— Повторяю, время не терпит! Вскоре в трубке снова раздался голос Йонкера: — Улица де Берри, 27-бис, Марио де Лючиа. Он и увез Фредерико… — Фредерико — это художник, работавший в вашем ателье? — Да. Фредерико Палестри. — Так жду вас, господин Йонкер. Не забудьте — вместе с женой! И, даже не взглянув на американского искусствоведа, Мегрэ снова снял трубку. — Соедините меня с комиссариатом восемнадцатого района. Алло! Кто у телефона? Дюбуа? Возьмите с собой трех-четырех человек. Да, не меньше — это опасный тип. Поедете на улицу де Берри, 27-бис, подниметесь в квартиру Марио де Лючиа. Если он дома, что вполне возможно, берите его. Да, именно сейчас же — до утра ждать нельзя!.. В его квартире находится человек по имени Фредерико Палестри. Его незаконно лишили свободы. Доставите ко мне обоих как можно скорее. Да, вот еще что! У Марио де Лючиа должен быть маузер калибра 7,63. Если он спрятал пистолет — обыщите квартиру. Мегрэ повернулся к Эду Голлану. — Видите, дорогой мосье Голлан, зря вы возмущались. Правда, мне пришлось здорово попотеть, прежде чем я докопался до сути. По части картин, что подлинных, что поддельных, я, признаться, профан и до сих пор понятия не имел, как торгуют предметами искусства. К тому же ваш друг Йонкер настоящий джентльмен и умеет держать себя в руках. Опять затрещал телефон. Мегрэ схватил трубку. — Слушаю! Алло! Люка? Где ты? В отеле «Турнель»? Понятно! Он там? Ужинает в соседнем бистро? Да, можно его брать! Нет, нет, один не ходи. Позвони в районный комиссариат — пусть подошлют двух инспекторов. Как зачем? А если «пушка» — то эта у него? Если именно он маузером балуется? Навряд ли, конечно, мокрые дела не по его части. Но чем черт не шутит. Хватит с нас бедняги Лоньона… Он вышел в коридор и приоткрыл дверь в комнату инспекторов. — Ребята, принесите кто-нибудь пивка похолодней. Вернувшись к себе, комиссар снова сел за стол и начал набивать трубку. — Ну-с, мосье Голлан. Будем надеяться, что вашего художника еще не успели прикончить. Имя Марио де Лючиа ничего мне не говорит, но, возможно, он проходил в архивах — свяжемся с итальянской полицией. Впрочем, через несколько минут и так все узнаем. Признайтесь, что вам тоже не терпится. — Я буду говорить только в присутствии моего адвоката метра Спэнглера. — Жаль, конечно, что вы, человек известный и уважаемый, впутались в такое дело. Надеюсь, что метр Спэнглер найдет веские доводы в вашу защиту. Пиво еще не успели принести, когда раздался телефонный звонок. — Да. Дюбуа? Некоторое время он молча слушал. — Хорошо! Спасибо. Ты тут ни при чем. Немедленно сообщи обо всем в прокуратуру. Я сам попозже туда подъеду. Мегрэ встал и пошел к двери, не обратив внимания на вопросительный взгляд американца. Тот побледнел. — Что случилось? Клянусь вам, что, если… — Сидите и помалкивайте. Он взглянул в соседнюю комнату, где Жанвье отстукивал на машинке показания Маринетты, и сделал ему знак выйти в коридор. — Осечка, шеф? — Подробностей пока не знаю, но художника нашли повешенным на цепочке от бачка в ванной комнате. Его там держали взаперти. Марио де Лючиа исчез. Поройся в архиве — может, найдешь на него что-нибудь. Но сначала дай тревогу по всем вокзалам, аэропортам, пограничным пунктам… — А что делать с Маринеттой? — Пусть подождет. Тут комиссар увидел на лестнице чету Йонкеров. Следом за ними, приотстав немного, поднимался полицейский из восемнадцатого района. — Мадам Йонкер, попрошу вас подождать меня здесь, — сказал Мегрэ, открывая дверь в инспекторскую. Маринетта подняла голову. Она давно знала йонкершу в лицо и теперь, оказавшись с ней в одной комнате, с любопытством на нее смотрела. Мирелла, в свою очередь, окинула девушку оценивающим взглядом. — А вы, господин Йонкер, следуйте за мной. Он провел его в небольшой кабинет, где до этого беседовал с Маринеттой. — Прошу садиться. — Вы нашли его? — Да. — Он жив? Голландец был мертвенно бледен. От его самоуверенности не осталось и следа. За несколько часов он буквально одряхлел. — Лючиа убил его? — Его нашли повешенным в ванной. — Я всегда говорил, что добром это не кончится. — Кому говорили? — Жене… И другим… Но главным образом ей, Мирелле… — Что вы о ней знаете? Йонкер молча опустил голову, но потом, взяв себя в руки, негромко сказал: — Наверное, все… — И про Ниццу и про Стэнли Хобсона? — Да. — Вы с ней познакомились в Лондоне? — Да, в имении моих друзей под Лондоном. В то время Мирелла пользовалась большой популярностью в определенных кругах. — И вы влюбились в нее? Сами предложили ей руку и сердце? — Да. — Вы и тогда уже знали о ней все? — Вам это покажется невероятным, но северянин понял бы меня. Я поручил одному частному детективному бюро навести о ней справки. Мне сообщили, что она много лет жила с Хобсоном, известным в уголовном мире под кличкой «Лысый Стэн». Работал он чисто. Английской полиции удалось лишь один раз упрятать его за решетку и то всего на два года. Выйдя из тюрьмы, он разыскал Миреллу в Манчестере. К тому времени она уже была мадам Мьюр. После развода она переехала в Лондон и здесь порвала со Стэнли. Он только время от времени приходил к ней клянчить деньги. В дверь постучали. — Пиво, шеф. — Вы, господин Йонкер, конечно, предпочли бы коньяк. К сожалению, не могу предложить вам тот ликер, который вы обычно пьете у себя дома. Принесите бутылку коньяку из моего кабинета — обратился Мегрэ к инспектору. — Она в стенном шкафу. И опять они остались с глазу на глаз. Голландец залпом выпил рюмку коньяка, и щеки его слегка порозовели. — Видите ли, господин Мегрэ, я не могу жить без нее… В моем возрасте опасно влюбляться. Она сказала мне, что Хобсон ее шантажирует и что избавиться от него можно, только заплатив немалую сумму. Я поверил ей и дал деньги. — Как началась эта история с картинами? — Вы не поверите мне, не поймете. Ведь вы не коллекционер. — Нет, почему же? Только я коллекционирую не картины, а людей. — Хотел бы знать, какое место в вашей коллекции занимаю я. Наверное, в рубрике старых идиотов?.. Ко мне часто обращаются за советом по поводу того или иного полотна. Если какая-нибудь малоизвестная картина побывала в моей коллекции, ценность ее сразу возрастает. — Иными словами, в подлинности ее никто больше не усомнится, — вставил Мегрэ. — Да. Впрочем, это привилегия любого крупного коллекционера. Утром я уже говорил вам, что иногда продаю кое-какие из своих картин, чтобы купить другие, еще более редкие и ценные. Раз начав, я не в силах был отказаться от этого. И вот однажды я ошибся: принял подделку за подлинник.