Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 5 из 47 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Поднявшись, я выхожу из круга размеренным шагом, держа голову высоко поднятой. Обычно придворные просто перешептываются, когда я прохожу мимо, но сегодня они полностью развернулись в своих креслах и смотрят на Солати, которая позволила Бруме использовать своё сокращенное имя. Это будут обсуждать до конца моей жизни. ГЛАВА 04 Кровь капает из моего носа на ковёр. Ковёр выглядит новым. Я ухмыляюсь разбитой губой, надеясь, что так он действительно новый. Интересно, сколько пятен крови покрывает его. Эта комната, как и остальные во дворце, выполнена из чёрного Каура — единственного дерева, способного вынести пожары четвёртой ротации. В своём детстве я называла её башней пыток. Круглая комната не имеет отверстий для выхода наружу, вероятно, чтобы никто не мог услышать крики. Мать и дядя Кассий сидят на смотровом балконе, наблюдая за моим наказанием. Смех Кассия всё ещё звенит в моих ушах. Я рада, что он не присоединился к избиению, он любит бить в одно место непрестанно. — Спасибо, Риан. Ты преуспеешь тут, — мать обращается к стражнику. Стражник, всё ещё стоящий за моей спиной, возвращается на место, огибая округлые стены комнаты. Моё замешательство по поводу лёгкости побоев рассеивается. Вероятно, Риан был шокирован тем, что ему пришлось бить Татуму в свой первый день в Элите. Я кладу руки на колени, отталкиваюсь, чтобы встать. Я всегда так делаю, поскольку убеждена, что это злит мать. Как и кровь на ковре, это мой маленький акт неповиновения. Единственная возможность контроля под её властью. Я откидываю голову назад, когда мой дядя идёт к передней части балкона, желая, чтобы он перевалился через край и упал на голову. Представлять его гибель — одно из моих любимых занятий. Кассий высокий, выше матери. Их обоих пощадила старость, хотя я знала, что не всё это настоящее. Оландон сказал мне, что мать красит свои каштановые волосы ягодами. Тем не менее, их лица скульптурны, и у каждого из них глубокие карие глаза. В молодости они были потрясающими. — Будь благодарна за постоянное милосердие Татум, — громыхает дядя Кассий. Я закатываю глаза, но кланяюсь матери, сидящей на Троне позади него. Я разворачиваюсь на каблуках и выхожу через открытую дверь с высоко поднятой головой, и лишь слегка прихрамывая. Есть несколько вещей, которые я хотела бы сказать, но, зная, что это верный способ быть снова избитой, я продолжаю сжимать губы. Вскоре после того, как я дошла до своей комнаты, раздаётся стук в дверь. Я ловко набрасываю на голову грубый материал вуали, уже зная, кто это будет. Я хватаюсь за деревянный ободок рядом с чашей для мытья и натягиваю его на голову. Нащупываю концы вуали, проверяя на месте ли она. Оландон стоит снаружи, его тёмная мантия сливается с тенями. Когда я открываю дверь, чтобы впустить его, его взгляд немедленно останавливается на кровавой воде в чаше. Моя комната настолько пустая, что это невозможно не заметить. Он замирает перед проёмом. Я вижу, как свет между его пальцами исчезает, когда он сжимает руки. — Я в порядке, Ландон, — заверяю я. — Я уверен, так и есть, — говорит он, вскидывает руку в направлении кровавого месива. Я смотрю на проклятую чашу. Я ненавидела беспокоить моего брата, но это было не только моё беспокойство. Чем старше становился Оландон, тем тяжелее становилось убедить его не вставать между мной и матерью. Пока что он уважал мои желания. У меня не было намерения обрушить на него гнев матери. Я пожинаю плечами. — Стражник, который бил меня, был новеньким, его сердце было не на месте, — говорю я и, проходя вперёд, сажусь на сундук. Я смотрю, как он проводит руками по волосам. Я не могу их видеть, но знаю, что они чёрные. Такого же цвета, как и мои, хотя его короткие, а мои спадают до талии, когда не собраны. После мытья в источниках я заплетаю их в косу у основания шеи. На этом наше с ним сходство заканчивается. Я была на год старше, но мой брат уже возвышался надо мной. Такая разница в росте между мужчиной и женщиной была нормальной в нашем мире. — Дай отпор, — говорит он. Я вздыхаю от вновь начавшегося старого спора, но я думаю, как я бы себя чувствовала, находясь на его месте. — Мы можем сделать это вместе. — Расскажи мне, что случится, если я дам отпор. Если мы дадим отпор, — говорю я. Он замолкает, мы оба знаем, что случится. Изгнание или смерть. Прежде чем я успеваю остановить его, Оландон становится и ударяет стену. Он снова отводит кулак назад, а я бросаюсь к нему и хватаю его на противоходе. Я разворачиваю его тело к себе и провожу рукой по костяшкам его пальцев. — Достаточно одного человека с синяками, — говорю я, в основном, для себя. Я иду к проёму, чтобы избавить его от смущения, слыша, что у него немного перехватывает дыхание. Я прислоняю голову к боковой стороне проёма и смотрю на Кауровый лес. Я делаю настолько глубокий вдох, насколько позволяют мои ушибленные рёбра, и вновь даю молчаливую клятву быть непробиваемой, как раскинувшийся передо мной лес. Мать не уничтожит меня, или её безумный братец. Я переживу это, и когда я буду править, это будет стоить того. — Я ненавижу видеть, как они творят это с тобой. Как много ты сможешь вынести, прежде чем сломаешься?
Он, должно быть, очень расстроен, раз открыто спрашивает меня. Я кладу свою руку поверх его. — Я сильная. Они пока не добились успеха. То, как напряглись его плечи, говорит мне о том, что он раздумывает над моим ответом. Я знаю, что ему нужно. — Спасибо, что ты здесь, брат, — говорю я и обнимаю его. Через минуту он вздыхает и нежно обнимает меня. — Всегда, Лина. Когда он уходит, я подхожу к вентилятору и дергаю за один из увесистых шнуров, чтобы привести его в движение. Подпрыгивающие гири создают знакомый ритмичный стук в такт пульсации в моей челюсти. Пока ещё не так много дыма, чтобы использовать вентилятор, но я нахожу ритмичный стук успокаивающим. Когда я наконец-то проваливаюсь в изнурительный сон, я вижу прекрасные сны о жизни без моей матери. ГЛАВА 05 Я лежу на животе, тело болит. Я ожидаю колокола, оповещающего о начале утренней трапезы. Мои глаза закрываются. Я встаю, передвигаясь осторожными шагами, и начинаю заниматься растяжкой, зная, что следующие несколько дней будут легче. Я занимаю любимую позицию в арочном проёме моей комнаты. Дерево на той стороне, где я сижу, более отполированное, чем в остальной части проёма. Я люблю Осолис днём, когда дым уже рассеялся и мир заливает мягкое оранжевое сияние костра. Я наблюдаю за активностью людей внизу. В сухой коричневой земле уже видны сетки трещин. Они будут только увеличиваться по мере того, как мы будем отдаляться от холода Гласиума. Звонит колокол, гулко отдаваясь в древесине дворца. Я спускаюсь в столовую, чтобы сесть за один стол со своими мучителями. Я с болью хрущу яблоком, игнорируя жесты Кедрика. Я не буду встречаться с Кедриком. Если нас поймают, это будет катастрофой, а я не жажду новых побоев. Сегодня я пойду в приют, раз уж не могу тренироваться. Две девочки примерно моего возраста идут передо мной, когда я отправляюсь к передней части дворца. — Она надела жёлтую! Я была уверена, что она будет зелёной, — шепчет одна из них. Я закатываю глаза, моя мать сегодня была облачена в жёлтую мантию. Другая девушка сама одета в жёлтую мантию. — Да, это была удачная догадка. Но твои волосы почти в такой же прическе, как у неё, — говорит она. Они видят меня позади себя и поспешно удаляются, глубокомысленно кивая. Яркие цвета и тихие коридоры двора можно принять за спокойствие и элегантность. Но это настолько надуманно и демонстративно, что заставляет меня скрежетать зубами. Деревенские жители разбегаются и кланяются, когда я прохожу. Я знаю, что титул моей матери и её предполагаемая ненависть ко мне, держат их на расстоянии. И они всё ещё помнят девочку, с которой я однажды играла. Иногда я вижу, как они проводят пальцем по горлу друг друга. Вероятно, они рассказывают эту историю детям в ночи, чтобы напугать их. Никто не хочет связываться со мной, только если они не отчаялись или не слишком маленькие, чтобы знать. Я дохожу до приюта и сажусь с маленькой девочкой, которая смотрит на меня огромными серыми глазами и держит большой палец во рту. Большинство детей в приюте потеряли своих родителей в пожаре или из-за отравления дымом. Опасность Осолиса велика и каждый раз, когда я навещаю этих детей, я вспоминаю о том, как опасен огонь. В Осолисе нет ничего более пугающего. — Ты голодна, — говорю я. Она кивает. Вытащив яблоко из большого ящика, я начинаю нарезать его на кусочки, стараясь не рассмеяться над её неослабевающим вниманием. Она принимает кусочки, которые я протягиваю, после минутной настороженности. Я наблюдаю, как она хрустит. Яблоки всегда напоминают мне об этом месте, поэтому я люблю их есть. — Почему ты носишь это? — маленькая девочка указывает на мою голову. К настоящему моменту я так привыкла к этому вопросу от сирот, что он едва беспокоит меня. Хотя, когда меня спросили в первый раз, я почти убежала отсюда. — Я не знаю, — отвечаю я. Она кивает и снова берётся за яблоко. Остаток дня я работаю, оставаясь здесь дольше, чем обычно, по причинам, которые не хочу обдумывать. Я убираю и играю с детьми, не теряя бдительности из-за рук, пытающихся схватить мою вуаль. Если мать узнает, что происходит тут, я буду заперта навеки. Она думает, что я читаю им истории. Матрона знает, что сказать, если её когда-нибудь спросят.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!