Я грызу яблоко в качестве ужина. Я смотрю на него, пока жую, вспоминая улыбку Кедрика, когда я рассказала ему о своём яблочном бунте. Я подхожу к краю платформы и со всей силы бросаю яблоко. Пытаясь сдержать себя, я двигаюсь к стене, игнорируя широко раскрытые глаза, направленные в мою сторону. Я сажусь, прислоняясь спиной к самому гладкому участку скалы, который только могу найти. Он всё ещё слишком острый, я наклоняюсь вперёд и упираюсь локтями в колени. Малир прочищает горло. Остальные делегаты в ожидании смотрят на него. — Татума… — начинает он. Блейн прерывает Малира. — Почему тебя нашли на мёртвом теле нашего Принца? Около половины делегатов напряглись, то ли от его грубости, то ли в предвкушении, не знаю. Другая половина в согласии кивает. Я бы подумала о том, чтобы ответить на вопрос Малира, но моя недавно сдерживаемая ярость вырывается на первый план из-за намёков Блейна. Я сжимаю кулаки, а в голове мелькают мысли о том, как приятно было ударить дядю Кассия. Но затем приторный вкус яблок останавливает эти мысли. Я вспоминаю Кедрика. Я должна найти его убийцу. Если я потеряю самообладание, убийца может получить предупреждение о моих подозрениях. Если это так, я могу никогда его не найти. Я проглатываю гнев и пожимаю плечами, отворачиваясь от них, глядя в темноту пещеры. Блейн поворачивается к другим делегатам, раскрывая руки в драматическом жесте. — Всё, что мы получаем, пожимание плечами, — говорит он, копируя мой жест. — Наш Принц был убит в ходе мирной миссии, а Татума Осолиса просто пожимает плечами. Он снова поворачивается ко мне. — Говорю вам, она не горюет по-настоящему. Чёрт, может быть, это она убила его. Я резко поворачиваю к нему голову. Я знаю, что не смогу контролировать эту вспышку ярости. Малир спасает жизнь Блейна следующими словами: — И после этого она осталась и держала его руку? — говорит он с серьёзным лицом. — Не будь дураком. Блейн бросает взгляд на Малира, затем сглаживает своё выражение лица, оглядываясь на меня. — Это не имеет значения. В любом случае она будет передана Королю Джовану через несколько недель. Проходит много времени, прежде чем его комментарий проникает сквозь облако гнева вокруг меня. И затем озаряет меня. Мой разум был настолько затуманен, я была настолько поглощена своим горем и гневом, что даже не задумывалась об этом. Я была марионеткой, которую они вели за собой. Конечно, я понимала, что мы идём в Гласиум. Я просто не побеспокоилась о том, чтобы спросить «зачем». Теперь я знала, что была заложницей. Я не даю Блейну удовлетворения, клюнув на приманку и начав расспрашивать о моей судьбе. Но, должно быть, он чувствует мой шок или, возможно, не может упустить возможность покичиться. — Ты можешь вообразить, какое послание убийство Принца передаст Гласиуму. Теперь ты пленница Гласиума, и как тебя будут использовать: в качестве рычага давления или для правосудия, решать не мне, хотя я знаю, что бы я выбрал, — говорит он, внимательно наблюдая за мной. От нескольких делегатов исходит одобрительное бормотание. Его манеры напоминают мою мать. Без сомнений Блейн будет голосовать за мою голову на блюдечке. Его ответ не расстраивает меня, он просто подтверждает то, что я уже и так знала. Мне уже всё равно. Меня не заботит Осолис, меня не заботит возможность стать Татум, и меня, определённо, не заботит, что брат Кедрика сделает со мной. Без Кедрика это всё было бессмысленно. Я снова пожимаю плечами, потому что знаю, что это раздражает Блейна. — Тогда, ладно. Я отворачиваюсь и ложусь на бок, лицом к другой стене пещеры, чувствуя дикое удовольствие от ругательств, которые он отпускает в мой адрес, его самообладание пошатнулось. Осолис или Гласиум, я буду чувствовать пустоту вне зависимости от места, где нахожусь. Той ночью я лежу без сна и перебираю все варианты, которые могли бы сохранить Кедрику жизнь. Что, если бы я просто показала ему своё лицо у Аквина? Что, если бы я изначально отказалась снимать вуаль? Каждое «что, если» усиливает мою ярость. Почему одно из немногих, что делало меня счастливой, было так жестоко вырвано у меня? Такая же картина наблюдается в течение следующих четырнадцати дней. Просыпаться, взбираться, есть, взбираться и спать. Если я сравнивала себя с деревом Каура, то теперь я больше вижу себя в Оскале. Воздух становится темнее. Оранжевое свечение моего мира ушло, я никак не могу понять, в какую сторону мне повернуть, чтобы попасть в Гласиум или Осолис. Со всех сторон нас окружают скалы, я знаю только то, что нужно подниматься и спускаться. Воздух становится всё холоднее. Несколько дней назад, утром, моё дыхание превратилось в облако напротив моего лица. Я всегда с нетерпением ожидала физической нагрузки, чтобы вымотать себя, но теперь я также зависела от неё, чтобы сохранить тепло. Холод создавал новое препятствие для сна, хотя он и так был неспокойным из-за моих постоянных кошмаров. Я знала, что не даю спать другим делегатам. Так же у меня был шанс изучить делегатов. Единственный гнев, который остался во мне теперь, после двух или более недель в Оскале, стал медленным горением мести. Я начала быть одержимой мыслью о том, кто из делегатов пустил стрелу. Я провела часы, изучая каждого из них. Блейн был бы очевидным вариантом, но именно это заставило меня пренебречь им. Настоящий убийца абсолютно точно не будет вести себя как убийца, хотя не было никаких предположений или разговоров о том, что убийца находится среди них. Было темно, и наконечник стрелы исчез, скорее всего, они не заметили древко стрелы Брумы. Главный сторонник Блейна, Соул, был моим следующим подозреваемым. Но, при более близком изучении, я решила, что он был бесхребетным. Он не мог противостоять постоянным оскорблениям и приказам Блейна, не говоря уже о том, чтобы найти в себе мужество убить кого-то. Я иду между Малиром и Роном в начале очереди и принимаю от Аднана флягу. Тут было три группы. Одна мне нравилась, в ней были те, кто следовал за Малиром. Другая возглавлялась Блейном, а третья группа состояла из тех, кто, казалось, постоянно метался между Малиром и Блейном. Я подумала, было ли так всегда, или это происходило из-за смерти Кедрика. Будучи принцем, он должен был быть лидером. Никто из делегатов не имел при себе оружия, кроме как по ножу. Это было условием соглашения, что я помнила из своих занятий. Тем не менее, каждый мужчина также нёс большой мешок на своей спине. В нём было бы не сложно скрыть оружие и затем оставить орудие убийства в Осолисе. Мне стоило больше расспрашивать Кедрика о делегатах, пока он был рядом. Я не знала их положения в Гласиуме, и не могла догадаться, какой мотив у них мог быть. Хотел ли Блейн войны с Осолисом? Моё убийство определённо помогло бы её начать. Я провожу рукой по осыпающемуся камню и пригибаюсь под выступом. Смерть Кедрика также может привести к началу войны. С его смертью и моим пленением, мы уже стояли на пороге войны. Мысль о том, что придётся переделывать всю тяжёлую мирную работу, проделанную предыдущими правителями за последние сто лет, отрезвляет. На мгновение я вспоминаю о нашей с Кедриком страсти по этому поводу, а затем отгоняю эту мысль. Я прохожу по верёвочному мосту, который опасно раскачивается из стороны в сторону, заставляя мой желудок вздрагивать. Я смотрю прямо перед собой. Будет война или нет, я не вернусь в Осолис, пока Брума, который убил Кедрика, не будет уничтожен. Я слишком многим ему обязана, и ещё большим за его жертву. ГЛАВА 13 Чтобы отвлечься от однообразия нашего путешествия, я стала перебирать свои воспоминания о Кедрике. Сегодня я пытаюсь вспомнить его лицо. Я представляю его полуулыбку и его яркие голубые глаза и помещаю его образ в моё любимое место. Мы находимся на лугу, сейчас середина дня. Трава всё ещё высокая и издает слабый шелест. Нам не нужно прятаться. В моём горле растёт ком. — Малир, могу я у тебя кое-что спросить? — мой голос хрипит от долгого молчания. Ближайшие ко мне головы поворачиваются на звук, явно любопытствуя, что я хочу узнать. Я не произнесла больше пары предложений за время всего путешествия. Малир кивает головой, не сводя глаз с верёвки, натянутой между этой платформой и следующей. Он решительно дёргает её, проверяя, достаточно ли она крепкая, чтобы выдержать наш вес. — Что случилось с телом Кедрика? Я понятия не имею, что произошло после того, как я отключилась. В начале это меня не интересовало, но меня всё больше и больше беспокоило то, что произошло дальше. Я хотела знать все факты. Возможно, я смогу почерпнуть из них что-то, что поможет мне сузить список делегатов. — Мы переместили его в лес и прикрыли ветвями, — говорит Малир, поворачиваясь от верёвки ко мне. Его тон, как всегда, прямой, но возможно, с небольшим сожалением. Я киваю ему в знак благодарности. Он не обязан был отвечать на мой вопрос. Я всё ещё не ответила ни на один их вопрос по поводу Кедрика. Если тело Кедрика было по дороге к Аквину, возможно, Оландон или Аквин наткнуться на него и обеспечат достойное погребение. Я отгоняю мысли о животных, поедающих его, и об его теле, разлагающемся в лесу, и сосредотачиваюсь на том, чтобы перебраться между платформами, ставя одну руку перед другой на верёвке. Моё дыхание всю ночь клубится перед моим лицом. Я замёрзла сильнее, чем когда-либо в жизни, моя тонкая мантия не предназначена для такой температуры. Я дрожу и мечтаю об ещё одном одеяле. Храп и дыхание мужчин продолжаются, как обычно, им, как всегда, комфортно. Это долгая ночь. Следующим утром Аднан подходит ко мне, когда я сижу, свернув одеяло, которое совсем не помогло мне прошлой ночью. Он протягивает мне мешок. Смущенная и немного заинтересованная, я беру его. Вид моей более загорелой кожи рядом с его светлой кожей, напоминает мне о том, как выглядели мои руки и руки Кедрика, когда были рядом. Вынужденно отгоняю эту мысль в сторону, я заглядываю в мешок и нахожу одежду. — Это была сумка Кедрика, — говорит он. — Вещи будут тебе велики, но они теплее, чем то, что у тебя есть. Он дарит мне небольшую улыбку и возвращается к другим мужчинам. Я очень вымотана и практически плачу от благодарности. Я достаю одежду Кедрика и натягиваю её под свою мантию, подворачивая рукава и штанины по несколько раз. Я тяну край его туники к своему лицу, разочарованная тем, что на ней нет его дымного запаха. Ботинки слишком велики для меня, но я не могу заставить себя оставить их, поэтому я кладу их в мешок с моей мантией и оперением стрелы. Мои спальные принадлежности уложены сверху. До этого момента мои одеяла нёс Рон. Я встаю, закидывая мешок за плечи. Проходит ещё один день, и я благодарна за одежду, так как мой нос и уши начинают болеть от холода. К концу дня температура падает ещё больше, и я обнаруживаю, что скалы становятся скользкими и коварными. Мои сандалии не обеспечивают достаточного сцепления с поверхностью. Рон ловит меня в четвёртый раз, а Малир качает головой, глядя на мою обувь. Я смотрю на него из-под своей вуали. Моё настроение ухудшается в течение всего оставшегося дня. К тому времени, когда мы достигаем следующей пещеры, я решаю, что никогда ещё так не жаждала сна. Я сижу на своём спальном снаряжении, когда молодой делегат с оранжевыми волосами по имени Санджей подходит к моему месту. Он достаёт из сапога нож, и я напрягаюсь. Он замечает это и усмехается. — Существует множество более чистых способов избавиться от тебя. Я уставилась на него. Он, в самом деле, только что сказал это? Жестом он указывает на мою обувь. — Я пришёл взглянуть на эти твои сандалии. Они никак не помогут на льду, и тебе придётся взять урок по полётам, если мы их не заменим. Несмотря на свою неуверенность из-за его странного комментария, я пихаю ему в руки свою обувь, говоря: — Я думала обмотать их материалом из моей одежды Солати и, возможно, привязать к ногам. Он постукивает по подбородку. — Это может сработать, но лишний материал от твоих брюк будет работать лучше. И, возможно, мы также можем использовать ботинки, которые лежат в твоей сумке. Он подзывает Аднана, который охотно берёт сандалии, обсуждая идеи с Санджеем, который время от времени кивает. Я колеблюсь, размышляя об его намерении испортить вещи Кедрика. Я дергаю за оторвавшуюся нитку на одолженных брюках. — Санджей, — начинаю я. Он поворачивается ко мне с приподнятыми бровями, возможно, удивляясь тому, что я знаю его имя. — Это всё не принадлежит мне, и я не хочу рвать это без разрешения, — говорю я.