Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 5 из 13 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * * – Добрый день, Вадим! – жизнерадостно приветствует меня медбрат. – Добрый день, – бросаю взгляд на бейдж, – Ив-Три. Медбратья – все на одно лицо, хотя старики из этого дома уверяют, что умеют их различать. – Как сегодня? – Отличный день! Ни одного происшествия! Все в штатном режиме, все довольны, умыты, накормлены! Осмотры проведены, процедуры назначены, досуг обеспечен! Румяное лицо робота излучает энтузиазм и очень потешно смотрится в сочетании с широченными плечами, мощным торсом, колонноподобными ногами. На самом-то деле медбратья не столько большие, сколько рельефные, хотя им не обязательно быть такими. Но пациенты, видя внушительную стать, прекращают тревожиться: «А вы точно меня не уроните, а вы сумеете меня донести, а вам не тяжело?» Под ногами бегают кошки, мяучат, задирают головы, чтобы посмотреть на меня желтыми глазами, обвивают хвостами ноги. Я знаю, что это роботы, как и мой домашний щенок, но если бы не знал – никогда бы не догадался. Протягиваю медбрату флешку. Он кивает – знает, кому отдать, и знает зачем. Действия мои частично согласованы с руководством старческого дома, частично – являются частью эксперимента, одобренного гораздо, гораздо выше. Киваю Ив-Три, шагаю по коридору. Кошки тут же теряют ко мне интерес, они запрограммированы оказывать внимание малоподвижным объектам. Коридор длиннющий, светлый, на стенах – репродукции картин, которых я не узнаю. Все, что касается искусства, прошло в свое время мимо меня. Открываю дверь в двенадцатую палату. – Здравствуйте, Анна Сергеевна. У нее совершенно не старушечья гордая осанка, она высокая, вся какая-то угловатая, острая. Сидит в кресле-каталке с невообразимо прямой спиной, аккуратно причесанная, в строгом синем платье из шерсти. В руках у нее – вязальный крючок, под ногами – клубок, который лениво трогает лапой толстая рыжая кошка. Анна Сергеевна вяжет салфетку. В ее комнате повсюду вязаные салфетки. – Здравствуйте, мой дорогой. Я иду к окну, открываю створку. В комнату вплывает запах умирающих листьев – это лучше запаха тоски. – Как ваша сиделка? Анна Сергеевна откладывает вязание на тумбочку, и я вижу в ее движениях сдерживаемую нервозность. – Знаете, Вадим, мне сложно сказать. Она очень живо описывала сплав по горной речке, понятно было, что это действительно воспоминание, а не выдержка из справочника, какие обычно выдают роботы, когда просишь их что-нибудь рассказать. Поначалу это было восхитительно! Но, мой дорогой, вы простите жадную до впечатлений старуху – я начала выпытывать подробности, понимаете? Мне решительно все было интересно: как брызжет в лицо холодная вода, как захватывает дух в водовороте, как сопротивляется стихия гребцам… И тут стало понятно, что сиделка, которой вы внедрили это воспоминание… понимаете, она помнит, но не может его прочувствовать. Угу. Понимаю. В лаборатории мы использовали более совершенных роботов, из тех, что по-человечески реагируют на прикосновение, температуру, яркость света, однако разницы почти не было. Они же действительно не чувствуют, этого ограничения ни на какой козе не объехать. Виноватый взгляд Анны Сергеевны не сочетается с ее королевской осанкой. – О, дорогой, я ощущаю себя капризной старухой, ведь мне, если подумать, дано не так уж мало! Даже возможность, я так скажу, подпитаться настоящими, новыми для меня воспоминаниями другого человека, пусть и посредством робота… это ведь куда больше, чем есть у большинства других желчных стариков. О, дорогой мой, как же обидно заканчивать жизнь, сидя здесь и перебирая все, чего не случилось! Да, не случилось, не сбылось, не произошло, хотя кто виноват в этом, если не я сама? О, если бы знать, что пятьдесят лет назад я бездумно тратила время на такую ерунду, которая этого не стоила! Если бы только я могла прожить эти годы иначе! Накопить другие воспоминания! Каждое из них было бы бесценным утешением для меня, но, видите, мой дорогой, я прожила жизнь чопорно и скучно, а в итоге оказалась здесь, и все мое утешение – это вязание и кошки-роботы! Сочувственно похлопываю пожилую женщину по спазматически сжатым рукам. Она, как и многие другие обитатели старческого дома, мечтает получить чужие воспоминания, которые оказались не нужны владельцам. И у нас есть некоторое количество относительно безопасных воспоминаний, не способных травмировать реципиента, – но мы не умеем внедрять их людям. Только год назад мы научились сохранять и оцифровывать обрывки памяти, пару месяцев назад на самых верхах согласовали единичные эксперименты по наделению роботов чужими воспоминаниями. Но распаковать их в обратном направлении и вложить в головы людям… Мы работаем и над этим тоже, но до решения задачи еще далеко. Да и как будет воспринято такое новшество – сказать трудно. Мы с трудом добились разрешения внедрять воспоминания роботам, хотя общеизвестно, что на современной программной базе они не могут осознать себя личностью. Лабораторные образцы, наделенные человеческими воспоминаниями, не проявляли никаких отклонений, но я подозреваю, что здешние «осчастливленные» модели утилизируют и заменяют – во всяком случае, мы не смогли добиться возможности изучить их. Нет, я понимаю, одно дело – давать роботу программные установки: ты такой-то, занимаешься тем-то, вот твоя биография, и совсем другое – вкладывать в бионическую голову обрывки памяти настоящего человека. – Вы же знаете, дорогой, для нас, живущих здесь, это было бы отрадой. И каким-никаким развлечением. У нас осталось так мало собственных воспоминаний, друг о друге мы тоже знаем все, все эти истории столько раз вытаскивались на свет божий и пережевывались, что истончились и поблекли просто до безобразия… Ах, как жестоко раскаются в будущем люди, которые отказались от своих воспоминаний в молодости, – бездумно, безмятежно, как все, что мы делаем, пока старость не взглянет на нас из зеркала! – Бывают действительно травмирующие истории, – говорю я. – Очень плохие. Больно даже думать о том, чтобы пережить такое… Анна Сергеевна меня не слышит. Она думает о своих детях. Они ее, скорее всего, не помнят или не помнят, что отвезли ее в старческий дом. Люди, избавившиеся от родителей или детей, обычно проходят через забвение: чувство вины их травмирует, знаете ли, хотя общество уже почти перешагнуло рубеж, за которым подобные действия считаются порицаемыми. С каждым годом понятие семьи уходит в прошлое, мир становится иным. Чем шире шагает по планете роботизация, тем меньше смысла остается в самом существовании людей. Государства заботятся о них, идя по пути наименьшего сопротивления: благодаря роботам почти любой продукт производится быстро и стоит дешево, но объективно – столько людей планете не нужно. Оставленным на произвол судьбы детям забвение не делают – недостаточно данных о его влиянии на детский организм. Старики отказываются от процедуры сами, даже если у них есть такая возможность – одним легче простить детей, чем перестать их помнить, а другие просто боятся. Говорят: «От моей памяти и так немного осталось, не хочу добровольно отрезать еще одну часть». Возможно, некоторым из них стоило бы кое-что забыть: устранение фрагментов памяти – для организма настоящая рана, и он поступает соответственно: наращивает на ее месте новую ткань, в данном случае – создает ложные воспоминания. – А еще, знаете, – доверительно говорит Анна Сергеевна, – меня совершенно бестактно игнорирует Михаил Андреевич. Даже не здоровается. Всякий раз, когда медбрат провозит меня по коридору и мы встречаемся колясками с Михаилом Андреевичем, он делает вид, что не замечает меня. Я, признаться, слегка растерян и не знаю, как должен реагировать. У Анны Сергеевны чуть краснеют щеки, она наклоняется вперед, роняя с колен недовязанную салфетку, и страшным шепотом говорит: – Вадим, дорогой, вы же специалист по вопросам памяти, так скажите: ведь не мог же Михаил Андреевич попросту забыть меня? * * *
Страшно подумать, до чего докатится мир, когда на рынке появятся портативные забвения и процедуру станет невозможно контролировать. Мы-то будем тормозить их распространение до последнего: даже наш жадный Арам, мегаменеджер и мозг проекта, цепенеет, представляя мир, где у каждого балбеса в кармане есть свое личное маленькое забвение, пользоваться которым можно в любое время. У меня – есть. У Арама есть. И еще у пары человек. Когда-то они создавались для лабораторных испытаний, потом были заменены приборами помощнее. Теперь лежат у нас в запертых ящиках столов, как ядерные кнопки или пузырьки с черепушкой и костями. Напоминание о нашем вкладе в изменение общества. О том, сколько всего нужно сделать, чтобы компенсировать негативные стороны забвения, чем мы и занимаемся во всех этих старческих домах. Мы должны найти способ передавать воспоминания от человека к человеку. А потом будем решать вопрос качества этих воспоминаний: никто ведь не захочет отдать хорошие. Где мы будем искать людей, которые в прежние времена назывались волонтерами? В «Подмосте»? * * * – О, если я не дойду, Если в пути пропаду, Что станется с ними, с больными, С моими зверями лесными? И сейчас же с высокой скалы К Айболиту спустились орлы: «Садись, Айболит, верхом, Мы живо тебя довезем!» Виктория слушает, разинув рот и забыв про печеньку. Вечернее чтение – наш важнейший ритуал, дочь ни за что не согласилась бы просто запрограммировать книгу на чтение моим голосом. Да и я бы тоже не согласился. В свете настольной лампы видно, какие мягкие и гладкие у Виктории волосы, словно с картинки. В ногах кровати лежит щенок, помахивает хвостом, подергивает ухом – совсем как настоящий, только гипоаллергенный и тапки не грызет. Дверь в детскую открыта, и слышно, как в кухне льется вода, постукивает нож по дощечке, бубнит в телевизоре диктор. Каждый день, возвращаясь домой, я будто впрыгиваю в пятно теплого света из хаотично колышущейся тьмы. * * * 19 февраля Записи в толстой тетради. Да-да, это очень смешно и архаично, я знаю. Разумеется, ключевые события я оцифровываю, но лучше всего мне думается, когда я вожу ручкой по бумаге. Набор на клавиатуре не дает того же эффекта: буквы появляются быстрее, чем я успеваю их осмыслить. С голосовым набором еще хуже. Поэтому у меня есть толстая тетрадь, очень неряшливо заполненная, строки в ней пляшут и наползают друг на друга, кое-где листы вклеены, кое-где – вырваны. Сегодня – лабораторный день. Эксперименты на людях – тут я должен добавить «Бу-га-га» и разразиться дьявольским хохотом. На деле все довольно прозаично: это добровольцы, которые нуждаются в забвении, но ранее уже проходили процедуру. В таком случае полис ее не покрывает, а обходных путей «для всех» пока не существует. Поэтому у бедолаг один вариант: добро пожаловать в лабораторию, служите науке. Как часто можно использовать забвение? Насколько значительные воспоминания можно устранять без ущерба для личности? Где тот порог, за которым психика сломается и не сумеет создать ложных воспоминаний на месте тех, что вырваны с корнем? Вот и мы пока не знаем. Некоторые наши «подопытные» живут в лаборатории постоянно, потому что больше им жить негде и незачем. Благодаря им мы знаем, что даже несколько десятков небольших забвений можно последовательно зарастить ложными воспоминаниями. Одновременно – нельзя, те, кто пытался, теперь живут в безумных домах. Самый интересный вопрос: «Когда начинает размываться личность?» – и пока у нас нет на него ясного ответа; многое зависит от возраста, от жизненного опыта, числа воспоминаний, интеллекта и от того неизмеримого, что можно называть целью и смыслом жизни. – Слушай, Вадим, – вокруг меня, как кошка из старческого дома, вьется один из постоянных подопытных, Семен. – Я вот чего подумал, только ты меня никуда не пошли сразу, ок? Смотри, короче, есть такие штуки, называются бизон-трек-шоу. Там, короче, на тракторах гоняют, сами люди, без роботов. Че думаешь, а? Можно мне на трактор в шоу? Я умею, слушай, ну почти умею… то есть я у деда в селе трактор видел когда-то. А? Вадим? Семен тощий, белобрысый и совершенно неугомонный. Жаль было бы потерять такого парня, да и как объект для исследований он очень хорош: перенес двадцать мелких забвений и два основательных, а остался все такой же занозой. Только раньше он хотел прыгать с парашютом и дрессировать медведей, а теперь вот – гонки на тракторах.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!