— Ты. — Согласна. Ах, смотрите, кто идет! Его высочество князь Агловаль… — Тэк-тэк, — обрадовался Лютик. — Качественный уровень публики повышается. Хотя, с другой стороны, на него рассчитывать не приходится. Скупердяй. Геральт может подтвердить. Здешний князь чертовски не любит платить. Нанимать-то нанимает. С расплатой хуже. — Слышала я кое-что. — Эсси, глядя на Геральта, сдула прядку со щеки. — Болтали в порту и на пристани. Известная Шъееназ, верно? Агловаль, короткими кивками ответив на глубокие поклоны столпившихся у входа гостей, почти сразу же подошел к Дроухарду и отвел его в угол, дав понять, что не ожидает от него знаков почтения в центре зала. Геральт наблюдал за ними краешком глаза. Разговор шел тихий, но было видно, что оба возбуждены. Дроухард, то и дело вытирая лоб рукавом, крутя головой, почесывая шею, задавал вопросы, а князь, хмурый и угрюмый, отвечал пожатием плеч. — Князь, — тихо сказала Эсси, придвигаясь к Геральту, — выглядит озабоченным. Неужто опять сердечные дела? Начавшееся с утра недоразумение с сиреной? А, ведьмак? — Возможно. — Геральт искоса посмотрел на поэтессу, удивленный и почему-то раздосадованный ее вопросом. — У каждого свои проблемы. Однако не все любят, чтобы о них распевали на ярмарках. Глазок слегка побледнела, дунула в прядь и вызывающе взглянула на него. — Говоря так, ты намеревался меня оскорбить или только обидеть? — Ни то ни другое. Я лишь хотел упредить следующие вопросы касательно проблем Агловаля и сирены. Вопросы, отвечать на которые я не уполномочен. — Понимаю, — красивый глаз Эсси Давен слегка прищурился. — Я не поставлю тебя перед такой дилеммой. Больше не задам ни одного вопроса из тех, какие собиралась и которые, откровенно говоря, считала просто вступлением и приглашением к приятной беседе. Ну что ж, стало быть, не будет беседы — и нечего бояться, что ее содержание станут распевать на какой-нибудь ярмарке. Было очень приятно. Она быстро повернулась и отошла к столам, где ее тут же встретили с почетом. Лютик переступил с ноги на ногу и многозначительно кашлянул. — Не скажу чтобы ты был с ней изысканно любезен, Геральт. — Глупо получилось, — согласился ведьмак. — Действительно, я ее обидел и, главное, без надобности. Может, пойти извиниться? — Прекрати, — сказал бард и глубокомысленно добавил: — Никогда не выпадает вторая оказия создать первое впечатление. Пошли лучше выпьем пива. Напиться пива они не успели. Сквозь толпу протиснулся Дроухард. — Господин Герард, — сказал он. — Простите. Его высочество желают с вами поговорить. Значить. — Иду, — сказал Геральт, пропустив «Герарда» мимо ушей. — Геральт, — схватил его за рукав Лютик. — Не забывай. — О чем? — Ты обещал взяться за любое дело, не выпендриваясь. Ловлю на слове. Как ты сказал-то? Немного жертвенности? — Лады, Лютик. Но почему ты решил, что Агловаль… — Нюхом чую. Так не забудь, Геральт. — Ну-ну. Они с Дроухардом отошли в угол залы, подальше от гостей. Агловаль сидел за низким столом. Его сопровождал пестро одетый загорелый мужчина с короткой черной бородой, которого Геральт раньше здесь не видел. — Снова встретились, ведьмак, — начал князь, — хотя еще сегодня утром я поклялся, что больше тебя не увижу. Но другого ведьмака под рукой нет, придется довольствоваться тобой. Познакомься: Зелест, мой коморник и ответственный за ловлю жемчуга. Говори, Зелест. — Сегодня утром, — начал чернобородый, — я задумал расширить ловлю за пределы привычной территории. Одна лодка пошла дальше к западу, за мыс, в сторону Драконьих Клыков. — Драконьи Клыки, — вставил Агловаль, — это два больших вулканических рифа на окончании мыса. Их видно с нашего берега. — Ну да, — подтвердил Зелест. — Обычно мы туда не заплывали, там водовороты, камни, нырять опасно. Но у побережья жемчуга все меньше. Вот. Ну, стало быть, пошла туда одна лодка. Семь душ экипажа, два матроса и пятеро ныряльщиков, в том числе одна женщина. Когда они не вернулись к вечеру, мы начали беспокоиться, хотя море было спокойное, словно маслом полили. Послал я несколько быстрых скифов, и они вскоре обнаружили лодку, дрейфующую в море. В лодке не было никого. Канули как камень в воду. Неведомо, что случилось. Но бой там был, не бой, а побоище… Были следы… — Какие? — прищурился ведьмак. — Вся лодка заляпана кровью. Дроухард свистнул и беспокойно оглянулся. Зелест понизил голос. — Было, как я говорю, — повторил он, стискивая зубы. — Лодка вся забрызгана кровью. Не иначе как там прям-таки резню устроили. Что-то убило этих людей. Говорят, морское чудовище. Не иначе морское чудовище. — Не пираты? — тихо спросил Геральт. — Не конкуренты-жемчужники? Обычную поножовщину исключаете? — Исключаем, — сказал князь. — Нет тут никаких пиратов и никаких конкурентов. А ножевые расправы не кончаются исчезновением всех до единого. Нет, Геральт. Зелест прав. Это морское чудовище, ничего другого. Слушай, никто не отваживается выйти в море, даже в близкие и знакомые места. Людей охватил жуткий страх, и порт парализован. Даже когги и галеры не отрываются от пристаней. Понимаешь, ведьмак? — Понимаю, — кивнул Геральт. — Кто покажет мне место? — Ха. — Агловаль положил руку на стол и забарабанил пальцами. — Это мне нравится. Вот это по-ведьмачьи. Сразу к делу, без лишней болтовни. Да, так я люблю. Видишь, Дроухард, говорил я тебе, хороший ведьмак — это голодный ведьмак. А, Геральт? Если б не твой музыкальный дружок, ты сегодня снова отправился бы спать на пустой желудок. Хорошие у меня сведения, верно? Дроухард опустил голову. Зелест тупо смотрел перед собой. — Кто покажет мне место? — повторил Геральт, холодно глядя на Агловаля. — Зелест, — сказал князь, переставая усмехаться. — Зелест покажет тебе Драконьи Клыки и дорогу к ним. Когда ты намерен взяться за дело? — С утра. Будьте на пристани, господин Зелест. — Договорились, господин ведьмак. — Ну и прекрасно, — потер руки князь и снова насмешливо ухмыльнулся. — Геральт, я рассчитываю на то, что с чудовищем у тебя пойдет лучше, чем с Шъееназ. Я действительно на это рассчитываю. Да, вот еще что. Запрещаю болтать об этом: не желаю, чтобы распространилась паника. Ты понял, Дроухард? Язык велю выдрать, если проговоришься. — Я понял, князь. — Ну и прекрасно. — Агловаль поднялся. — Теперь иди, не стану мешать пиршеству, не стану провоцировать слухи. Бывай, Дроухард, пожелай нареченным счастья от моего имени. — Премного благодарен, милсдарь князь. Эсси Давен, сидевшая на табуретке в окружении плотного венчика слушателей, напевала мелодичную и грустную балладу о достойной сожаления судьбе покинутой любовницы. Лютик, опершись о столб и бормоча себе под нос, высчитывал на пальцах такты и слоги. — Ну как? — спросил он. — Получил работу? — Получил. — Ведьмак не стал вдаваться в подробности, до которых, впрочем, барду не было никакого дела. — Говорил я, нюхом чую письма и деньги. Хорошо, очень хорошо. Я заработаю, ты заработаешь, будет на что погулять. Поедем в Цидарис, успеем на праздник сбора винограда. А сейчас, прости на минутку. Я там, на лавке, высмотрел кое-что интересное. Геральт проследил за взглядом поэта, но, кроме нескольких девушек с полураскрытыми ртами, не обнаружил ничего любопытного. Лютик одернул курточку, сдвинул шапочку набекрень к правому уху и пляшущей походкой направился к лавке. Ловким фланговым маневром обойдя стерегущих девиц матрон, он начал свой обычный «ритуал щеренья зубов». Эсси Давен окончила балладу, получила аплодисменты, небольшой мешочек и большой букет красивых, хоть и несколько привядших хризантем. Геральт кружил меж гостей, выискивая случай занять место за столом, уставленным яствами. Он тоскливо поглядывал на исчезающие в ускоренном темпе маринованные селедки, голубцы, вареные тресковые головы и бараньи котлеты, на разрываемые на куски кружки колбасы и каплунов, разрубаемых ножами вяленых лососей и свиную ветчину. Проблема состояла в том, что на лавках за столом не было свободного места. Девушки и матроны, несколько расшевелившиеся, обложили Лютика, пискливо требуя песен. Лютик искренне улыбался и отказывался, неловко изображая из себя скромника. Геральт, преодолев робость, чуть не силой пробился к столу. Престарелый тип, остро пахнущий уксусом, поразительно вежливо и охотно подвинулся, чуть было не свалив с лавки соседей. Геральт незамедлительно принялся за еду и мгновенно опустошил единственную тарелку, до которой смог дотянуться. Пахнущий уксусом старик подсунул ему следующую. Ведьмак с благодарностью и сосредоточенно выслушал длиннющую тираду касательно теперешних времен и теперешней молодежи. «Уксусник» упорно именовал послабление нравов «поносом», поэтому Геральту непросто было хранить серьезность. Эсси стояла у стены, под пучком омелы, в одиночестве, настраивая лютню. Ведьмак видел, как к ней приближается юноша в узком парчовом кафтане, как что-то говорит поэтессе, слабо улыбаясь. Эсси взглянула на юношу, немного скривив красивые губы, быстро произнесла несколько слов. Юноша ссутулился и скоренько отошел, а его уши, красные, как рубины, еще долго светились в полумраке. — …мерзость, позор и срамота, — продолжал «уксусник». — Сплошной великий понос, милсдарь. — Верно, — неуверенно подтвердил Геральт, вытирая тарелку хлебом. — Прошу тишины, благородные дамы, благородные, значить, господа! — крикнул Дроухард, выходя на середину залы. — Знаменитый мэтр Лютик, хоть и немного, значить, хворый телом и притомившийся, споет для нас знаменитую балладу о знаменитой королеве Марьенне и Черном Вороне! Он проделает это в ответ на горячую, значить, просьбу мельниковой дочери мазели Биелки, которой, как он выразился, отказать не может. Мельникова дочка Биелка, одна из наименее пригожих девушек среди всех сидевших на лавке, покрасивела в мгновение ока. Поднялись крики и хлопки, заглушившие очередной «понос» старичка, отдающего уксусом. Лютик выждал, пока наступит полная тишина, проиграл на лютне эффектное вступление и начал петь, не отрывая глаз от дочери мельника Биелки, которая хорошела от куплета к куплету. «Воистину, — подумал Геральт, — этот сукин сын действует эффективнее, чем чародейские кремы и мази, которые продает Йеннифэр в своем Венгерберге». Он увидел, как Эсси проскользнула за спинами столпившихся полукругом слушателей Лютика, как осторожно скрылась в дверях, ведущих на террасу. Руководимый странным предчувствием, он ловко выбрался из-за стола и вышел следом. Она стояла, опершись локтями о перила террасы-помоста, втянув голову в маленькие приподнятые плечи. И глядела на покрытое рябью море, блестевшее в свете луны и портовых огней. Под ногой Геральта скрипнула половица. Эсси выпрямилась. — Прости, я не хотел помешать, — сказал он скучным голосом, думая увидеть на ее губах ту неожиданную гримасу, которой она только что угостила «парчового юношу». — Ты мне не мешаешь, — ответила она и улыбнулась, откинув прядь. — Мне нужно было не уединение, а свежий воздух. Тебе тоже мешают дым и духота? — Немножко. Но еще больше тяготит сознание, что я обидел тебя. Я пришел извиниться, Эсси, попробовать найти повод для приятной беседы. — Извиниться должна я, — сказала девушка. — Я слишком резко отреагировала. Я всегда реагирую резко, не умею сдерживаться. Прости и предоставь мне вторую возможность. Поговорить. Он подошел, облокотился о перила рядом с ней. Почувствовал пышущее от нее тепло, легкий аромат вербены. Он любил запах вербены, хотя запах вербены и не был запахом сирени и крыжовника. — С чем у тебя ассоциируется море, Геральт? — вдруг спросила она. — С беспокойством, — ответил он, почти не задумываясь. — Интересно. А ты кажешься таким спокойным и сдержанным.