– Так точно, – обрадовался отсрочке экзекуции подчиненный и исчез. Тандаджи наморщил лоб. – Мы говорили о моих женщинах, – угрожающе напомнил Стрелковский. – Об их отсутствии, – небрежно уточнил педантичный тидусс и мудро вернулся к основной теме: – Со временем у Рудакова начались кошмары, в снах стал появляться Соболевский и проводить качественную промывку мозгов. Дальше – сектантская классика: давил на чрезмерное самомнение, утверждая, что тот – великолепный маг, но может еще больше, только надо научиться брать энергию у других. Успокаивал совесть, разъясняя, что если присасываться аккуратно, то людям не повредишь, а свою силу увеличишь. Так что к тому времени, как студенту сообщили, что он темный, и стали учить скрывать свою сущность, тот уже был готов воспринять это спокойно. – А в семье никто не знал, что ли? – удивился Игорь. Тандаджи покачал головой. – Нет. Как и у второй темной, где-то далеко был предок из Блакории, но так далеко, что при посещении храма их не определили, отмечаться не порекомендовали. Жрецы Триединого как-то ощущают активную ауру у темных, которым нужно сопровождение духовника, чтобы сдерживать свою сущность, их и легализуют. – Про легальных я тоже в свое время интересовался, – поделился хозяин кабинета. – Получается, что те потомки Черного, которые ходят в храм, куда безопаснее для окружающих, чем такие вот темные лошадки со спящими генами, пропущенные жрецами. Никогда не знаешь, в какой момент проснутся. Или, может, уже проснулись, но маскируются? – Ну, наш клиент не проснулся, – с брезгливостью произнес Тандаджи, – его разбудили. Питался мальчик по-мелкому, пока не увидел ректора Свидерского, сильно сдавшего. И, как самоуверенный идиот, решил порадовать учителя – посчитал, что раз ректор так ослаб, что не может поддерживать метаболизм и стареет на глазах, то пробить его защиту и высосать побольше сами боги велели. А там уже и до великого мага недалеко. Девчонка, Яковлева, попала под его воздействие случайно. Он испугался, пошел виниться к Соболевскому, тот, конечно, настучал по голове за самодеятельность, велел привести к нему Яковлеву пообщаться. И идею с ректором одобрил, только строго приказал не торопиться, брать по чуть-чуть, чтобы не попасться. А лучше подождать до зимы, подпитываясь пока от соседей по общежитию. – Почему до зимы? – перебил его Игорь. – Хотел бы я знать, – буркнул Тандаджи. – Наш демон вообще вел себя как добрый дядюшка: объяснял, что ничего страшного в природе темных нет, надо просто уметь управляться со своей силой. Строго приказывал не увлекаться и поначалу брать по чуть-чуть, потому что можно не справиться с темной сущностью и начать безудержно выпивать окружающих, а там и до обнаружения и нейтрализации недалеко. Менталистике учил. – Просто святой, – с сарказмом заметил Игорь. – Ну, для Рудакова он вообще светоч, – согласился Тандаджи, – а вот вторая студентка нежеланного учителя не так радужно оценивает. Хоть плохого про Соболевского сказать ничего не может, но сама себя боится. – Значит, Рудакова на базе просто сорвало? – От алкоголя и переживаний, – кивнул Тандаджи. – Хотя Яковлева отмечает, что у него заметные изменения в личности и до этого происходили. И что, вопреки наставлениям старшего, Рудаков пытался от ректора взять по максимуму. На базе же сначала выпил тех, кто был на других этажах, – тидусс поморщился, вновь переживая неудачу почти пяти десятков охранников, – потом принялся за однокурсников. Принцесса Алина тут ни при чем, никто не охотился специально на нее. Самое неприятное, что не будь на убежавших студентах тренировочных сигналок от Тротта и не присутствуй там принцесса, то мы, возможно, о происшествии узнали бы слишком поздно – или вообще не узнали, если бы пострадавшим стерли память, как планировали. И получили бы мы двоих напитавшихся и неадекватных темных. А это было бы неприятно. – Это была бы катастрофа, – поправил его Игорь тяжело. – Я видел, что может сделать сошедший с ума темный с целым городом, Майло. И даже что может сделать вполне остающийся в своем уме. Так что нам повезло, да. И все-таки зачем ему студенты? Не верю я в альтруизм человека, который планировал переворот. – Я тоже не склонен подозревать его в любви к ближнему, – проговорил Тандаджи. – Тем более он, по словам семикурсника, упоминал, что обязательно будет время, когда к темным в Рудлоге прекратят относиться с предубеждением. И потребности в подпитке не будет, и прятаться перестанет быть необходимым. Только для этого нужна сила, много силы. И еще мне интересно: как он вышел на Рудакова, если того даже духовники не видели? Думаю я проверить легальные семьи потомков Черного. Есть у меня мысль, что Соболевский не только семью задержанного на крючок взял. Возможно, у него были сообщники, и кто-то из темных, которых мы опросим, сможет их описать. – Ну, положительный момент тут тоже есть, – сказал Игорь после недолгого размышления. – Можно утверждать, что других демонов в университете сейчас нет – иначе они все проявились бы в присутствии Рудакова. А по поводу целей – кто же делится ими с молодняком? Этого и следовало ожидать. С заграничными контактами Соболевского надо работать, Майло. Установить слежку, только осторожно. Тидусс позволил себе едва заметно приподнять уголки губ, и Стрелковский усмехнулся, махнул рукой в знак извинения. – Давно работаем, Игорь, – сухо пояснил Майло. – Но пока спокойно все. Так что очень рассчитываю на твою поездку к морской царице и к императору. А потом примешь и это направление. После ухода коллеги полковник Стрелковский открыл папку с делами, но душа опять растревожилась воспоминаниями о прошлой жизни, и он, прежде чем начать работать, потянулся к телефону. Нужно было заказать цветы, чтобы сходить перед отъездом на могилу своей королевы. Несколько дней назад, Йеллоувинь Четери Великолепный белый дракон медленно, не скрываясь от останавливающихся, показывающих в небо пальцами и фотографирующих людей, скользил над каналами и пагодами «императрицы садов», «рисовой красавицы» – Пьентана, столицы Йеллоувиня. Почти лениво вставал на крыло, огибая торчащие небоскребы, и казалось, что он красуется и нарочно дает себя разглядеть. Однако Чет за свою жизнь достаточно вкусил преклонения, чтобы не испытывать в нем потребности. А вот понятие красоты было ему близко и знакомо – он знал, что и оружие, и рисунок боя тем совершеннее, чем больше в нем соразмерности и гармонии. Пьентан же был самой гармонией, и его хотелось рассматривать бесконечно. Сверху столица напоминала полностью раскрытый круглый веер – расчерченная жилами каналов, переплетенная кружевом магистралей, она была изящна и геометрически выверена. Даже небоскребы не портили общий вид, поднимаясь в виде огромного сада камней над коричневыми и зелеными многоярусными крышами обычных домов. И казалось, что там, внизу, – лоскутное поле, просто трава, и камни-небоскребы совершенно обычной величины, а вот он, Четери, вдруг уменьшился до размеров бабочки, прилетевшей полюбоваться на рукотворную красоту. А еще здесь, даже на высоте, пахло не выхлопами от машин и фабрик, а цветущими садами. И покоем. Императорский дворец дома Ши располагался в отдалении от столичной суеты. Отгороженный от любящих подданных не только стеной и садом, но и тремя нитками каналов, через которые резными петельками были переброшены тонкие крытые мостики, он раскидывал свои крылья среди нежного цветения и зелени, поднимался ввысь широкими пагодами с изогнутыми крышами, резными павильонами, плавучими беседками на зеркальной поверхности прудов и знаменитыми ступенчатыми садами – узкими террасами позади дворцового комплекса, что вздымались выше строений и цвели в разное время, оттеняя великолепие владений Ши. Человек, глядящий на дворец со стороны Пьентана, видел резиденцию императора словно на фоне гигантского цветочного полотна, ступенями уходящего к небу и подернутого легкой дымкой. Четери сделал несколько кругов над садом, стараясь не закрывать своей тенью дворец императора – Ши всегда были несколько обидчивы, – и медленно спустился прямо в круглый пруд, украшенный плоскими зелеными листами кувшинок и цветами лотосов. Он бы, конечно, предпочел не мокнуть, но что сделаешь, если тут, куда ни приземлишься, есть опасность потоптать какие-нибудь любимые императорские кусты. Или любимые цветы десятой внучки императора. Когда Мастер подплыл к берегу, его уже ждали. Не выказывая ни малейшего удивления, проворные служанки дружно поклонились, окатили его тело прохладной травяной водой, вытерли тонкими полотенцами, набросили на плечи длинный белый шелковый халат с запа́хом, опоясали широким желтым поясом. Чет хмыкнул: белый – цвет драконов, желтый – цвет императорской семьи, знак особого расположения властителя Ши. Похоже, его прилет не стал неожиданностью. Впрочем, потомкам Желтого всегда было доступно видеть и знать больше, чем остальным. А может, прекрасная Иппоталия поделилась с коллегой информацией. Дракона обихаживали, а несколько в отдалении, чтобы не смущать гостя, стоял важный царедворец, сложив руки в рукава халата. Он подождал, пока Чет напьется поднесенной ему воды, и подошел, кланяясь. – Господин, – произнес он торжественно и тонко, – вчера вечером светлый император сказал, чтобы мы были готовы к вашему появлению. Мы готовы – позвольте проводить вас в малый дворец, который выделен специально для вашего отдыха. Там ждут полсотни прекрасных дев, великолепнейших цветов востока, обученных искусству танца сакио-ра, игре на флейте, умеющих услаждать слух беседой и радовать любовью. Вокруг дворца выстроена почетная охрана… – Вы считаете, я не могу защитить себя? – весело поинтересовался Четери. Царедворец немного побледнел. – Господин, это ни в коем случае не намек на отсутствие у вас силы и отваги. Воины мечтают увидеть вас, и светлый император приказал поставить в охрану самых лучших, самых отличившихся, в качестве награды им. И для того, чтобы вы могли поточить ваши клинки, если угодно будет позабавиться, – добавил он почтительно. Точно, Иппоталия нашептала императору. Откуда ему еще знать, что Чет не прочь «позабавиться»? – Как зовут тебя? – спросил дракон, шагая вперед – царедворец показал направление тонкой рукой и засеменил рядом, держась чуть позади. – Если господину угодно оказать честь и называть меня по имени… – Угодно, – подтвердил Мастер клинков, забавляясь. – Мое имя Винь Ло, господин. Вам приготовлен обед из семнадцати блюд… – Вот что, Винь Ло, – проговорил воин-дракон, – давай так. На себя я беру обед, а тебе достанутся девы. Собеседник споткнулся и рухнул на землю, вытянув перед собой руки. – Не губите, господин, – попросил он с ужасом, – я женатый человек, мне не отмыться от позора будет… – Встань, – уже с некоторым раздражением сказал Четери. Он не любил людей без чувства юмора. – Раз ты отказываешься, придется привлечь охрану. – Я приму смерть с честью, – одухотворенно заявил Винь Ло, подняв к небу узкие глаза. – К девам, дурень, – грубо оборвал размечтавшегося о досрочной отставке царедворца дракон. – Понимаешь, не до дев мне сейчас. Хотя помнится мне, помнится… да. Очень они у вас искусны. Эх… да и флейту я не люблю. А так и я сыт буду, и ваши восточные цветы не останутся необласканными. Различия в менталитете Запада и Востока ощущались и сейчас. На Западе чем скорее тебя примет монарх, тем выше его расположение. Здесь же высочайшей благосклонностью считалось, если гостю дают время насладиться радушием и щедростью хозяев. Так что раньше, чем через три дня, ждать приема у императора не приходилось. Четери развлекался как мог. А набор развлечений у древнего воина был довольно однообразен: сразу после обеда он вышел к «почетной охране» и предложил не печься на солнце, выстаивая вокруг малого дворца, а пройти в тенек, на деревянную плавучую террасу, и там заняться благородной борьбой. Кто упал в воду – тот и проиграл. Охранники были на удивление не мелкотравчатые, как большинство жителей Йеллоувиня, а довольно крепкие. Пока Четери купал «лучших из лучших» в пруду, по ходу раздавая советы и объясняя ошибки, вокруг водоема фланировали оставленные девы, прикрываясь шелковыми зонтиками и томно заглядываясь на оставшихся в одном белье борцов. Затем командир отряда почтительно предложил Чету бой на бамбуковых палках – некоторые из воинов оказались очень неплохи для людей, – а после вся компания соревновалась на скорость – кто быстрее переплывет пруд пятьдесят раз туда-сюда, и даже плеск воды от усердно работающих руками двух десятков здоровенных мужиков не мог заглушить вздохи черноволосых красавиц. К вечеру дракон посмотрел на вымотанных им бойцов и как-то совершенно ясно понял, что девам ласки сегодня не перепадет. Будут воины спать как убитые. – Завтра, – сказал он строго, – начнем биться настоящим оружием. А сейчас отдыхать. – Может, вам в баню, господин? – предложил командир. Воины оживились. – В Малом дворце большая баня отуро и самые лучшие массажистки! – Мало я вас гонял, – сказал Чет сурово, – раз вы еще о массажистках думать можете. – Что вы! – ужаснулся йеллоувинец. – Мы бы не посмели мечтать разделить с вами отдых, мастер! Думать не думали, но глаза бойцы опускали разочарованно. – Ладно, – великодушно решил Четери. – Винь Ло! Царедворец, весь день просидевший в своем халате на берегу, скованно направился к нему. – Организуешь нам с ребятами баню? – Они же простые солдаты, – прикрываясь рукавом халата, зашептал почтенный Ло, – по чину ли им такая честь? – Эх ты, – беззлобно усмехнулся Четери и потрепал его по плечу. – Не знаешь, что простые солдаты ровно так же потеют и умирают, как и великие полководцы. Баня отуро Малого дворца располагалась в отдельном огромном павильоне с тремя прозрачными стенками, многоярусной изогнутой крышей и видом на цветущие сады. Четвертую стену заменял падающий с крыши поток воды – чтобы никто не вошел в священное место, не раздевшись и не обмывшись – а над ним стелился по темной черепице длинный золотой тигр. Уже дымились деревянные ящики с разогретыми опилками, пропитанными ароматной водой и солью, и исходили парко́м высокие бочки, в которые красавицы-служанки носили раскаленные камни, и тонко играла музыка ветра в длинных бамбуковых трубочках, мелодично постукивающих друг о друга, и выставлены были напитки – сакэ и рисовое пиво, – и скамьи для массажа были готовы, как и обнаженные до пояса, крепкие массажистки, неуловимо похожие на стрелков Иппоталии. «В Тафии такую же сделаю», – решил Четери, погрузившись в опилки по плечи и чувствуя, как струится по телу пот и легко становится организму. Солдаты, пришедшие в отуро, вели себя как в храме – не шутили друг над другом, разговаривали тихо, охали от горячей воды вполголоса, сакэ пили аккуратно и даже пока не очень усердно тискали служанок. Культурные. «Свете точно понравится», – думал Мастер, сидя в бочке – служанка активно терла его жесткой щеткой, проминала плечи и спину руками, и ее ладные грудки мелькали перед глазами, не оставляя его равнодушным. Она шагнула было в воду, чтобы вымыть живот и ноги высокого гостя, но Чет качнул головой, и служанка огорченно поклонилась, ушла. Красивая, конечно, но мало ли у него было таких. «И массажистку сманю», – удовлетворенно заключил дракон, отдаваясь уверенным и крепким рукам, совершенно не щадившим его и словно перебравшим тело по косточке. Перевернулся на спину – женщина мяла ему ноги, чуть ли не вокруг оси их заворачивая, а он покряхтывал и чувствовал себя совершенно счастливым. По сравнению с тонкими «цветами востока» она была слишком широка и проста – ее фигура скорее подходила крестьянке с юга Рудлога с его дородными и высокими женщинами, чем дочери Йеллоувиня. Настоящая богатырша. Массажистка заметила его внимательный взгляд, покраснела и опустила глаза. – Вам нравятся крупные женщины? – спросил Чета бесстыдный и наблюдательный Винь Ло, присутствующий тут же. – Нам отправить ее к вам на ночь? – Что же ты озабоченный такой, – благодушно пожурил его Четери и увидел, как напрягшаяся массажистка едва заметно выдохнула. – Мысли только об одном. Ты вот что, иди, Винь Ло, жена уже заждалась, наверное. Над Пьентаном давно уже царила ночь, и тонкий месяц уже с час как начал шествие по небосводу. – Я не могу оставить вас, господин, – высокомерно сказал царедворец, с унынием оглядывая разохотившихся после сакэ и массажа солдат. Впрочем, откровенный блуд еще не начался, а служанки даже попискивали как-то благозвучно, не нарушая общую гармонию места. – Моя задача – быть с вами до того, как вы опустите голову на подушку. И встречать, когда проснетесь.