— Урсула! — оглядел палубу ведун. — Урсула, ты где? — Я здесь, господин, — приоткрыв дверцу кормового сарайчика, выглянула невольница. — Хорошо, кто еще… — Олег пошел вдоль скамей, пересчитывая моряков по головам. Получалось, с берега удалось уйти десяти морякам и восемнадцати воинам судовой рати. Однако изрядно медный воин порезвился. Ведун привычно потер запястье. Он не помнил, грелся крестик во время боя или нет — разве в горячке на это внимание обратишь? Скорее, грелся. Это все колдовство, неведомое ему колдовство. За купцами охотился не человек — люди после удара саблей в глаз обычно умирают. А этот… Этот своим прикосновением чуть сам не убил. — Эй, друже! — окликнул Любовод со своей ладьи. — Как у тебя? — У меня двадцать восемь мужей осталось. — Тридцать. Малюта и Тютюня ко мне заскочили. А из моих тридцать пять уцелело… Что делать-то станем? — Я думаю, друг мой, мы и так получили куда больше, чем хотели, — покачал головой ведун. — Людей, конечно, жалко… Но нужно уходить. Уходить домой. — Это верно, — согласился Любовод, — погибших не вернуть. Подумаем о живых. Разворачиваемся? Ладьи, уходя от берега, рванулись не вниз, а вверх по течению. — Давай подождем. Рановато пока мимо стоянки нашей плыть. Пусть народ разойдется, успокоится чуток. Воин назад уберется… Не знаю уж, откуда он взялся. — Это верно, — кивнул купец. — Поднимемся немного и переждем. Над рекой надолго повисло молчание — люди приходили в себя после пережитого кошмара. Весла, уныло поскрипывая в уключинах, мерно вспенивали речную воду. Корабли миновали длинную каменистую отмель, обогнули излучину и… — Хозяин! — вытянул руку Ксандр. Однако, почуяв неладное, повскакивали все — и увидели, что впереди, на подступающем к самой воде утесе, стоит медный воин, удерживая в одной руке саженный меч, а в другом — пудовую палицу. — Что же теперь будет-то? — Перекрестившись, кормчий вытянул и поцеловал нательный крестик. — Ничего, — передернул плечами Олег. — Против течения он нас нагнал, а вот по течению мы вдвое быстрее помчимся. Отстанет. Разворачивай! — Табань! — Коршунов-младший навалился на руль. — Правый борт, два гребка вперед! Нажмите, мужики! Уйдем! Детка, развернувшись практически на месте, промчалась мимо второй ладьи, а спустя минуту старый Коршун в точности повторил маневр своего сына. — Нажмите мужики, нажмите! Варяги из судовой рати, переглянувшись, заняли свободные лавки, тоже выпростали весла и навалились в общем ритме. Скорость получалась очень даже неплохая — как у верхового на рысях, километров двадцать. Так что шанс уйти у путешественников имелся. Если бы не одно крайне неприятное обстоятельство: невозмутимое солнце начинало потихоньку скатываться к закату. — Все города, что мы встретили, находились на правом берегу? — не столько спросил, сколько напомнил Ксандру ведун. Кормчий кивнул. — Значит, как стемнеет, остановимся у левого. Ночью тут разгоняться я не рискну. Вон, сколько скал по берегам. В воде тоже камней хватает. Наскочим, и тогда точно конец. Нас здесь, мне кажется, совсем не любят. — Я понял, хозяин. До темноты миновать ограбленный город они не успели и пристали к левому берегу, пристроив ладьи по обе стороны от огромного гранитного валуна, выпирающего далеко в реку. Выбросили за борт осиновые отбойники, стянули ладьи веревками. Получился очень даже удобный причал. Борта кораблей закрыли камень от волн, он подсох, и варяги, пошарив среди растущих на камнях деревьев, развели небольшой костерок. Не столько для тепла, сколько для света. Заснуть после случившегося почти никто не мог — все напряженно вглядывались в темноту, прислушивались к плеску воды и шорохам среди камней. — Я так испугалась, так испугалась… — Урсула отказалась остаться в каюте и сейчас сидела на камне, крепко вцепившись Середину в руку и положив голову ему на плечо. — Я так испугалась за тебя, господин. Я думала, господин… Думала… Ведун не отвечал, и потихоньку язык девочки начал заплетаться. Она села поудобнее. Раз, другой сползла головой хозяину на колени и вскоре тихонько засопела, лежа на боку. Усталость брала свое — после полуночи большинство путников, да и сам Олег, начали клевать носом. Середину приснился огромный кузнечный горн. Он пытался взять из него заготовку, но все промахивался, попадая рукой в огонь. Пока вдруг прямо из углей не вытянулась рука и не ухватила его за запястье: — Иди сюда, ты мой! Олег дернул головой, просыпаясь, схватился за запястье: крестик был если не раскаленным, то очень горячим. Ведун, толкнув девочку, вскочил на ноги и закрутился, прислушиваясь. Ничего… Однако тепло возле кисти продолжало нарастать. — По воде бесшумно не подойдешь, — пробормотал он. — Вода все равно урчать станет… — И закричал: — Вставай! Все на ладьи! На ладьи! Скорее! Уходим! Он перетолкнул через борт полусонную невольницу, прыгнул сам и, выдернув саблю, рубанул причальную веревку: — Да скорее же! Все сюда! На скалах что-то затрещало, вниз покатились камни, и на валун, прямо в костер, спрыгнул медный страж. Взмахом меча он достал до спины уже вскочившего на борт Боброка, палицей огрел варяга с другой стороны, но на судно запрыгнуть не попытался, провожая его пустым взглядом черных глазниц. Развернулся и, грохоча камнями, растворился в темноте. Вскоре сверху послышался пронзительный, совершенно нечеловеческий визг. — Кто-то остался… — сглотнул Ксандр. — Вперед смотри, — посоветовал Олег. — Не то все останемся. Левее правь, там стремнина. Будем надеяться, камней нет. — Эй, ведун, — окликнули Олега с другой ладьи. — Чего делать-то станем? Этот… медный который… не отстает. И с берега на берег скачет. Что делать? Ты ведь колдовать обучен, так придумай чего! — Обожди, Любовод, есть одна мыслишка… Только время нужно, чтобы ею воспользоваться. Часа два. И несколько охотников в помощь. — На два часа, мыслю, мы его обгоним, на течении-то. Ты соображай, ведун, соображай. На тебя одна надежа. Плыть в темноте по незнакомой каменистой реке было рискованно даже при «кошачьем глазе» — но иного выхода не оставалось. Зато, когда стало светать, медного преследователя не было видно ни на одном, ни на другом берегу. Городище они тоже, судя по всему, миновали — берега стали низкими и топкими. — К берегу правь! — решил Олег. — Так что, кто пойдет со мной медного стража истреблять? Вызвались Твердята, Волынец и еще трое варягов. Олег выбрал среди деревьев ровную березку в обхват диаметром, хлопнул ладонью по коре: — Валите и на чурбаки в полсажени длиной пилите. А те на дощечки в палец толщиной раскалывайте. Ты же, Ксандр, и ты, Любовод, плывите вперед. Далее, как я помню, болотина. Вот посреди ее и вставайте. Страж, я так понимаю, позади идет и на нас первых наткнется. Ну а там… как получится. Любовод, вы рабов-то наловленных хоть покормили? А то помрут, пока мы тут со всякими тварями сражаемся. И воды им налейте. — Да уж не забудем, не беспокойся, — отмахнулся Любовод, поднимаясь на Мамку. — У меня товар не пропадет. Ладьи отвалили от берега и медленно покатились вниз по течению, вскоре скрывшись за излучиной. Охотники же остались ждать. — Смотрите, — поворошил Олег груду получившихся досок длиной по метру каждая и шириной сантиметров сорока. — Выбираем две одинаковые. Делаем по две дырки примерно посередине. Продеваем ремешки, чтобы обвязать вокруг подошвы. Передний ремешок — за голень, задний — над стопой. На лыжах когда-нибудь ходили? — Какие же это лыжи, хозяин? — возмутился Твердята. — На лыжах носки должны быть загнуты, дабы в наст не зарываться! — А где ты снег видишь, родной? — не выдержал Олег. — Делай, как показываю, и уж постарайся. От этих палок твоя жизнь скоро зависеть будет. Охотники взялись за работу — проковыряли ножами отверстия, вдели ремешки, примерили получившиеся штуковины по ноге, потом сняли и положили рядом с собой, готовые схватить при первой необходимости. Теперь оставалось только ждать. — С невольниками в Персию плыть придется, — вздохнул Твердята. — Али в султанат. Так до зимы не обернемся, там тепла придется ждать. Зато доля нынче ладная на каждого вырисовывается. Я так посчитал — токмо рабов по три на каждого. Ну все пополам, само собой, делится. Но ведь и еще прибыток всякий был. Зеркала, ачмарец этот, прочая рухлядь. Тут гривен по десять каждому набегает. А, Волынец? — Ты опять все не пропей, счетчик, — посоветовал моряк. — Не, теперича не пропью, — уверенно замотал головой Твердята. — Перво-наперво гривну матери отдам, пусть порадуется богатству на старости лет. Она меня сколько раз из грязи вытаскивала, отмывала, подкармливала. А коли, тьфу-тьфу, опять меня нелегкая на кривой кобыле объедет, так хоть выручать без разора станет. Опосля дом куплю. Не в Новгороде, там за такое серебро рази столб для гвоздя купишь. На выселках куплю, на Волхове. Со двором, с огородом. Опосля к Люборосе стану подковки подбивать. Она страсть любила надо мной посмеяться, да и подмогала иногда. Сам понимаешь, когда баба над тобой пошутить любит, стало быть, дышит неровно. Смотрит да смотрит. Да внимание обратить хочет. Любороса баба красивая… Да хваткая, у нее не забалуешь. Она мне пить не даст. Я и сам не хочу, да так выходит. — Не успеешь все за зиму, — покачал головой Волынец. — А по весне, коли помнишь, завсегда лед уходит. И купцы ладьи на воду спускают. Серебро, я так понимаю, ты уже потратил. Стало быть, опять пора с Любоводом реки тропить. — Как потратил, когда? — удивился Твердята. — Сам считай, — ухмыльнулся моряк. — Гривну матери. Семь гривен за дом. Плохой ведь ты покупать не станешь? Гривну — Люборосе на подарки всякие, да на угощения, да на подковы, что сам хочешь. — Подожди, — забеспокоился Твердята. — Почему гривну? Почему… — Идет… — оборвал их мечты о будущем Олег, погладив свое запястье. — Рядом уже. Ведун встал, вглядываясь в заросли рябины. Но треск послышался намного левее, в орешнике, и в лучах солнца красновато блеснула медь. — Так чего делать-то ныне, хозяин? — с тревогой спросил Волынец. — Глупый вопрос, — подобрал Олег с земли доски с ремешками. — Драпать, конечно. Он повернулся и первым бросился бежать. Мгновением спустя следом припустили остальные охотники. Середин пытался выдерживать средний ритм, чтобы не запыхаться раньше времени и внимательно смотреть под ноги. В получившейся ситуации подвернуть ногу — гарантированная смерть. Как он помнил, на пути сюда река и поросшее травой болото сближались. Вниз по течению они расходятся. Значит, впереди должна быть топь. И действительно, вскоре среди деревьев показались просветы, вековые сосны и березы сменились низкой порослью. Крест между тем потихоньку остывал — медный страж двигался заметно медленнее людей. Правда, у него имелись некоторые преимущества. Он явно никогда не спал, не уставал, не останавливался поесть или попить. Так что в средней скорости его показатели получались неоспоримо выше. На длинной дистанции живому существу его не обогнать. Олег, снизив шаг, вышел на колышущийся травяной дерн, кинул на него досочки, быстро подвязал к ногам и совсем уж медленно двинулся дальше. Варяги и моряки обогнали его на первых же саженях, и их пришлось осаживать: — Эй, не разгоняйтесь, мужики. Если сбежим от стража, он опять погонится за ладьями. — А че, лучше, когда он нам в спину дышит, хозяин? — хмыкнул Твердята. — Само собой, — кивнул Олег. — Тогда он пойдет за нами. — Ты чего, хозяин? Решил нас этому монстру скормить? — А ты под ноги себе, Твердята, не смотрел? Там что? — Трава, болото.