— Я думаю, что лучше всего вызвать и допросить Полет Ляшом, — сказал он наконец со вздохом. — У вас имеются к ней обоснованные вопросы? — Да, несколько. Остальные возникнут из ее ответов. — Вы желаете, чтобы я предупредил ее адвоката? Конечно, Радель будет присутствовать. С этим Анжело все формальности будут соблюдены. Не без грусти Мегрэ вспомнил свой кабинет, свои привычки, свои маленькие странности, включая обычай в определенный момент заказывать по телефону сандвичи с пивом или кофе или же уходить из кабинета, посадив вместо себя одного из инспекторов, который с невинным видом начинал весь допрос сначала. Наступит день, и, возможно, очень скоро, когда все это отойдет в прошлое, и дело Мегрэ будет целиком передано в руки всех этих Анжело, прекрасно воспитанных и снабженных бесчисленными дипломами. — Я уже звонил ему сегодня утром, — признался комиссар. Следователь нахмурился. — По поводу этого допроса? Он был готов защищать свои прерогативы. — Нет, для того чтобы получить у него те сведения, которые я вам уже сообщил, о гаечном ключе и простынях. Не желая беспокоить семейство Ляшомов, я предпочел обратиться к нему. — Алло!.. Соедините меня, пожалуйста, с адвокатом Раделем… Да, Андрэ Раделем… Алло… Это ты, Андрэ? Накануне, на набережной де-ля-Гар, Мегрэ не заметил, что эти двое называли друг друга но имени. — Скажи-ка… у меня в кабинете комиссар Мегрэ… Следствие дошло до момента, когда необходимо приступить к некоторым допросам. Конечно, у меня. Да, само собой разумеется. Нет! Я не собираюсь беспокоить стариков… И его тоже… Во всяком случае, не сегодня… Что?.. А что говорит врач? А!.. Полет Ляшом, да… желательно утром… Договорились. Жду твоего звонка. Положив трубку, он счел нужным объяснить. — Мы вместе учились на юридическом. Он сообщил мне, что Арман Ляшом заболел… Вчера вечером у него был довольно сильный приступ эпилепсии… Вызвали врача, сегодня утром он снова находится у больного… — А Полет? — Радель мне позвонит. Он надеется привезти ее ко мне часам к двенадцати. Следователь замялся, смущенно покашливая и играя ножом для разрезания бумаги. — Я считаю более правильным на том этапе, на котором мы находимся, чтобы я сам вел допрос, а вы можете вмешаться в случае необходимости… Я полагаю, что у вас нет возражений. У Мегрэ их была целая тысяча, но к чему говорить об этом? — Как хотите. — Кроме того, я считаю вполне целесообразным, чтобы вы до их прихода указали мне в письменной форме те пункты, на которых я, по вашему мнению, должен настаивать. Мегрэ молча кивнул головой. — Всего несколько слов на клочке бумаги. Конечно, это не должно носить официального характера. — Само собой разумеется. — Вы получили сведения о покойной жене Леонара Ляшома? — Она служила для той же цели, что и девица Полет Зюбер. — То есть? — Для того чтобы поддерживать жизнь, если можно назвать это жизнью, в доме на набережной и на фабрике. Ее отец был подрядчиком, сколотившим состояние на общественных строительных работах. Как видите, происхождение такое же, как и у Полет. Ее приданым также затыкали все дыры. — А наследство? — Наследства не было, так как отец еще жив и не собирается умирать. Сначала Леонар, а затем Арман. Не было ли трогательным это упорное желание сохранить жизнь старой фирмы, которая согласно всем законам экономики давным-давно должна была обанкротиться? Не было ли здесь внутренней аналогии с поступком инвалида войны, убившего своего соседа, который мучил его с утра до вечера, включая радио на полную мощность? Не случайно Мегрэ упомянул об этом происшествии. Конечно, он играл роль перед следователем, но в глубине души он оставался честным с самим собой. — Алло, да… Что она сказала?.. Как ты думаешь, сколько времени это займет?… В половине двенадцатого?.. Хорошо… Да нет же! Я уже сказал, у меня в кабинете… Несомненно, Радель сильно боится, что допрос будет происходить в кабинете Мегрэ. Анжело успокоил его, как бы говоря: «У меня в кабинете все будет происходить по форме». Комиссар поднялся, вздохнув: — Я буду у вас немного раньше половины двенадцатого. — Не забудьте записать вопросы, которые… — Не забуду… Сидя на скамье между двумя жандармами, бедный Каноник все еще смиренно ожидал, когда соблаговолит принять «его» следователь. Проходя мимо, Мегрэ встретился с ним взглядом и, войдя к себе в кабинет, изо всех сил хлопнул дверью. Глава 8 Тяжело опершись о письменный стол, поддерживая голову левой рукой, он медленно писал, попыхивая трубкой, потом надолго останавливался, устремив пристальный взгляд на мутный прямоугольник окна. Так же как накануне экзаменов, в те далекие времена, когда он два года учился на медицинском факультете, он перечитал все материалы, включая пресловутый инвентарный список, от которого его уже начинало тошнить. Однако он скорее мог сравнить себя не со студентом, а с боксером. который через несколько минут должен, выйдя на ринг, поставить на карту свою репутацию, свою карьеру, вызвать бурные аплодисменты или свистки. Сравнение, конечно, было не совсем точным. Следователь Анжело не имел никакого влияния на его карьеру, которая во всех случаях в ближайшее время закончится отставкой. Журналисты, со своей стороны, никогда не узнают о том, что произойдет за закрытой дверью кабинета Дворца правосудия. Значит, и овации отпадают! Мегрэ рисковал только неодобрением начальства и в будущем — ироническими и сочувственными взглядами некоторых молодых чиновников, которым Анжело не замедлит рассказать эту историю. — Кстати, о Мегрэ и о его знаменитом «чутье» вам уже рассказывали?.. Вернувшись в кабинет, он позвал Люка, чтобы дать ему новое распоряжение, и в настоящее время весь наличный состав инспекторов, как говорится, «работал ногами» в окрестностях Пале-Руаяля, расспрашивая коммерсантов, продавцов газет, бегая по домам и учреждениям тех посетителей ресторана, которые в воскресенье вечером обедали на первом этаже «У Марселя» и могли что-нибудь увидеть из окна. А выясняли они только одну маленькую деталь, которая в последнюю минуту могла стать очень важной и даже иметь решающее значение. Мегрэ написал свои вопросы, а затем переписал их, считая свой почерк неразборчивым. В одиннадцать часов десять минут не без некоторого колебания он положил бумагу в конверт, заклеил его и послал во Дворец правосудия. Это был элегантный жест с его стороны. Таким образом, он давал следователю Анжело возможность подготовиться к допросу, тогда как сам он открывал все свои, карты. Впрочем, им руководило не великодушие, а желание избежать нового разговора с чиновником. — Если мне позвонят, скажите, что меня нет, конечно, если это не кто-нибудь из наших инспекторов… До прихода Полет на допрос он не будет говорить со следователем даже по телефону. И теперь он кружил по кабинету, останавливаясь на мгновение у окна, чтобы взглянуть на свинцово-серую Сену и черных муравьев, то карабкавшихся на мост Сен-Мишель, то пробиравшихся между автобусами. Время от времени он закрывал глаза, чтобы лучше вспомнить дом на набережной де-ля-Гар, иногда бормоча какие-то слова. Одиннадцать часов двадцать минут… двадцать три…. двадцать пять… — Я иду туда, Люка. Если будут какие-нибудь новости, немедленно предупредите, требуйте меня лично к телефону. В то время как массивная фигура комиссара удалялась по коридору, губы Люка зашевелились, и по их очертанию можно было угадать слово, которое он не произнес… Еще издали Мегрэ заметил адвоката Раделя, сопровождавшего Полет Ляшом, одетую в бобровую шубку и шапочку из того же меха. Все трое почти одновременно вошли в кабинет, что вызвало явное недовольство следователя. Неужели он вообразил, что Мегрэ обманул его и уже поговорил с молодой женщиной и ее адвокатом? Радель невольно успокоил его: — Вот как! Вы шли за нами? — Я прошел через маленькую дверь.