– Из Красноярского края. В том регионе еще с советских времен на десятках тысяч гектаров лесных делянок лежат и гниют миллионы и миллионы мачтовых кедровых стволов. Вывезти их нечем: то горючего не выделили, то технику работяги на запчасти разобрали и пропили. Русская предприимчивость, вы ж понимаете! – А станки? Как турок использует станки? – Да очень просто – продает сталелитейным компаниям как металлом – это же сотни, тысячи тонн высококачественной стали… Казаченко выпрыгнул из кресла и, заложив руки за спину, зашагал по кабинету. Успокоившись, остановился перед Козловым и произнес: – Проблема, в конце концов, не в этом… Что будем делать с Ахмед-пашой? – Чтобы тебя, Олег Юрьевич, хоть как-то успокоить, расскажу тебе один исторический курьез… Однажды приснопамятный Лазарь Каганович, будучи членом Государственного комитета обороны, выступал на слете бойцов-отличников Калининского фронта. Шел сорок третий год, и всех интересовал один вопрос: когда же союзники откроют второй фронт. На это Каганович ответил так: «Открытие второго фронта целиком зависит от одного человека – от Черчилля. Если бы Черчилль был членом ВКП(б), мы с товарищем Сталиным вызвали бы его в Кремль и сказали: или открывай второй фронт, или клади партбилет на стол! А так, ну что мы можем сделать?» – Да, – в сердцах произнес Казаченко, – будь моя воля, Ахмед-паша не партбилет – аккредитационную дипломатическую карточку на стол положил бы… – Ты, Олег Юрьевич, – язва! Я же для тебя стараюсь. Ну, кто такой генерал Козлов сегодня? Обыкновенный отставник, которому без спецпропуска даже на свое бывшее рабочее место не попасть! А было время… Да что там говорить… Спасибо тебе – сделал меня содержателем явочной квартиры для особо ценных агентов. Если бы не ежемесячное вознаграждение, что ты мне положил за использование моей квартиры, не знал бы на что и жить! Никогда не думал, что на генеральское пенсионное содержание в России можно питаться только в диетических столовых… Но где они, эти столовые?! Их господин Лужков повсеместно заменил на «Макдональдцы»… Нехило деньжат срубил, разрешив в 1989 году Кохону, владельцу канадской корпорации McDonald’s, размещать свои забегаловки в Москве. Их в Европе бойкотируют, потому что от этой продукции года через два-три тебе гарантирован гастрит… А с моим больным желудком никакой пенсии не хватит, чтобы пару раз в месяц купить парного мяса на Даниловском рынке или кураги и зелени, я уж не говорю о фруктах, – на Черемушкинском… Генерал в сердцах ударил кулаком по столу. Вдруг, спохватившись, вскричал: – Стоп-стоп, Олег Юрьевич! Что-то меня занесло! Поволновались мы с тобой, праведную желчь излили, пар из патриотических котлов выпустили – и буде! Немедленно выходи на вербовочную беседу с «Янычаром». Думаю, сломать турка с имеющейся у нас доказательной базой труда не составит! Заодно спросишь, сколько ему нужно, чтобы оплатить операцию. Сто тысяч? Всего-то? Какие пустяки, ваше превосходительство! Вот вам деньги, езжайте, меняйте свою печень на новую, живите полнокровной шпионской жизнью во благо России! Ладно, хватит ерничать! Козлов умолк и вопросительно взглянул на наблюдавшего за ним Казаченко: – Извини, Олег Юрьевич, если что не так… – Почему же, Леонид Иосифович? Все так! Только вот знать бы наверняка, сколько «Янычару» отпущено природой оставаться на этом свете. Я наводил справки, беседовал со специалистами. Цирроз печени, гепатитная энцефалопатия – штука непредсказуемая, тем более в таком запущенном состоянии, как у нашего объекта. Сегодня мы его вербуем, выплачиваем сто, двести или триста тысяч долларов, а завтра он возьми да и отдай концы. И что? Деньги, которые мы дадим «Янычару», пойдут на его похороны и на венки от ФСБ? – И ты решил отказаться от выхода на вербовочную беседу с военным атташе?! – Козлов удивленно поднял брови. – Нет, Леонид Иосифович, ни в коем случае! Вербовать буду с использованием добытых «Константиновым» данных, но денег турку давать не буду. Пусть сначала отработает то, что успел украсть у нас. Расквитаемся, сведем дебет с кредитом, а там, смотришь, он еще и должен нам будет! Словом, поживем – увидим! * * * Утром 17 июля разведчики службы наружного наблюдения, следовавшие за машиной «Янычара» по Садово-Кудринской, стали свидетелями его гибели. «Мерседес» с Ахмед-пашой за рулем внезапно повернул влево, пересек три полосы встречного движения и врезался в торговую палатку. Сыщики, осведомленные о проблемах объекта со здоровьем, немедленно вызвали «скорую». Несмотря на час пик, врачи на место происшествия прибыли в считаные минуты. Однако им оставалось лишь констатировать смерть турка. По мнению врачей «скорой помощи», после рвоты кровью и обморока у иностранца приключилась брадикардия, перешедшая в острую сердечную недостаточность. В тот же день останки военного атташе были отправлены в Стамбул на транспортном самолете турецких ВВС и преданы земле по мусульманским обычаям. На родину гроб с покойным сопровождали его жена и капитан Кямал. «Шехерезада», улетев в Турцию, раньше времени покинула поле предстоявшей битвы, на котором тандем стратегов Казаченко-Козлов уже проводил построение своих боевых порядков. Узнав о смерти Ахмед-паши и об отъезде его жены, Козлов отреагировал на события в свойственной ему манере: – Не успели еще карты раздать, и вот те раз – на зеленом сукне вдруг гроб взгромоздился. Ну и дела! Но и это еще полбеды. А вот чтобы два кандидата на вербовку одновременно сорвались с крючка – увольте! – такого в моей оперативной практике не было! Вынужден констатировать: да, его превосходительство «Янычар», наш объект, всех надул! Мало того что кедровые доски на гроб себе обеспечил за наш счет, так еще и супружницу свою, «Шехерезаду» у нас из-под носа умыкнул, прохиндей! – А если учесть, что в Стамбуле сейчас находится «Константинов», а у них с турчанкой любовный роман… – подлил бензина в огонь Казаченко. Козлов протяжно смотрел на собеседника. – Что ты этим хочешь сказать? Что они успели согласовать встречу в Стамбуле? Вздор! Они, что? Заранее просчитали смерть «Янычара»? Давай, Олег Юрьевич, оперировать земными категориями, а то ты, извини за прямоту, все время со своими фантастическими гипотезами в какой-то виртуальный мир норовишь переместиться… И меня туда же тащишь! Глава десятая. Из боя не вернулся… 17 июля. Полдень. Стамбул, Бейоглу-туннель, улица Истикляль, 443, Российское генконсульство. «Константинов» изнывал от безделья. Праздность, как известно, внушает праздные мысли, а они, в свою очередь, внушают беспокойство. А беспокоиться греку было из-за чего! Чтобы скрасить неожиданно свалившийся на него бессрочный досуг, он пошел на хитрость: под предлогом покупки очков для генерала Казаченко попросил майора Заику разрешить ему выйти в город, но тут же получил резкий ответ-отповедь. Догадался, что находится под неусыпным контролем и все его передвижения ограничиваются территорией генконсульства. Стало понятно, почему первое, что сделал этот надсмотрщик, – забрал у него книжку моряка и все деньги. Призадумался, с чего бы это? Вспомнил еще раз генерала Козлова и понял, что с его уходом все кардинальным образом изменилось… В ушах агента продолжали звучать слова нового наставника. За полчаса до отъезда «Константинова» в Новороссийск Казаченко вдруг без всякой видимой связи с происходящим стал рассказывать о майоре по фамилии Заика. Подчеркнул, что этот страж российской колонии в Стамбуле – большой спец по невозвращенцам. Агент поинтересовался, что значит «спец по невозвращенцам». Казаченко, лукаво поглядывая на Аристотеля, поведал ему историю, одним из главных фигурантов которой был Заика. До назначения в Стамбул майор работал под «корягой» вице-консула нашего посольства в Париже. Однажды профессор Н., член советской научной делегации, ехавший с Заикой в машине, обратился к нему с просьбой остановиться у полицейского участка. Вежливо попрощался и заявил о намерении просить политического убежища. Наивный бедняга, конечно, не подозревал, что его попутчик тут же даст ему по голове гаечным ключом, скрутит и привезет в посольство. Затем связанного затолкнет в самолет, отлетающий в родные пенаты. Однако свободолюбивые французы, узнав из местной прессы об инциденте, запротестовали и бдительного стража отправили подальше от скандала на другой материк – Азию… «Константинову» стало ясно, что он находится в состоянии круговой обороны и лучший способ вырваться из окружения – пойти на штурм. Кроме того, ему не давали покоя мысли о Ширин. «Птичка певчая моя, как ты там без меня? Меня выдернули из постели, оторвали от тебя, провели инструктаж, вручили билет на самолет, по прибытии в Новороссийск приклеили бороду и усы, выдали книжку моряка на имя какого-то Антонио Бельграно – и это при том, что по-итальянски я кроме „аrrivederci, Roma!“ или „рorca Madonna!“, ничего не знаю! – приказали прикинуться этим самым алкашом итальяшкой, и давай, „Константинов“ , действуй! Разберись, для чего военный атташе Турции закупает в огромных количествах неликвидные станки-монстры. Я все исполнил. И что? Какова благодарность?! По прибытии в Стамбул меня стерегут, словно прокаженного! Нет, ребята, не будет по-вашему! Запомните, „Константинов“ – freelancer – вольный стрелок, вольная птаха и нет таких ножниц, что могли бы подрезать ему крылья! Уж хотя бы на час, но я вырвусь из этих застенков! Вам, конечно, этого не понять, но я должен увидеть частицу того, что воскрешает в моей памяти образ любимой! Ширин, клянусь Небом, я убегу отсюда хотя бы на час, чтобы прикоснуться к тому, что впитало твой аромат, и всего лишь одним глазом взгляну на твой дом и обстановку, в которой ты жила до знакомства со мной. Иначе я умру! Нет, я должен, я не могу по-другому! Мне так тебя не хватает, милая! Я выберусь отсюда, чего бы мне это ни стоило, а там – хоть трава не расти! Заика сказал, что через три-четыре дня я вновь буду в Москве… Скорее бы! Я вновь смогу ощутить вкус твоих губ, тепло твоих объятий, моя ты ненаглядная Ширин! Но почему такое пристальное внимание к моей персоне здесь, в Стамбуле? Ни шагу без сопровождения майора! Конспирация? Но я от нее не отступал все эти двадцать пять лет работы с генералом Козловым. Что за чертовщина? Значит, мне не доверяют… Ясно, что отношение ко мне Заики – следствие установок этого баламута, новоиспеченного генерала Казаченко! Конечно, это он… Ну, Олег Юрьевич, держись, посмотрим, кто кого! Сам вынуждаешь меня идти на крайности, пеняй на себя!» «Константинов» ожесточенно потер приклеенную бороду: давала знать о себе собственная щетина, третьи сутки не имевшая возможности пробиться из-под искусственного панциря. Как только агент понял, что находится под присмотром Заики, он отказался от мысли снять грим в присутствии соглядатая. «Нет-нет, накладную бороду я пока снимать не буду, пусть она останется, пусть майор знает, что я – бородач! Потому что, если вдруг нам доведется столкнуться нос к носу при реализации моего плана, я без бороды и усов буду для него неузнаваем. Не дай Бог, конечно, нам встретиться, ибо мне придется грохнуть этого вертухая плоскогубцами, которые я почему-то не сдал там, на сухогрузе! Будто чувствовал, что они могут пригодиться… Вот, черт! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Я ведь ничего не планировал там, на судне. Идея посмотреть на твое жилище, Ширин, пришла спонтанно уже здесь… И надо же, без плоскогубцев не обойтись!» …За сутки пребывания на территории генконсульства грек хорошо изучил распорядок жизни российской колонии и в ожидании вечера успел все просчитать. Вечером «Константинов» провел небольшую подготовку – пожаловался Заике на расстройство желудка из-за несвежей пищи. Тот подхватил мысль с энтузиазмом: – Травят нас эти гады-турки, постоянно стремятся всучить продукты с истекшим сроком годности, да и с комендантом представительства давно пора разобраться, закупает, понимаешь, этот жулик по дешевке что ни попадя. Прикармливает своих поставщиков, с которыми в доле! Все руки не доходят до этого захребетника, чтоб ему пусто было! В 19:25 служащие толпой двинулись в кинозал культурного центра. «Константинов», на ходу переговариваясь с Заикой, будто нечаянно уронил зажигалку. Искать в такой толпе глупо и бесполезно, и он бросил своему стражу: – Я – в туалет, сейчас вернусь! – При этом Аристотель скорчил такую страдальческую мину, что у самого рьяного охранника сомнения отпали бы сами собой… Закрывшись в кабине, минуты три тужился, пока не извлек из прямой кишки тончайшую капсулу – домашняя заготовка – с десятью свернутыми трубочкой купюрами по сто долларов. Вторую тысячу, пятьдесят билетов по двадцать долларов, пришлось вернуть Заике! Исчезновение припрятанной тысячи объяснил воровством в кубрике. Спал, проснулся – обокрали. У кого спрашивать, если никто не понимает ни единого слова из всех известных ему языков? …С помощью плоскогубцев агент открыл окно. Ему повезло: на улице рядом остановился грузовик, закрывший оконный проем от турка, охранявшего генконсульство, и «Константинов» спрыгнул на тротуар. Сорвал бороду и усы, надел темные очки. Затем – такси, коих тьма-тьмущая на улицах вечернего Стамбула. Небрежно бросил водителю по-английски: «Besiktas-street, seven!» Держался уверенно и нагло – это всегда помогает в незнакомой обстановке. Вручив шоферу стодолларовую купюру, попросил подождать у виллы. Водитель согласился беспрекословно. Во-первых, за сто долларов он готов был ждать хоть до утра. Во-вторых, клиент направился к одному из самых богатых домов Стамбула! На служку у входа Аристотель взглянул, как на чучело, – тот даже взял под козырек, – и важно вошел внутрь. Вдруг послышался хор плакальщиц. «Что за чертовщина, – мелькнула мысль, – правильный ли адрес я назвал таксисту?» Вернулся к привратнику и спросил, действительно ли это вилла Ахмед-паши. – Уже нет, – услужливо ответил турок, – теперь эта вилла принадлежит жене усопшего Ахмед-паши… – Как усопшего?! – закричал по-русски «Константинов», на мгновение потеряв самоконтроль. Тут же взял себя в руки и переспросил по-турецки. – Да-да, мой господин, этот дом посетило горе, большое горе, – с достоинством ответствовал турок, – его превосходительство Ахмед-паша скончался сегодня утром в России и час назад предан земле, да упокой Аллах его душу! Агент, стоя спиной к вилле, застыл в нерешительности, как вдруг почувствовал горячее прикосновение женских рук, которые обвили его шею. Привратник быстро отвернулся, а Ширин обрушила на грека водопад упреков. Говорила по-русски: – Ари! Я знала, я чувствовала, я предвидела, что ты здесь! Ты так неожиданно уехал. Ты, конечно, не помнишь, но перед тем, как тебе позвонили из твоего штаба, ты во сне говорил по-турецки… Ты – обманщик! Ты скрывал от меня, что владеешь моим родным языком. Но ведь он и для тебя НЕ иностранный! Ты говоришь по-турецки совершенно без акцента, так говорят жители черноморского побережья! Тогда я интуитивно почувствовала, что звонок и твой отъезд как-то связаны с Турцией… Я знала, нет – я чувствовала, что рано или поздно мы ЗДЕСЬ встретимся! Я могу тебе это доказать: я захватила бланк паспорта для тебя! Ари, я счастлива, что мы снова вместе! Мы теперь никогда не расстанемся, нам уже ничто не мешает быть вместе, правда, милый?! Турчанка припала к груди Аристотеля и разрыдалась. Губы «Константинова» безмолвно прошептали строки из Евангелия: «Не возвратится более в дом свой, и место его не будет уже знать никто…»