Едва Аристотель и турчанка переступили порог дачи, их руки сплелись и они, срывая друг с друга одежды, забились в объятиях… По стонам Ширин, по слезам блаженства, которые грек осушал горячими поцелуями на ее щеках, по жару, с каким она принимала его ласки, он понял, что женщину переполняет желание физической близости. Турчанка яростно сгорала в костре страсти Аристотеля, не в силах ни остановиться, ни насытиться его божественным даром. Ширин шептала на ухо греку его имя, порою срываясь на крик. Держа в объятиях это молодое, источавшее неуемную страсть тело, Аристотель испытывал глубокое упоение своей неисчерпаемостью. Самозабвенно-сладостному акту, изредка нарушаемому ее протяжными стонами, казалось, не будет конца, ибо мгновения заключительных ласк и новых приступов желания сливались в единый взрывной порыв, непрерывную волну ранее неизведанного ими блаженства. Во время этого праздника плоти наконец сбылось то, что они так часто в безрассудстве сексуальных баталий с другими партнерами считали уже пережитым, но чего в действительности никогда не пережили – воплощения мечты. Жизнь и смерть, время и пространство, все было отвергнуто счастьем обоюдного обладания. Очарование друг другом было бесконечным, и они расточали себя исступленно до изнеможения более часа… Последнее, о чем успел подумать Аристотель, погружаясь в забытье, что он сбежит с Ширин тайком в Турцию, во Францию, куда угодно, хоть на край света, лишь бы удержать ее навсегда, ибо она принадлежала ему, как ни одна женщина до нее! …Автомобиль с Аристотелем за рулем и Ширин на переднем сиденье без устали пожирал километры серой ленты шоссе. Его правая нога онемела, застыв на педали газа, выжимавшей всю мощь десятков лошадиных сердец, впаянных в форсированный мотор. Проносясь мимо поста ГАИ, едва не сбил генерала Казаченко. В форме лейтенанта милиции тот выбежал наперерез мчащейся машине и махал полосатым жезлом. Пронесло! Губы грека беззвучно шептали: «Только бы добраться до границы, только бы успеть!» Впереди показалось бревно шлагбаума, за которым вожделенная заграница. Не сбавляя скорости, Аристотель таранит его радиатором, едва успевая пригнуть голову к рулю, и тут же чувствует, как кусок дерева, пробив обшивку машины, больно впился в левый бок. Кровь из раны бьет ключом… Мотор заглох. Машина, потеряв управление, покорно уткнулась разбитым носом в насыпь. Изумрудная трава вмиг окрашивается кровью Аристотеля. Черные тени пограничников, набежавших со всех сторон, вытаскивают его из искореженной машины и куда-то волокут. Левой рукой он зажимает кровоточащую рану, а правой сжимает запястье Ширин, которую несут двое дюжих молодцов в милицейской форме. Беглецов втаскивают в огромный, расцвеченный праздничными огнями дом. Люди в масках снуют вниз и вверх по лестницам. Многие с любопытством останавливаются. Но кто может узнать под масками его и Ширин, ведь они тоже участники маскарада! Их вносят в роскошный зал. Здесь идет крупная игра. Все игроки в красных мантиях и гэбэшных фуражках с васильковым околышем уже сидят у стола. Банкует генерал Казаченко, невесть как успевший добраться сюда с поста ГАИ! Разлепив крепко сжатые губы, он презрительно цедит: «Ну что, беглец, сыграем?» – и начинает раздавать карты. Аристотель вдруг замечает, что его и турчанку подтаскивают не к свободным креслам, а к установленному в центре стола кресту, у основания которого лежат два терновых венца. Боже праведный! Венцы немедленно водружают на головы ему и Ширин, которая перед тем, как оказаться вздернутой на крест, успевает крикнуть: «Вы не смеете, я – иностранный дипломат и требую встречи со своим послом!» Крест вдруг исчезает, и Аристотель взмывает вверх, увлекая за собой турчанку. Вместе они бьются о железную решетку купола, не в силах выбраться наружу. Он кричит возлюбленной: «Если бы я только знал раньше, что умею летать, разве мы мчались бы к границе на машине?!» За решеткой появляется тень Ахмед-паши, он грозит им пальцем, приговаривая: «Я – владелец всего железа, я покрыл им этот купол, я сделаю то же самое со всем земным шаром!» …Наступает просветление, грезы рассыпаются битым хрусталем и становятся явью. Очнувшись, «Константинов» приподнимается на руке и видит роскошное тело Ширин. Прижавшись к нему, она спит с открытым ртом и рассыпанными по ковру волосами. Агент пытается разбудить ее, но она спит бесчувственным сном мертвецки пьяного человека, совершенно недосягаемая в своем наркотическом забытьи. Он вновь пытается разбудить свою возлюбленную, но ее глубокое обморочное состояние продолжается. Наконец она чуть приоткрывает глаза и кончиками пальцев гладит его плечо. Спохватившись, отдергивает руку, распахивает во всю ширь свои огромные глаза и в панике спрашивает: – Ари, где мы?! – Успокойся, милая, я рядом, значит, не важно, где мы. Главное – мы вместе… Про себя же «Константинов» думает о том, как трудно будет ему играть роль на посту ГАИ, когда придется наблюдать беспомощность и смятение турчанки, попавшей в расставленные силки. И кем расставленные? Им самим! Какое вероломство, черт подери, какое глумление над доверившейся ему любимой женщиной! Нет-нет, это – пытка! А пошли вы все на… Не в силах выдержать устремленного на него взгляда, светящегося безграничной любовью и нежностью, агент резко вскакивает и, пряча глаза, с наигранной беззаботностью выдавливает из себя: – Ширин, дорогая, может быть, выпьем по бокалу шампанского? Не дожидаясь ответа, грек наливает полный бокал и залпом выпивает, затем еще и еще. Это предусмотрено сценарием Казаченко – от «Константинова» должно разить перегаром, когда их остановят на посту ГАИ. Но агент явно переборщил – злость на себя, на Казаченко, бессилие что-либо изменить он пытается утопить в вине. – Ари, ты с ума сошел! Что с тобой, милый? Почему ты так пьешь? Ты меня уже не любишь?! – турчанка вскакивает и бросается в открытые объятия Аристотеля. – Нет-нет, – вмиг захмелев от вина и аромата обнаженного тела возлюбленной, бормочет «Константинов». – Совсем наоборот… Я пью, потому что слишком сильно влюбил себя в тебя! Прости, я не рассчитал силы и слишком влюбился. Даже больше, чем должен был… – Ари, объясни, что значит «должен был»?! – Ширин всем телом прижимается к греку и пытается заглянуть ему в глаза. – Кому ты должен?! «Константинов» делает над собой усилие, к нему возвращается способность разумно рассуждать и действовать в соответствии с полученным заданием. К тому же он знает, что свидание если и не снимается на видеопленку, то уж наверняка под контролем «слухачей» из службы Казаченко. Вместо ответа Аристотель всем телом прижимается к женщине, прячет лицо в ее волосах и шепчет ей на ухо: – Ширин, дорогая, мне становится совсем не по себе от одной только мысли, что нам когда-нибудь придется расстаться… Все это время, с момента нашей первой встречи, я только и делаю, что думаю о тебе, ищу выход из создавшегося положения и… не нахожу его! Если бы я был на двадцать лет моложе, все было бы проще… – Что было бы проще? – Все! Ради тебя я бы оставил службу, родину, друзей… Я бежал бы с тобой сломя голову хоть на край света. Мы могли бы устроиться в любой стране, у нас же с тобой на двоих целый десяток языков. Но мой возраст! – Ари, твой возраст для меня не помеха. Мой муж старше меня на двадцать лет. Для меня достоинства мужчины прямо пропорциональны его возрасту, поверь… – Ширин, люди, то есть женщины твоих лет, склонны смотреть на жизнь куда более оптимистично, чем представители моей профессии и моего возраста. Мы, разведчики, все пессимисты. Начнем с того, как бы мне удалось выбраться из России? Да, у меня есть заграничный паспорт, и не один, но… Кто же мне позволит пересечь границу без разрешения моего начальства? С моим паспортом меня остановит первый же пограничник! Мы, разведчики, все на учете! «Константинов» подобрался к сердцевине намеченной генералом Казаченко темы: выяснить возможность заполучить через «Шехерезаду» чистый бланк турецкого паспорта – и теперь умолк, ожидая ответной реакции. – Ари, у нас говорят: «Если черная кошка сама приходит в чей-то дом, она приходит, чтобы отвести беду». – Нет, Ширин! Если под черной кошкой ты имеешь в виду себя, то ты пришла, чтобы принести счастье, а не отвести беду! Проблемы у меня возникли с твоим появлением, поэтому давай договоримся: ты и заберешь беду, тобой принесенную, и принесешь счастье в мой дом, который со временем станет нашим… – Нашим? Ты не ошибся, Ари? У нас может быть НАШ дом?! При этом турчанка невольно перевела взгляд на лежащую подле ее ног сумочку. «Опять диктофон! – догадался „Константинов“, перехватив взгляд турчанки. – Как же, черт подери, он мне надоел! А ведь Казаченко о нем знает, а мне ничего до сих пор не сказал… Эх, Олег Юрьевич, Олег Юрьевич! Далеко тебе до моего генерала Козлова! Ну ладно, придет время – сочтемся!» – Ширин, любимая, я не в силах жить без тебя… Мы созданы друг для друга, наши отношения – это не просто страсть, это настоящая любовь, она ниспослана нам Небом! Разве ты не чувствуешь этого? У меня есть только ты! Я уже в том возрасте, когда более ценят женщину, не с которой хотелось бы переспать, а с которой хотелось бы просыпаться… Ты – солнечный лучик в моей жизни кромешной безысходности! Ты – моя путеводная звезда, с тобой я уже вошел в тот мир, из которого возврата нет! Тебя я украду у твоего мужа, себя – у Главного штаба… Мы сбежим отсюда навсегда, мы спрячемся там, где нас никто и никогда не найдет! Меня ничто здесь не держит, у меня кроме работы ничего и никого в этой стране нет! Не отталкивай руку, протягивающую тебе сердце, помоги мне, и у нас будет наш дом! Мне нужен бланк турецкого паспорта, об остальном я позабочусь сам… Во время горячего монолога грека сливообразные глаза турчанки стали медленно наполняться слезами, и, наконец, водопад хлынул сквозь ресницы. – Милый, я попробую… Но вдруг ты передумаешь и решишь остаться? Ты ведь не сделаешь этого? – Мое решение окончательно и пересмотру не подлежит! – громко произнес «Константинов» и, крепко прижав к себе возлюбленную, наполнил бокалы шампанским. – За наше совместное греко-турецкое предприятие! Глава седьмая. Спектакль по сценарию контрразведки Стемнело, когда любовники покинули дачу. Не успели они свернуть с проселочной дороги на трассу у Старой Купавны, как у поста ГАИ путь им преградил милицейский уазик, разбрасывавший снопы фиолетовых искр и надсадно сигналивший. По тому, как нежно и вместе с тем непреклонно его и турчанку извлекли из машины дюжие парни, одетые в милицейскую форму, «Константинов» понял, что работают «скорохваты» из команды «АЛЬФА» во главе с Владимиром Зайцевым. О нем, о его бойцах и некоторых проведенных ими операциях агенту довелось слышать во время конспиративных встреч с генералом Козловым… Первым, кого увидел «Константинов», когда его и «Шехерезаду» ввели в помещение поста ГАИ, был… Козлов. В форме полковника милиции он картинно-монументально возвышался за обшарпанным столом, на котором стояла консервная банка, служившая пепельницей. «Значит, я не ошибся – в качестве моего приятеля из МИД будет выступать Казаченко. Или этот пострел опять что-то переиграл, не поставив меня в известность? В любом случае с Леонидом Иосифовичем приятнее иметь дело, чем с этим выскочкой!» Размышления грека прервал возглас Ширин: – Я – турецкий дипломат, – с вызовом произнесла турчанка, когда один из «гаишников» предложил ей стул. – Я пользуюсь дипломатическим иммунитетом, и вы не имеете права меня задерживать! Козлов равнодушно посмотрел на женщину, затем перевел взгляд на «Константинова» и невозмутимо спросил: – А вы, полковник?… – Капитан первого ранга, а не полковник! – отчеканил агент, которому в мизансцене отводилась роль бунтаря, протестующего против милицейского произвола. И «Константинов» швырнул на стол свое служебное удостоверение. – Да-да, капитан первого ранга, – произнес Козлов, открывая красную книжицу, – ну а вы чем объясните ваше поведение? Дипломатической неприкосновенностью или преступной халатностью? – А кто вам дал право, – строго следуя роли, продекламировал агент, – останавливать машину с номерами Генерального штаба?! Я протестую и требую немедленно соединить меня с оперативным дежурным Главного штаба ВМФ! Слышите, немедленно! – Там, где вы сейчас находитесь, каперанг, обычно просят, а не требуют! – процедил в ответ Козлов. – Кроме того, от вас за версту несет перегаром! Или вы будете отрицать, что находились за рулем в нетрезвом состоянии?! Ну-ка, ребята, препроводите гражданина в соседний кабинет для отбора пробы на алкоголь, заодно пусть и остынет там немного! – Вы не имеете права препятствовать мне связаться с дежурным офицером Главного штаба, я протестую! – воскликнул «Константинов» и, сделав шаг к столу, протянул руку к телефону. Немедленно два дюжих милиционера одним приемом скрутили грека и буквально на руках вынесли из кабинета. – Ишь ты, разошелся! – прокричал вслед Козлов. – Он, видите ли, требует и протестует! Тоже мне, протестутка из Главного штаба ВМФ! Мы и не таких обламывали…