– Обязательно, ваше величество, – невозмутимо ответил премьер по громкой связи, – я отдам все распоряжения. Виновные понесут наказание, я и сам готов… Где-то на фоне раздался мужской одобрительный гомон, восклицания: «Нет, ну как он, мать ее, вытянул! Килограмм шестнадцать, не меньше…» – и сочный восхищенный мат. – Извините, ваше величество, – попросил премьер и, видимо, прикрыл рукой трубку – звуки и голоса стали глуше. Королева выразительно помолчала, Байдек улыбнулся и одними губами пояснил: «Зимняя рыбалка». А выл в динамиках, по всей видимости, ветер. – Полно, Ярослав Михайлович, – сказала она уже мягче, хоть и не переставая хмуриться, – уверена, что вы всё, что должны были, сделали. Остальное узнаем по результатам аудита. Отдыхайте. До свидания. – Вы можете беспокоить меня в любое время дня и ночи, моя госпожа, – любезно откликнулся Минкен, – и я поддерживаю ваше возмущение. Благодарю, что не стали рубить сплеча, а решили разобраться. Отдаю вам должное. Он попрощался, и Василина отключила громкую связь. – Вот старый лис, – с досадой пожаловалась королева мужу, – и похвалил, и нравоучение высказал. – Он предан тебе, – сказал Мариан и подсунул большую руку ей за спину – она расслабленно улеглась мужу на плечо, прижалась. Машина гудела, за окном мелькали дома Лесовины, водитель за стеклом был невозмутим. – Это самое главное. А что учит – так сама знаешь, это только на пользу. * * * Лорд Максимилиан Тротт аккуратно поставил свежеприготовленные капсулы с сильнейшим тонизирующим в сушку, включил таймер на двадцать минут. Аккуратно протер рабочую поверхность, снял латексные перчатки – и недовольно поднес руку к виску, оперся на стол. Опять закружилась голова, и даже удовлетворение от окончания проекта не могло перебить проклятую слабость. Она преследовала его всю неделю. И неудивительно: вместо того чтобы восстанавливаться, он занимался снятием блоков, драками с драконами, выносил истерики капризных принцесс – и финальным аккордом стала работа с малолетними темными, которых тоже требовалось вскрыть. Он так вымотался, что к потерявшим чувство меры студентам не испытывал никакого сочувствия – только раздражение, что они не дают ему отдохнуть. Впрочем, он и в бодром состоянии не выносил человеческую глупость. А что может быть глупее утраты контроля над собой? Так что, когда он вошел в камеру на первое «вскрытие», единственным желанием было закончить это все поскорее и больше никогда с вотчиной Тандаджи не связываться. – А это не больно? – со страхом спросила его одногруппница Богуславской. Она вообще дрожала как ненормальная и смотрела на него со смесью недоверия, опаски и робкой надежды. Тротту стало муторно от этой надежды – будто девчонка ждала, что он сейчас махнет рукой и выпустит ее из камеры. – Нет, – ответил он сухо. – Ложитесь. Первокурсница еще немного повглядывалась в его лицо и вдруг вздохнула с обреченностью. И заплакала. Макс поморщился и поспешил ее усыпить. Хватит с него рыдающих малолеток. Ее аура была смята, размыта щитом Марта, так что магический дар восстановится не скоро, как и потребность питаться чужой энергией. Но все равно он усыплял ее с осторожностью и, распутывая блок, был постоянно начеку. Сущность не обманешь – при таком плотном контакте она просто не могла не потянуться навстречу. И Макс, почувствовав легкое прикосновение, почти бережно отвел его, продолжая снимать блок Соболевского. И потом еще задержался – считал воспоминания и, убедившись, что ничего опасного в них нет, разорвал ментальный контакт. Со вторым, Эдуардом, было сложнее. Парень был агрессивно настроен и на слабеньких остатках своей силы пытался выстроить щит. – Не тратьте силы зря, – предупредил его Тротт терпеливо, – я все равно сломаю, и будет хуже. Дольше придется восстанавливаться. – Да какая теперь разница, – угрюмо пробурчал семикурсник. – Лучше уж сразу убейте. Он настороженно наблюдал за профессором – как тот протирает руки салфетками, подходит к нему. Из-за толстого стекла камеры их видели следователи, и ощущение лишних взглядов Макса дико раздражало. – Разница, – пояснил профессор ледяным тоном, – в том, проживете вы остаток жизни ничего не соображающим идиотом или полным сил мужчиной. Жизнь при монастыре не так плоха, в будущем вы получите свободу передвижения. – Да как вы не понимаете!!! – крикнул студент зло. – Я хотел быть магом! Я же не виноват, что это сильнее меня! Никто не может справиться, и я не смог! – Молодой человек, – резко сказал Макс, – во всем, что с нами происходит, виноваты мы сами. Главное – воля. Прекращайте представление; сочувствия от меня вы не дождетесь. Снимайте щит и ложитесь. Штатный психолог в управлении есть, я же здесь совсем для другого. Сидящий на койке парень упрямо укреплял щит дополнительными плетениями, и Тротт вздохнул, потянул за одну нить – защита тут же посыпалась. Упрямец побледнел и задышал часто – профессор, более не церемонясь, устанавливал ментальный контакт. Тут же ощутил потянувшиеся к нему темные щупальца – и резко ударил по ним. Для нападавшего это прозвучало гулким предупреждающим рычанием, и глаза его, уже мутные, изумленно раскрылись. – Зачем… почему вы делаете это? – прошептал он с недоверием. – Вы же…? – Спать, – ровно приказал Тротт, и излишне болтливый темный свалился на койку. А инляндец, морщась, начал распутывать блок. Надо было еще просмотреть память и подчистить последний разговор. И любые воспоминания о Нижнем мире, если они есть. Но их не было, и измученный лорд Тротт только нелюбезно кивнул на благодарности Тандаджи, из последних сил открыл Зеркало и ушел в свой дом с разбитыми стеклами – восстанавливаться. Голова никак не переставала кружиться, и он потянулся к шкафчику, привычно уже нащупал усилитель, набрал темно-оранжевую жидкость в шприц и вколол себе в плечо. Тут же полегчало; Макс выпил воды, взглянул на часы – время еще было – и открыл Зеркало в Королевский лазарет Иоаннесбурга. Дежурная сестра смерила Тротта настороженным взглядом. Инляндец сухо поздоровался и попросил разрешения навестить пациентку Светлану Никольскую. – У нее посетители, – сообщила сестра, выдавая Максу халат и бахилы. – Подождете или сейчас зайдете? – Сейчас, – ответил он с недовольством, наклоняясь и натягивая бахилы. В лаборатории снова кипела работа, и у него было ровно двадцать минут. – Мне только просканировать ее. – Вообще у нас не разрешено, – с сомнением сказала пожилая женщина, – у нас свои виталисты. – У меня особый случай, – с невероятным терпением пояснил Тротт, накидывая халат на плечи. – Есть согласие наблюдающего врача. Посмотрите в карте пациентки. Еще минут пять он стоял у стойки – медсестра искала карту, в карте – предписание, – и думал о том, что в следующий раз просто телепортируется напрямую в палату глухой ночью и не будет терять время. Женщина наконец прочитала предписание – Тротту казалось, что она чуть ли не по буквам читает, – и соизволила поднять глаза. – Извините, профессор. Проводить вас? – Не стоит, – сказал он мрачно. Двигается она наверняка тоже по-черепашьи. У двери он остановился, догадываясь, что за посетителей там застанет. В палате творилось какое-то безобразие – доносилась ритмичная клубная музыка и подпевающий певцу звонкий голос Богуславской. Твои глаза как солнце, о-е-е-е, Иди ко-о-о мне, иди ко мне, ко мне, Детка-а-а, я так обнять хочу тебя, Дыши в ритм со мной, детка, детка! И сердитое: – Матвей! Ну чего ты не поешь? Макс открыл дверь – принцесса громко и сосредоточенно выводила второй куплет прямо в ухо спящей Светлане, Ситников смотрел на нее глазами влюбленного идиота. Почему-то выражения лиц у влюбленных и пациентов дурдомов очень похожи. Семикурсник увидел наставника, моргнул, и лицо его приобрело осмысленное выражение. Алина тоже оглянулась, тут же надулась и выключила музыку. – Добрый день, профессор, – пробасил Ситников. Принцесса не поздоровалась, смотрела неприязненно. – Для кого добрый, а для пациентки не очень, – хмуро ответил Макс, наблюдая, как Богуславская пробирается к парню и берет его за руку. – Вы зачем позволяете издевательства над сестрой, Ситников? Он ожидал, что девчонка вспыхнет, скажет что-нибудь возмущенное в ответ, но она только поджала губы и прищурилась. Зато смутился его ученик. – Мы изучали литературу по случаям комы, профессор, – пояснил он размеренно, – и Алина нашла информацию, что были случаи, когда толчком для пробуждения являлись знакомые звуки, любимые песни. Вот, попросили родителей принести записи Светкины и решили дать послушать. – Понятно, – язвительно сказал Макс, проводя руками над бесчувственной драконьей невестой. Или женой? – О том, что любые резкие раздражители могут способствовать коллапсу мозга, вы не прочитали, – он задержал руки над животом, прислушался, прикрыв глаза. С ребенком все было нормально, а вот мышцы уже слабели – нужно будет настоять на интенсивных принудительных занятиях. Пусть массаж сделают, посгибают руки-ноги, поворочают, иначе атрофируется все и проблем не избежать. – Мы спросили у врача, – не выдержала принцесса. – Он был не против. – Вы думаете, он мог бы вам отказать? – насмешливо спросил Тротт, поднимая глаза. Она медленно краснела от злости. Нахмурился – что-то с пятой Рудлог было не то. Похудела, причем резко, за какие-то несколько дней. И – он присмотрелся – аура плясала какими-то клочками на уровне живота, пульсировала едва заметно. – Вы ничего не принимали? – поинтересовался он, направляясь к раковине – помыть руки. – А это не в-ваше дело, – возмущенно ответила Богуславская ему в спину. – Не мое, – согласился он вежливо, – нижайше прошу меня простить, ваше высочество. Зашумела вода. Мимо него раздраженно простучали девчоночьи каблуки, хлопнула дверь. – Профессор, – гулко и серьезно сказал Ситников за его спиной, – не трогайте ее. – Успокойтесь, Ситников, – холодно отозвался Тротт, вытирая руки. – Вы, кстати, подумали по поводу предложения Четери? На вашем месте я бы не стал отказываться от уникальной возможности учиться у мастера. – Я пока у вас учусь, – неохотно ответил семикурсник. – Мне хватает. – Я и десятой доли вам не дам, – Макс повернулся – студент нависал над ним горой, хмурый и злой. – Поверьте мне. И не смотрите на меня так, Ситников, идите лучше утешайте вашу принцессу. С такими нервами ей только магию изучать. И, – добавил он, – если вы друг ей, узнайте, не принимала ли она что-то из магпрепаратов. Я ее предупредил, но мало ли что в эту голову взбредет. На часах Тротта пикнул таймер – до конца работы сушки осталось пять минут. – До свидания, – сказал инляндец, открывая Зеркало. Ситников не ответил – он нехорошо и мрачно смотрел на своего наставника, задумчиво так, настороженно. Как будто решал важную задачу и не мог никак сопоставить факты. Но Тротт этого не видел – он с облегчением шагнул в полумрак своей гостиной и поспешил в лабораторию. Через полчаса работы он выругался сквозь зубы – в голове крутилась дурацкая песенка, услышанная в палате Никольской. Надел широкие наушники и включил любимый тяжелый рок – грохочущие басы и скрежет мгновенно изгнали и навязчивый ритм, и все мысли, не касающиеся исследований.