На берегу, под теплыми лучами солнца, Майя удобно устроилась в мягких складках огромной сети; узелки впивались в кожу сквозь тонкую ткань сарафана. Кусок полотна с разорванными ячейками Майя уложила на колени, пристроила рядом горшок со смолой, кусок воска, мотки бечевки и суровых ниток. Перемазанные смолой пальцы саднили от вязания тугих узлов. Жужжали мухи, сверкала озерная гладь, где-то заливисто щебетала овсянка. Майя разжала усталые пальцы и мечтательно поглядела вдаль. Владычица Беклы… Таррин не раз подробно описывал, в чем именно заключаются ее священные обязанности, и рассказывал о бронзовой статуе Крэна, мастерски отлитой великим Флейтилем, – впрочем, Майе он признался, что сам ее никогда не видел. – …А если она этого не сделает, то урожая не жди. Земля так и останется бесплодной, ничего и ни у кого больше не вырастет, – утверждал он. – Никогда? И ни у кого? – ахнула Майя. – Никогда и ни у кого, – усмехнулся Таррин. – Ни у меня не вырастет, ни у всех остальных. Такая вот беда. – Почему? Я не понимаю… – призналась она. – Ничего, еще поймешь. Погоди, придет твое время… – Он ласково ущипнул ее за руку, рассмеялся и ушел в таверну. Майя потянулась и зевнула. Сети она почти починила, работы осталось на полчаса, не больше. Любые просьбы Таррина она всегда выполняла с удовольствием, но починка сетей – занятие трудоемкое, скучное и утомительное. Внезапно Майю охватило уныние, жизнь предстала тоскливой чередой беспросветных дней: невкусная еда, грубая одежда, бесконечный выматывающий труд, привычное окружение – и никакой радости, никаких новых впечатлений. Единственной отрадой были вылазки на озеро. В прошлом году Таррин повел всю семью в Мирзат, на праздник виноградарей и виноделов, снисходительно объяснив, что это – деревенское гулянье по сравнению с размахом торжеств, которые устраивали в Икете и Теттите. Майя с отчаянием сообразила, что ничего лучше этого праздника ей все равно никогда в жизни не увидеть. Владычица Беклы… Подумать только, замарашка в лохмотьях вообразила себя красавицей, уверовала в свою красоту! Кому нужна эта красота в развалюхе на окраине тонильданской глухомани? Знай себе чини сети, собирай хворост, нянчи банзи, много не ешь – остальным не хватит… Ах, как сладкого хочется! Майя с усилием сглотнула слюну. На солнце Майю разморило. Тонкие пальцы ловко вязали бечеву в тугие узлы, потом расслабились и замерли. Девушка откинулась на мягкое переплетение веревок и закрыла глаза. Дул легкий ветерок, на берег с тихим плеском набегали волны, шелестела листва на ясене, жужжали мухи – весь мир вокруг пришел в движение, а в самом его центре, будто зачарованная спящая красавица, лежала Майя; грудь ее чуть заметно вздымалась и опадала под полузаштопанным сарафаном. Майя очнулась от забытья из-за того, что кто-то стоял рядом и смотрел на нее. Она подскочила, но тут же с облегчением откинулась на сети. – Ох, Таррин, как ты меня напугал! – воскликнула она. – Я тут задремала… Ты не думай, я уже почти все сделала, совсем чуть-чуть осталось. Вот, погляди… Он улегся рядом с ней и пристально взглянул в глаза. Его молчание Майю встревожило. – В чем дело? Стряслось чего? – спросила она. – Все в порядке, – улыбнулся Таррин и ласково коснулся ее руки. – Тогда посмотри на мою работу! Неужто я зря старалась? Он рассеянно взял починенную сеть, растянул, проверяя узлы на прочность. Майя заметила, что пальцы его мелко подрагивают. – Что с тобой? – испугалась она. Внезапно он опутал ее неводом с головы до ног. Майя попыталась высвободиться, но Таррин, смеясь, толкнул ее на сложенные сети и придержал за плечи. Она расхохоталась – они с Таррином часто так дурачились, – а потом вдруг вскрикнула и прижала ладонь к лицу: – Эй, ты мне чуть глаз не выхлестнул! – Я рыбку поймал, золотую рыбку! Гляньте, какая красавица! – Таррин, ну больно же! Посмотри, там синяк, наверное… – Майя, спутанная сетями, повернула лицо к свету. – Ох, прости меня, рыбка Майя! Где болит? Дай поцелую! – Таррин приподнял ей голову и поцеловал покрасневшее веко. – Ну что, отпустить тебя, красавица-рыбка? Ты только попроси. – Мне и здесь хорошо, – с притворной обидой ответила Майя. – А как надоест, я от тебя ускользну. – Вот и славно. – Таррин улегся рядом с ней и прикрыл обоих сетями, будто пологом. – Знаешь, золотая рыбка, ты меня тоже поймала. А я тебе подарочек принес. – Он порылся в кармане и вытащил блестящий золотисто-коричневый комок, от которого сладко пахло медом и орехами. – Вот, попробуй, тебе понравится, – предложил Таррин, с хрустом вгрызся в лакомство и начал жевать. Майя сглотнула слюну и тоже откусила угощение. Невероятная, роскошная сладость обволокла рот. Майя закрыла глаза, отгрызла еще кусочек, прожевала и с удовольствием проглотила приторную тягучую массу, совершенно забыв о боли в глазу. – Ах, как вкусно! Таррин, а что это? – Трильса – орехи, жаренные в меду со сливочным маслом. – А какие это орехи? Откуда они? У нас такие не растут… Ой, дай еще откусить! – Орехи эти называются серрардо, их привозят в Икет чернокожие купцы откуда-то издалека, с юга. Еще хочешь? – Да! – Тогда бери… – Пристально глядя ей в глаза, Таррин зажал кусочек в зубах, обхватил Майины запястья и развел ей руки в стороны. Майя сообразила, чего он от нее хочет, приподняла голову и прижалась губами к его рту. Ладони Таррина мягко легли ей на плечи, и он притянул ее к себе. Ухватив сладкую крошку, она ощутила во рту язык Таррина и вздрогнула. Дыхание ее участилось. Таррин выпустил ее и улыбнулся: – Ну что, понравилось? – Не знаю… – А если вот так? – Его рука скользнула под сарафан, ласково погладила грудь. – Не надо! – воскликнула Майя, но сопротивляться не стала. Таррин прижался к ней сильным, гибким телом, снова взял ее руку и потянул к себе между ног. Майя вскрикнула от неожиданности, притронувшись к тому, чего раньше даже не представляла, и с испугом, будто новобранец, впервые идущий на врага, подумала: «Это не игра, а на самом деле… это происходит со мной». Она напряженно замерла в объятиях Таррина. Внезапно Майя ощутила свое тело откуда-то извне – гладкая кожа, упругие формы, уверенные движения. Великолепное тело, способное без остановки переплыть озеро в лигу шириной, само знало, что делать, – если только Майя ему позволит. Она вздохнула, прижалась к Таррину и, дрожа, отдалась его ласкам. Едва он вошел в нее, как Майя безоговорочно поняла, что именно для этого и родилась. Вся прежняя жизнь с ее детскими забавами и страхами исчезла, рассыпалась, как ореховая скорлупка, от тяжести Таррина, от его резких движений, от его прикосновений к ее телу… Казалось, вот-вот распахнутся огромные кованые ворота, за которыми скрыто удивительное сокровище, – только Майя была и воротами, и привратницей, и сокровищем одновременно. Она стонала, задыхалась и металась вместе с Таррином, будто они вдвоем ставили тяжелый парус. – Ах, не… – пробормотала она, прижимаясь к Таррину. Он замер и чуть отстранился: – Что, милая? – Не… не останавливайся! Ох, ради Крэна и Аэрты! Не останавливайся! Он радостно рассмеялся, обнял ее покрепче и исполнил требуемое. Наконец Майя пришла в себя. Таррин с улыбкой склонился над ней: – Вот так рыбку я загарпунил, красавицу-рыбку! Загарпунил, да? Она промолчала, часто дыша, как ребенок, играющий в прятки. – Тебе хорошо, красавица Майя? – спросил Таррин. Она кивнула. В огромных синих глазах блестели слезы. – Хочешь еще трильсы? – Он поднес ей к губам кусочек лакомства. Майя с наслаждением разгрызла орех. – Нравится? – Очень, – выдохнула она. – Мне это в новинку. Таррин расхохотался во весь голос: – Ты о чем это? О трильсе или… Майя сообразила, как двусмысленно прозвучали ее слова, и тоже рассмеялась. – Скажи, а ты с самого начала это задумал, когда велел мне сети чинить? – спросила она. – Нет, что ты, золотая рыбка, ничего такого я не помышлял. Только мне давно этого хотелось, разве ты не знала? – Ну, наверное, догадывалась. Теперь вот сама вижу… – Ха! Конечно видишь – вот, погляди! Майя закусила губу и отвела глаза. – Что, красавица, не видала прежде зарда? Смотри хорошенько, теперь ты – женщина, тебе можно. – Ой, а он теперь мягче… и меньше. Я тут подумала… – Майе не приходило в голову, что слова песни существуют отдельно от мелодии, поэтому она тихонько пропела: – «Я дам тебе мужа с чудесным жезлом»… Так вот это о чем! – Верно, об этом и есть. А откуда ты эту песню знаешь? – Мы с матушкой в Мирзат на рынок ходили по жаре. У меня голова разболелась, вот я и осталась на постоялом дворе, в «Тихой гавани», там хозяйка такая косоглазая толстуха, Франли ее зовут. – Да, я знаю. – Франли меня у себя в спальне уложила, а в таверне народ собрался, пили и песни распевали, а я все слышала. Мне песня понравилась, я мелодию запомнила и слова тоже, только не все. Что не запомнила, потом придумала. Я же не знала, о чем она. Матушка однажды услышала, осерчала и строго-настрого запретила ее петь.