Любайд поставил Али на ноги и с ликующим возгласом похлопал его по спине. – Говорил же я, что он прыгнет! – Он улыбнулся Али. – Ну, стоила игра свеч? У него на теле не было ни одного живого места, но Али пребывал в таком экстатичном состоянии, что ничего не замечал. – Это было потрясающе, – выпалил он, переводя дыхание. Али снял гутру, которую ветром как приклеило к его губам. – И, представляете? Какие-то люди снова собрались в… Все заворчали, не дав ему даже договорить до конца. – Нет, – оборвала его Акиса. – Не пойду я больше с тобой шпионить. Ты помешался на своих людях. Но Али не сдавался: – Но мы могли бы узнать что-то новое! Помните деревню на юге? Ту, где использовали солнечные часы для управления каналами? Это нам очень пригодилось. Любайд вернул Али его оружие. – Помню, как люди прогнали нас взашей, когда обнаружили, что их навестили «демоны». Они еще много стреляли из взрывающихся палок… орудий. И мне совсем не хочется выяснять, содержится ли железо в этих снарядах. – «Взрывающиеся палки» называются ружьями, – поправил Али. – А в вас, увы, начисто отсутствует дух авантюризма. Они спустились по каменистому уступу, ведущему в деревню. Порода пестрила наскальной резьбой: буквами незнакомого Али алфавита и кропотливо вытесанными рельефами давно вымерших животных. А выше, с одного края – безволосый гигант склонялся над рядом примитивных фигурок, а в его ладонях были схематично нарисованы языки пламени. Деревенские джинны верили, что это – изображение одного из первых дэвов, еще не благословленного Сулейманом. Судя по безумным глазам и острым зубам на рельефе, дэвы наводили небывалый ужас на человеческих поселенцев. Али и его товарищи ступили под ворота деревни, в тени которых два джинна, якобы стороживших вход, попивали кофе. Когда редкому пронырливому человеку случалось подобраться слишком близко, они были тут как тут, чтобы наколдовать лютые ветры и сбивающие с ног смерчи и отвадить любопытного. Они подняли головы на проходящую мимо компанию. – Он прыгнул? – улыбаясь, спросил первый привратник. Любайд по-отечески обнял Али за плечи. – Можно было подумать, он летал верхом на заххаке с младых ногтей. – Это было потрясающе, – подтвердил Али. Второй привратник рассмеялся: – Мы еще воспитаем из тебя толкового северянина, Дэвабад! Али усмехнулся в ответ: – На все воля Всевышнего. Они двинулись по темному помещению, минуя пустые саркофаги давно преставившихся королей и королев, которые правили здесь в незапамятные времена (никто так внятно и не ответил Али на вопрос, куда конкретно подевались их тела, да он и сам сомневался, что хотел знать ответ). Впереди стояла сплошная каменная стена. Простому наблюдателю – человеку – эта стена едва ли показалась бы чем-то примечательной, не считая, пожалуй, слабого свечения, исходящего от неожиданно теплой поверхности. Но для Али – стена словно пела на все лады, и магия расходилась от камня ласкающими волнами. Он приложил к стене ладонь. – Патару саввасам, – приказал он по-гезирийски. Стена растворилась, и, когда туман рассеялся, взору предстала буйная фауна Бир-Набата. Али остановился, любуясь свежей, изобильной красотой места, заменявшего ему дом в последние пять лет. От такого великолепия захватывало дух. Деревня, которую Али, впервые попав в Бир-Набат, застал безжизненной и иссушенной голодом, изменилась до неузнаваемости. Похоже, во времена своего основания Бир-Набат был поистине цветущим раем – останки водосборных бассейнов и акведуков, а также масштабы и сложная архитектура построенных людьми храмов наводили на мысли о периоде регулярных дождей и процветании населения. Но джинны, занявшие их территорию, уступали им в численности. Много веков они перебивались лишь парой непересохших родников да мародерством. Но к тому моменту как в деревне появился Али, и от этих родников почти ничего не осталось. Бир-Набат находился в отчаянном положении – настолько отчаянном, что его жители отважились пойти наперекор своему королю и приютить чужака, молодого принца, найденного полуживым в расселине неподалеку. Они были согласны даже не обращать внимания на то, что глаза принца блестели цветом мокрого битума, когда он был чем-то расстроен, а его ноги и руки покрывали шрамы, которые неспособен оставить никакой меч. Для Гезири из Бир-Набата это не имело значения. Имело значение то, что Али подарил им четыре новых родника и два нетронутых водоема, воды в которых хватало для орошения всего Бир-Набата на много веков вперед. И вот уже вокруг новых домов были разбиты небольшие, но урожайные огородики, на которых росли ячмень и дыни, а все больше и больше джиннов покидали шатры из дыма и сернобычьих шкур, предпочитая им сооружения из бутового камня и матового стекла. Финиковые пальмы росли здоровыми, толстыми и высокими, снабжая деревню тенистой прохладой. Восточную часть Бир-Набата отдали под сад, где побеги инжира хорошо прижились меж цитрусовых деревьев, бережно обнесенные изгородью для защиты от стремительно растущей популяции коз. Они прошли мимо деревенского рынка, работающего в тени исполинского древнего храма, вытесанного прямо в скале, мимо аккуратных лепных колонн и прилавков, ломящихся от волшебных товаров. Али улыбался, отвечая на приветственные кивки и выкрики рыночных торговцев, и чувствовал умиротворение. Внезапно одна торговка перегородила ему путь. – А, шейх, я вас везде ищу! Али захлопал глазами, возвращаясь с небес на землю. Перед ним стояла Рима, женщина из семьи касты ремесленников. Она помахала у него перед лицом свитком. – Проверьте, пожалуйста, все ли в порядке с этим контрактом. Готова поклясться, что этот ушлый южанин, Билкисов раб, пытается меня обжулить. Моему товару нет равных, и я точно знаю, что зачарованные корзинки, которые он у меня скупает, должны приносить больше прибыли. – Ты ведь понимаешь, что я сам – один из этих «ушлых южан», как ты выражаешься? – заметил Али. Кахтани были выходцами из горного региона на южном побережье Ам-Гезиры и чрезвычайно гордились своим родством с джиннами-прислужниками, которых сам Сулейман некогда даровал Билкис, королеве древнего Сабейского царства. Рима помотала головой. – Вы из Дэвабада. Это совсем другое, – задумалась она. – Это, пожалуй, намного хуже. Со вздохом Али взял у нее контракт. После того как целое утро он копал новый канал, а потом летал на заххаке, который все норовил его скинуть, сейчас ему больше всего хотелось рухнуть в постель. – Я проверю. – Спасибо вам, шейх. Рима ушла. Али с друзьями продолжили путь, но не успели далеко уйти, когда их, пыхтя, перехватил деревенский муэдзин. – Брат Ализейд! Мир и процветание твоему дому! – Серые глаза муэдзина смерили его беглым взглядом. – Батюшки, да ты же с ног валишься! – Я как раз собирался… – Ну да, ну да. Но, послушай… – Муэдзин понизил голос. – Не мог бы ты завтра, если будет такая возможность, провести хутбу? Шейх Джияд неважно себя чувствует. – Я думал, брат Табит обычно читает проповедь, когда его отца нужно подменить? – Да, но… – Муэдзин понизил голос еще немного. – Я не выдержу больше его разглагольствований, брат. Просто не выдержу. В прошлый раз он только и распинался о том, что музыка лютни отвлекает молодежь от молитвы. Али опять вздохнул. С Табитом они не ладили – в основном потому, что Табит свято верил всяким слухам из Дэвабада и каждому встречному-поперечному рассказывал, что Али-де лжец и предатель, которого подослали в Бир-Набат, дабы ввергнуть в пучину «городских грехов». – Ему не понравится, когда он узнает о вашем предложении. Акиса фыркнула. – Напротив. У него появится новая тема для нытья. – И народ любит твои проповеди, – поторопился добавить муэдзин. – Ты всегда находишь такие замечательные темы. Это полезно для укрепления их веры, – закончил он рассудительно. Приходилось отдать ему должное: отказать муэдзину было практически невозможно. – Хорошо, – пробурчал Али. – Я согласен. Муэдзин пожал ему плечо. – Спасибо. – Разберешься с Табитом, когда он об этом услышит, – попросил Али Акису, еле волоча ноги по тропинке. Они почти добрались до его жилища. – Сама знаешь, как он ненавидит… – он осекся на полуслове. Снаружи шатра его дожидались две женщины. – Сестры, – поздоровался он и, мысленно выругавшись, выдавил улыбку. – Мир вашему дому. – И твоему – мир, – первой заговорила Умм-Каис, одна из деревенских чародеек-зодчих. Она улыбнулась Али широкой и какой-то расчетливой улыбкой. – Как поживаешь? Выбит из сил. – Не жалуюсь, хвала Всевышнему, – ответил Али. – А как вы сами? – Нормально, у нас все нормально, – поспешно ответила Бушра, дочь Умм-Каис. Она избегала встречаться с Али взглядом, и ее пламенеющие щеки выдавали сильное смущение. – Мы просто проходили мимо! – Глупости. – Умм-Каис рывком притянула дочь к себе, и девушка пискнула от неожиданности. – Моя Бушра сейчас приготовила вкуснейшую кабсу… Она у меня прирожденная кухарка, знаешь ли, может званый ужин состряпать из пустых костей да щепотки пряностей… Так вот, первым делом она предложила отнести немного и нашему принцу. – Ее губы расползлись в улыбке. – Она у меня такая умница. Али моргнул, немного опешив от настырности женщины. – Э-э… спасибо, – сказал он, успев заметить, как Любайд, чьи глаза весело блестели, прикрывал рот ладонью. – Очень любезно с вашей стороны. Умм-Каис исподтишка заглянула в его шатер и недовольно поцокала языком. – Одиноко тебе здесь, должно быть, Ализейд аль-Кахтани. Ты ведь такой хороший джинн. Тебе нужен настоящий дом в горах и женщина, которая будет ждать тебя дома. Сжалься надо мной, Всевышний, только не это. – Я… я признателен за заботу, – проблеял он в ответ, – но меня полностью устраивает мое одиночество.