей на стене? То есть живет она, конечно, не в самой картине, а в одном из меркабурских миров. Но что будет с этим миром и его обитателями, если картина-открытка сгорит? Одному Меркабуру ведомо. – Кошки! – догадалась соседка. – У тебя новая кошка? Мамма миа, там же еще и кошки! – Две! Две кошки, Алла Борисовна и Филя! А тетей Мартой я иногда зову Аллу Борисовну. Для разнообразия. – Ой, я же не сказала пожарным, что там кошки! Побегу – скажу, может, еще не поздно. – Я уже еду! Я бросила трубку и принялась листать список контактов в телефоне – с перепугу никак не могла вспомнить номер вызова такси. «Ух ты, здорово! Настоящий пожар! А какой ремонт потом можно будет закатить!» – вопила тем временем моя Аллегра вопреки всякому здравому смыслу. – Едем? – коротко спросила мама. – Я сейчас быстро оденусь! Я молча кивнула, потому что как раз называла оператору наш адрес. – Куда поедете? – спросила девушка на том конце. – Улица Комсомольская… – начала я, но меня перебила мама: – Ты что?! Мы едем на Гагарина, пять. – Мам, ну пожар-то у меня дома! – Инга, пожар в мастерской! – Куда поедете? – переспросила оператор. – Девушка, пришлите, пожалуйста, две машины, одна поедет на Гагарина, 5, а другая – на Комсомольскую, – быстро сообразила я. – Я ничего не понимаю, – растерянно посмотрела на меня мама. – Тебе позвонила тетя Лена, да? – Да. Она сказала, что в нашей мастерской пожар. Уже потушили, но говорит, что все выгорело дотла. – Мам… ты только не волнуйся… Нашла чего сказать! Нет более верного способа заставить человека нервничать до дрожи в коленках, чем попросить его не волноваться. Особенно если нужно сообщить вторую плохую новость подряд. – Мама, мне звонила моя соседка. У меня дома тоже пожар, пожарные еще только приехали. – Марта, – ахнула мама, закрыла рот руками и рухнула на табуретку. – Конечно, поезжай к себе. А я – в мастерскую… – Мам, ты что, не понимаешь? Пожар сразу в двух квартирах! Такого случайно не бывает! Заметь, из трех наших квартир вот эта самая, где мы сейчас сидим, – последняя уцелевшая. Тебе надо остаться. Пусть папа поедет в мастерскую.