Фрески, прекрасно сохранившиеся. Лица персонажей были нарисованы в старом летописном стиле: бледные, плоские, овальные, с большими глазами и тонкими носами, но Рудлогов легко можно было отличить среди однотипных героев – по их семейной масти. И Пол зачарованно пошла по кругу, погружаясь в историю далекого прадеда. Вот мальчик с льняными волосами выезжает на огромном жеребце рядом с отцом – мощным, широкоплечим, держащим на согнутой руке сокола. Вокруг них – лес, позади виднеется с трудом узнаваемая центральная часть их дворца, который потом сильно расширяли, достраивали. «Се молодой Седрик, сын второй, богами на правление назначенный», – прочитала она витиеватую надпись на старорудложском. Полли вспомнила, что старший брат Седрика, названный в честь основателя рода Иоанном, умер в детстве. Так наследником стал мальчик с нетипичным для Рудлогов именем. Мать его, инляндка, была любима мужем и отцом будущего короля, и в знак особого расположения ей позволено было дать второму сыну имя. Вот она и назвала его старым инляндским. Насколько Полли помнила, больше традиция имен в семье не нарушалась. Она шагнула к следующей фреске. Потом к следующей. Вот коронация, и огромный Красный с пламенеющими очами надевает на коленопреклоненную фигурку молодого Седрика ту самую корону, которая осталась с ним и в посмертии. Вот монарх вершит суд, восседая на чудовищно неудобном троне, до сих пор стоящем в тронном зале (маленькая Пол не могла избежать искушения попробовать посидеть на нагретом мамой месте). В руках его – свиток и булава, которая потом претерпела изменения и стала обычным скипетром. Перед ним стражники окружают кого-то из согрешивших подданных, а придворные – фигурки плоские, наклоненные, слепленные друг с другом, как грибы, – смотрят на это с должной степенью благоговения. Вот прадед наблюдает за казнью на площади перед дворцом, еще не выложенной камнем, – кому-то рубят голову, своей участи ожидают несколько скованных одной цепью человек. Пол поморщилась и пошла дальше. Первое изображение жены и сына Седрика. Королева в высоком головном уборе, со склоненной головой, в традиционном рудложском сарафане – дочь одного из герцогов Рудлога. Седрик горделиво простирает руку над сыном, словно замахиваясь этой самой булавой, – благословляет, что ли? Сын – такой же беленький, как они все. «Это же просто кладезь для историков и биографов, – с восторгом подумала Полина. – Хотя правильно, что посетителей в усыпальницы не пускают. Не надо тревожить дедушку. С нашим характером может и через пятьсот лет возмутиться». Она опасливо покосилась на надгробие. Но каменное лицо усопшего было спокойно, и никто не отодвигал плиту со скрежетом и словами: «Ты нарушила мой покой, дерзкая? Покараю за это!!» Поля так увлеклась воображаемым объяснением с разгневанным дедом и последующим бегством, что пропустила несколько фресок. Потом вернулась. Сцены охоты, дохлые огромные кабаны – ничего себе, какие они были! – лоси, связки убитых лисиц на лошадиных седлах, соколиное пикирование, вереница низкорослых гончих с тяжелыми челюстями. К сожалению, порода не сохранилась. Пиры – длинные столы, менестрели, чествование короля, поднятые чаши. «Здравие великому от раболепных слуг Красного дома», – гласила надпись. Войны – и дед в первых рядах, в доспехах, весьма натуралистично пронзающий врагов мечом. Построение армии перед королем – бесконечное море плоских фигурок, и впереди – настоящие великаны, поднявшие оружие над головой в знак приветствия. Особо выделяется один, даже на фоне других. Человек-гора. Пол нахмурилась, быстро обошла все фрески. Много, много битв, почти со всеми соседними государствами. Уже седой Седрик продолжал сражаться. И нигде – нигде! – нет драконов. Будто и не было их. В сценах придворной жизни видела она и прием послов, и подписание мира, и монаршие встречи – долго всматривалась в чуть облупившееся изображение блакорийского короля со старым, не использующимся после падения дома Гёттенхольд гербом на груди. Уже в возрасте, широкий, черноволосый, с зелеными глазами и квадратной челюстью, король Блакории поднимал кубок вместе с молодым Седриком. Отношения, видимо, у них были дружеские. На тот момент, во всяком случае. Несколько раз попадались изображения его величества Седрика, задумчиво играющего в шахматы – с сыном, с кем-то из придворных. «Да, – подумала Полинка, вспоминая запирающую подземный ход шахматную доску на стене, – дед, по всей видимости, был знатным шахматистом». Заканчивался круг изображений пышными похоронами, скорбными лицами подданных и водружением этой самой могильной плиты. И надпись там тоже была. «Покойся в веках, честный король, неистовый Седрик, Вечного Воина сын, чистый огонь победоносный». Полинка недовольно покрутила носом, гулко чихнула, виновато посмотрела в сторону могилы и вышла из усыпальницы. Не подхватить бы простуду. Снаружи уже совсем стемнело. Охранники, скучавшие у двери, помогли закрыть ее и с облегчением пошли вслед за неутомимой подопечной во дворец. За ужином Пол с воодушевлением рассказывала о своем походе. Все слушали с просто-таки осязаемым любопытством. Алина печалилась, что не пошла с сестрой, но как-то утомленно и вяло. Каролина предложила отцу сходить в усыпальницу днем – ей было очень интересно посмотреть на сохранившиеся образцы ранней придворной живописи. Даже в кои-то веки вернувшаяся во дворец Ангелина внимала так, что забывала есть. Старшая сестра попросила описать фрески, особенно расспрашивала про изображение построения войск и великанов-гвардейцев, с сожалением качнула головой на слова Поли о том, что никаких возможных тайных хранилищ свитков она не обнаружила – разве что Седрику положили их в могилу. – Я схожу туда после твоей свадьбы, Пол, – сказала Ани задумчиво. – А ты молодец. Полинка довольно заулыбалась – и оглушительно чихнула. – Красный нос будет изумительно сочетаться с твоим платьем, – едко поддела ее Марина. – Виталистов вызывай, и побыстрее. Два дня до свадьбы. Сопли тебя точно не украсят. «А Сенина так и вообще не простит», – с тоской подумала Пол, встала из-за стола, попрощалась и помчалась в свои покои. Усиленно лечиться и молиться, чтобы не заболеть. Ее свадьбу никто не должен испортить – даже если этим кем-то окажется она сама. Глава 10 Вторник, 29 ноября, Иоаннесбург – Маль-Серена Капитан Люджина Дробжек первый раз в жизни собиралась на море. Игорь Иванович рано утром уехал в Управление, завершить срочные дела, и нужно было быть готовой к одиннадцати, чтобы ехать к телепорту. Все лечебные процедуры провели сжато, виталист обрадовал ее тем, что восстановление подходит к концу, и, когда Люджина боролась со сном после сеанса и собирала вещи, позвонил Тандаджи. – Слушаю, господин полковник, – сказала она, едва удерживаясь, чтобы не зевнуть. – Капитан, – сдержанно проговорил начальник разведуправления, – я ознакомился с вашим отчетом по Стрелковскому. Я согласен с вами, что его душевное состояние крайне неустойчиво. И меня это беспокоит. Я не могу позволить себе потерять специалиста с таким опытом. Помните, о чем мы с вами говорили перед вашим назначением? – Конечно, – спокойно ответила Люджина. – Я делаю, что могу. – Мало делаете, – с суховатым сожалением проговорил Тандаджи. – Я жду от вас более активных действий. Лыжи – это прекрасно, но они не уберегут его от срыва. – Говорите прямо, – попросила капитан. Сон от неудобного разговора как рукой сняло. – Что вы приказываете? Реабилитация после выгорания – длительный процесс, полковник. И очень тонкий, нельзя в лоб заставлять человека жить. Это вызывает агрессию и противодействие. – Вы же женщина, – уклончиво ответил тидусс, – вам доступны особые методы убеждения. – Вы предлагаете мне спать с ним? – прямо спросила Люджина. – Извините, господин полковник, но подобные услуги в наш договор не входят. – Мне все равно, как вы добьетесь цели, – ледяным тоном сказал Тандаджи. – Мне нужен на данном месте стабильный человек. Если понадобится добиваться этого привязкой через постель – значит, вы будете действовать именно так. В Управлении нет места сантиментам, капитан Дробжек. Это вопрос государственной безопасности. – Я найду другие способы, – ровно ответила она. – Уверен, что найдете, – почти добродушно произнес тидусс. – Хорошего вам отдыха, Люджина. Маль-Серена встретила Стрелковского и Дробжек теплом, ослепительным солнцем, голубым ясным небом, обилием зелени, запахов и звуков. Им сняли дом в гостиничном комплексе недалеко от дворца царицы. Дом стоял прямо на берегу моря – и Люджина, оглушенная окружающим великолепием, сразу по прибытии пошла к воде и там и застыла, глядя на поблескивающую солнечными пятнами лазурную гладь, шумную, беспокойную, с кружащимися над ней крикливыми чайками, чьи пронзительные голоса так хорошо вплетались в ровный морской гул. Над ослепляющей синей водой парили далекие белоснежные яхты, рыбацкие лодочки и тяжелые, важно и почти незаметно двигающиеся большие корабли. – Дробжек, вы что, плачете? – с недоумением спросил Стрелковский, подходя к ней. Она стояла почти у самой кромки воды – направилась сюда не переодевшись, прямо в грубых ботинках и дорожной одежде, только куртку скинула. – Извините, – пробормотала северянка и ладонью вытерла щеки. – Я никогда не была на море, Игорь Иванович. Это совсем другое, чем по телевизору. Это же счастье! – Вы меня поражаете, – сказал он с мягкой насмешкой, – вы не рыдали во время первых реабилитационных занятий, предпочитая падать в обморок, а здесь – вот, пожалуйста. И когда в драке получили синяки и ушибы, тоже не плакали. Она снисходительно посмотрела на него синими глазами, тряхнула вихрами отрастающих волос. – Это совсем другое, Игорь Иванович, – капитан присела, потрогала воду и стала разуваться. – Смотрите, как красиво. Неужели вы не видите? Это же невозможно выносить, настолько это красиво. А воздух какой, – она глубоко вздохнула. – Он совсем другой, легкий, вкусный. – Говорят, воздух на Маль-Серене напоен любовью, – сказал Игорь, наблюдая за ней. – Но, по-моему, это ухищрения рекламы. Люджина сняла ботинки, потянула с себя свитер, начала расстегивать рубашку. – Нет, – сказала она и остановилась, снова глубоко вздохнула и закрыла глаза. – Здесь пахнет детством. Как у бабушкиного дома. Или маминого. Когда долго отсутствуешь и возвращаешься домой – туда, где тебя всегда любят и ждут. Да вы сами прислушайтесь к себе, шеф. Подышите. Это какое-то местное волшебство, не иначе. Стрелковский пожал плечами, вздохнул раз, другой. Пахло солью и водорослями, теплым деревом и цветами, чуть тянуло какой-то сладкой выпечкой, будто где-то рядом готовили. Пахло правда необычно… и знакомо. И он вдруг вспомнил этот запах. Ее запах. Сердце заныло, и Игорь поморщился, посмотрел на раздевающуюся напарницу, чтобы отвлечься. Крупная, да, но очень гармонично сложена, плотно сбитая, с крепкими мышцами. Небольшой живот, крупная грудь, крепкие руки и ноги. Никакой рыхлости, но и не перекачанная – мышцы не бугрятся, тело сдобное, с мягкими линиями. Она потянулась к бюстгальтеру, и Игорь очнулся. – Люджина, – спросил он недоуменно, – что вы делаете? Дробжек с удивлением посмотрела на него. – Плавать пойду, Игорь Иванович. Она уже расстегнула застежку и теперь, после его вопроса, застыла со спущенными лямками. – Без одежды? Капитан моргнула, что-то соображая, и вдруг отчаянно покраснела. Всем телом. От груди до пальцев на ногах. – Тут все купаются голышом, шеф, – сказала она сипло, – сами посмотрите. Я думала, тут так принято, как у нас на Севере, – она быстро, суетливо застегивала белье, схватила с песка рубашку, прижала к себе. – Вам неудобно, да? Извините. Он оглянулся и выругался про себя. По всему побережью мелькали обнаженные тела, в шагах тридцати от них пляж был заполнен отдыхающими, и никто не стеснялся. – Тут главное, что вам удобно, – произнес полковник. – Не обращайте на меня внимания. Я слишком долго был оторван от мира. Она все еще стояла и настороженно смотрела на него. И он почувствовал себя так, будто испортил ребенку праздник. – Люджина, черт побери, – ругнулся Стрелковский, – раздевайтесь – и в воду! – Хорошо, шеф, – она неохотно опустила рубашку и все-таки отвернулась, снимая белье. – Вы со мной? – спросила она через плечо. Сзади она тоже была крупной. И очень женственной. – Нет, – сказал Игорь, – я позже к вам присоединюсь. Сейчас распоряжусь насчет обеда. Дробжек уже заходила в море. Не привыкая, сразу нырнула и поплыла, мощно рассекая воду. Пока она купалась, он успел созвониться с Тандаджи, получить от посла расписание встреч – прием у царицы там не значился. – Будьте готовы, – сказал Игорю Ивановичу посол, – если выдастся окно в ее распорядке, вас сразу пригласят. Через три часа была назначена первая встреча – с серенитской коллегой. Визит на остров был неофициальный, но должность Стрелковского обязывала – не будучи в отпуске, он не мог просто так тут появиться, надо было поприветствовать, обсудить взаимодействие.