— Огороды, Любовод, потому так и названы, что их огора… — Ты глянь, землянка. — Купец приоткрыл дощатую крышку, заглянул в темноту под ней. — Я же говорил, рядом со степью торговли не будет. Они вон вообще в ямах живут и таранькой питаются. Надо дальше плыть, на север. Жалко, хозяева испугались и удрали. Спросить про здешние земли не у кого. Поплыли дальше. Одну яму нашли — глядишь, и другую встретим. — Идем. — Потирая руку, которую жег раскаленный крестик, Олег задумчиво смотрел на крышку землянки. Крышку на двух железных петлях. Последний раз он видел похожие только в далеком двадцатом веке. Хотя нет, последний раз — в Киеве, на дверях княжеских палат. В других местах петли делали кожаные, деревянные, вешали створки на сучках, ставили на подпятники. Но железных петель он не видел — слишком дороги. Так откуда они взялись здесь, на входе в нищую землянку? И кстати, доски стоят денег. Доски в лесу не растут, их нужно долго и нудно выпиливать пилой вдоль толстых стволов. Поэтому дверцы в сараи, баньки и прочие подсобные помещения обычно сбивают из тонких жердей. — Ты идешь, ведун? — Да, конечно, иду. Новый холмик с землянкой они встретили уже через пару часов, но опять обнаружили только лаз куда-то в темноту, возделанный огородик и сушеную рыбу. Люди успели сбежать. Больше до самой темноты никаких жилищ найти не удалось, однако ночевать Любовод приказал на ладьях, встав на якоря на самой стремнине и выставив дозорных. Там, где хотя бы вдалеке обитают люди, всегда найдутся желающие вырезать сонных гостей. Тем не менее время Сречи прошло без происшествий, и новым утром гребцы благополучно опустили весла на воду. Несколько часов пути — и справа от путников леса исчезли, сменившись обширными болотами, а слева выросли горные отроги, местами подступающие к самой воде. Река облизывала гранитные скалы волнами и, к неудовольствию купца, постепенно уходила к югу. — Никак, пожар впереди, — себе под нос буркнул Ксандр. Токмо этого нам на пути не хватает. Впереди, где-то у самого горизонта, к небу поднимался столб сиреневато-черного дыма. Однако река продолжала уходить к югу, и кормчий приободрился: — Милостив Господь, не выдаст слугу своего… Но была ночь, был день, и в конце его русло реки внезапно повернуло точно под дым. А на новое утро ладьи впервые встретили на реке лодки — небольшие плоскодонки, на которых везли вверх по течению кипы сена, повизгивающих поросят, груды крупных свекл с не успевшей подвять ботвой. Хозяева самых мелких лодочек, искоса поглядывая на вспарывающих гладь реки многотонных монстров, торопливо выбирали рыбу из садков, вершей и прочих снастей. Крупной рыбки Олег не заметил ни разу — видать, подвывели. — Морякам на весла, — громким шепотом приказал Ксандр. — Судовой рати надеть брони и не высовываться. Копий не поднимать, над щитами не маячить. Очередная, бесчисленная по счету, излучина — и впереди открылось примыкающее к реке обширное поле, посреди которого возвышался холм метров пятнадцати высотой, правильной округлой формы и с плоской вершиной. Как раз от вершины, сразу из нескольких десятков мест, и поднимались вверх черные дымы. Причалов на берегу хватало с избытком — но все они были слишком маленькими, рассчитанными на лодки, а не корабли, поэтому Любовод предпочел встать у берега в свободном от строений месте. Следом за ним носом в траву уткнулась и Детка. Справа и слева от пришельцев десятки людей занимались повседневными делами: выгружали с лодок мешки, обсыпанное солью мясо, кувшины, складывали в плоскодонки продолговатые сундуки, закатывали камни. Нельзя сказать, чтобы незнакомцев не заметили воьсе — но рядом с ними не появилось ни единого любопытного, ни одного зеваки. — Что-то баб совсем не видно, — добавил к наблюдениям Олега Любовод. — Малюту с собой возьмем. И Ксандра. У него вид добродушный, но внушительный. Остальным не высовываться! Странное тут место. Как бы чего местные не подумали. Четверо путников, перепоясанные мечами, в атласных рубахах и меховых налатниках, дабы произвести хорошее впечатление, в высоких начищенных сапогах вышли на дорожку и пристроились за местным мужиком, везущим на тачке тщательно переломанные кости, среди которых узнавались суставчики и хребтинки мелких зверьков вроде кролика или кошки, следом за ним дошли до холма, поднялись по пологой дорожке наверх. Там местный остановился возле одного из множества люков, сыпанул содержимое тележки вниз и, невозмутимо обогнув пришельцев, побежал в обратную сторону. — Свят, свят, — обмахнулся Ксандр. — Тут что-то нечисто. — Да чисто, — потер запястье Олег. — Колдовством пока не пахнет. Он заглянул в люк, куда высыпали кости, тут же отпрянул от нестерпимой вони, подошел к другому и тоже шарахнулся, но на этот раз от жара. В третьем люке обнаружилась лестница. — Ты бы перекрестился, Коршунов, — предложил Олег и полез вниз. Навстречу пахнуло теплом, дымом, какой-то кислинкой. Лестница уперлась в стену, повернула и пошла дальше вниз, на глубину примерно в три человеческих роста, где возле похожей на перевернутую воронку глиняной печи возились три человека. — Друг, ты глянь, — прикоснулся к плечу ведуна Любовод. Середин повернул голову и увидел подвешенное на балках прямоугольное зеркало, в котором отражалась противоположная лестница. Служило оно, разумеется, для разглядывания ступенек — откуда-то сверху на зеркало попадал свет, перебрасывался на то, что висело на стене ниже, и уже нижнее ярко освещало пол пещеры. — Ты видел еще где такое чудо? Коли таких в ладью нагрузить, не сам пять, сам пятьдесят расторговаться можно. — Можно… — Олег спустился до пола, остановился неподалеку от печи. Мастера, как и все в этом городе, на гостей только покосились, и больше никаких чувств не проявили. Прямо зомби одни кругом! — Вы кто такие, что вам нужно? — окликнул их с лестницы какой-то усач, одетый в кожаные, грубо выделанные штаны и такую же куртку. — Ну наконец, хоть кто-то разговаривать умеет! — обрадовался Любовод. — Торговую площадь мы ищем, базар, лавки, купцов. — У нас нет торговых площадей, лавок и купцов, — сурово отрезал усач. — Как же вы так живете-то? — опешил Любовод. — А правитель какой-нибудь есть в вашем селении? — спросил Олег. — Есть, но не здесь. Поднимайтесь за мной. Усач вывел их обратно на вершину холма, отвел с тропы на поросший неприхотливым подорожником пятачок, указал в центр: — Перило видите? Люк за ним. Там все правители наши и сидят… — При этом усач криво, с некоторым презрением, усмехнулся и полез вниз. — Зело странное место сие, — перекрестился Ксандр и поправил меч на боку. — Не иначе, в преисподнюю заплыли. Костями бесов подземных кормят, сами в норах, ако кроты, обитают, взгляд у всех нечеловеческий. Слова не скажут, не остановятся. Зачарованы словом диаволовым, не иначе. — Торгов в городе нет, лавок нет, купцов нет, — добавил Любовод. — Как же живут они здесь? Пойдемте к правителям здешним — может, у них чего узнать получится. Гости двинулись дальше, в указанном направлении. Олег же крутил головой, не в силах отделаться от ощущения, что все это он уже где-то видел. Город, в котором люди, как заколдованные, от своих тачек и печей не отрываются, где нет детей, лавок, магазинов, рынка. Город, в котором жилища без окон и удобств, но с печами или бункерами в каждом строении, город, в котором десятки труб дымят сырым черным дымом, и ни одна — легким древесным дымком, перемешанным со сладким запахом свежего хлеба… В нескольких шагах от перил крестик на запястье вдруг начал быстро наливаться жаром, и Олег остановился: — Табань, Любовод, здесь нам делать нечего. — Отчего, друг? — Ни с кем ты тут ни о чем не договоришься, никому ничего не продашь. Это вообще не город. Это фабрика, завод. Тут, наверное, рудник какой-нибудь рядом, вот и перерабатывают на месте. А поскольку много вони и грязи, живут мастера не здесь. Их жены, дети и дома в стороне. Там и торг должен быть. Олег усмехнулся — но уже своей недогадливости. «Зомби», «колдовство», «преисподняя». Тут несколько сот человек трудятся, у каждого своя работа. На конвейере у какого-нибудь Форда тоже особо от станка не отойдешь, пусть хоть инопланетяне на крышу цеха опустятся. — Это вроде как кузнец или кожевенник из города в слободу трудиться идут, чтобы пожара али вони у дома не допустить? — зачесал в затылке купец. — Вот именно, — кивнул Олег. — У кузнеца в слободе ты еще можешь нож какой купить, но только не продать. Отрезы, мясо, хлеб у него жена на базаре покупает. Любовод потоптался на месте, огляделся еще раз, махнул рукой: — А и верно! В таком месте люди никак жить не могут. Больно темное оно. А ты, — поворотился он к кормчему, — «преисподняя, преисподняя». Слобода это здешняя, выселки. — Дык, кости всякие тележками возят… — А костяные накладки у варягов на ремнях тебя не смущают? — поинтересовался ведун. Ксандр Коршунов, внезапно оказавшийся крайним в случившихся непонятках, неожиданно густо покраснел, что красна девица, и буркнул себе под нос: — Ну и не пойду больше. Путники развернулись, двинулись в обратную сторону. По тропе навстречу, толкая телегу с блестящими черными комьями, торопился мужичок в тонко выделанной кожаной рубахе, покрытой разноцветными пятнами. — Постой, мил человек, — вскинул руку Олег. — Не подскажешь, как до торга ближнего нам добраться? А то нездешние мы. — А пешие вы, али конные? — Мужик опустил тележку, отер пот со лба. — На лодках. — Ну так вверх по реке до уступа парного. — Мужик вскинул руку, растопырив пальцы в виде буквы «V». — За ним, у Покровителя, торг и дозволен. Токмо он лишь через три дня начнется, как дни отдыха придут. Работник подхватил ручки телеги и бодро побежал дальше. Теперь, когда пелена непонимания спала, он казался самым обычным человечным трудягой. Да и все остальное вокруг не представлялось таинственным и колдовским. — Интересно, что за дни отдыха у них начнутся? — заинтересовался Любовод. — Коли праздники, то торг богатым должен случиться. — Когда Бог создавал Землю, — нравоучительно сообщил Ксандр, — то он потратил на сие семь дней, из которых шесть трудился, а седьмой отдыхал. Оттого людям обычай остался в седмицу день последний молитве предаваться, от работы любой устранясь. — Землю шестьдесят пять веков тому назад создал великий Сварог, смешав небо и воду, — отмахнулся купец. — Или Кронос, отец богов, отпустив Ариев с горы мира, — добавил от себя Олег и повернулся к опытному моряку, на помощь которого так часто полагался кормчий: — А ты как считаешь, Малюта? — Я смотрю, людей тут сотни три, — ответил чернобородый широкоплечий муж, — а стражи никакой нет вовсе. Ни у берега, ни при городе. Ни копейщиков, ни мечников, ни еще кого. Совсем беззащитный город-то… — Видать, нечего тут местным беречь, — пожал плечами Любовод. — Слобода — она и есть слобода. Как ворог подходит, жгут ее просто, да за стенами запираются. Айда на ладьи. К торгу поплывем. Там наше место. Еще почти полный день ладьи поднимались вверх против течения, изредка обгоняемые юркими плоскодонками, прежде чем на левом берегу встретился втрое возвышающийся над соснами, раздвоенный скальный уступ, словно расколотый пополам гигантским топором. А спустя версту, уже по правую руку, путники увидели обширное ноле, поросшее только клевером и низкой осокой. В сотне саженей от берега стояла уже знакомая торговым гостям женщина из желтого металла, левой рукой опираясь на меч, а в правой держа перед собой чашу из темно-красной меди. — Пусто как, — покачал головой Любовод. — Однако трава вытоптана. Немало людей сюда временами наведывается. Коршун, к косе песчаной правь, там нам выгружаться проще будет. Надобно зараз место на берегу занять, лагерь разбить. Знаю я, как в диких местах все решается. Кто первым прибыл, тот и прав. Ведун, выбравшись на берег, направился к статуе, внимательно осмотрел, несмотря на боль от раскалившегося крестика. Черты лица женщины почти в точности повторяли те, что были у первой встреченной бронзовой красотки. Тот же меч — но совсем другая чаша. Эта не составляла со скульптурой единое целое и, похоже, просто лежала на металлических пальцах. — Оставь хитрость, всяк сюда входящий, ибо по воле великого Раджафа стражи покарают каждого, кто несет обман детям каимовским, — прочитал руны на постаменте подошедший купец. — Похожая баба, верно? Непонятно токмо, отчего ее именем мужским называют, Покровителем. Глянь, там далее еще холм стоит. И плоский из себя, и люди вокруг крутятся. Как считаешь, слобода это али селение такое? Может, возьмешь десяток варягов да разведать сходишь? — Схожу, — согласился Олег. — Только варягов брать не стану. Они видом своим туземцев только распугают. Урсулу возьму. Человек с девочкой доверие вызывает. Может, и вправду чего интересного узнаю. — Ничего себе — девочка! Рожать ей давно пора да малых деток нянчить… То есть коли что, мы зараз с помощью прибежим, не сумлевайся. Невольница, измаявшаяся в четырех стенах, с радостью отправилась с Серединым, по дороге рвала ромашки, крутилась в траве и излучала такую предельную безмятежность, что ведун и сам расслабился, забыл про саблю на поясе и постоянно колющий запястье крест. Шел себе, подставляя лицо ветру и солнцу, не глядя по сторонам, — и сам не заметил, как очутился возле поросшего одуванчиками крутого вала города.