— У жениха и су не было за душой. Скорее долги. Отец рассчитался по ним, а также оплатил все, что вбухали в апартаменты на бульваре Османн. — Вы недолюбливаете зятя? — Я этого не говорил. Мы с ним — разного поля ягодки, или точнее: он хотел бы, чтобы так считали, но, в конце концов, его мать — всего лишь учительница…» Тут явно разбередили старые раны. Действительно, столкнулись два мира. Семья Ле Терек, несмотря на свое богатство, продолжала вести в провинции простую и суровую жизнь, в то время как Жав, пообтесавшись в парижских кругах, вырвался вперед. Однако денежки-то поступали от производителей консервированных сардин. «— Поверьте, унаследовав половину завода, сестра каждый месяц получала кругленькую сумму. — Она вышла замуж на условиях совместного владения хозяйством? — К сожалению. — А вы? — Я тоже. Но у нас все по-другому, так как моя жена — дочь судовладельца, ее родственники этого же корня, что и мы. — Вы считаете, что имело место преступление? — А вы разве полагаете, что Эвелин сама себе сделала укол, а затем, согнувшись вдвое, забилась в шкаф, чтобы умереть там, предварительно заперев его? Где ключ от шкафа? Куда подевалась одежда? — Кто же, на ваш взгляд, убийца? Ле Терек открыл было рот, чтобы ответить, но спохватился. — Я не хочу навлечь на себя обвинение в клевете. Факты говорят сами за себя, разве не так? Что касается утверждений некоторых особ насчет якобы имевшегося у нее любовника, то это — наглая ложь. Эвелин не способна на такое. Она была женщиной, лишенной какого бы то ни было темперамента. Мужчины ее пугали. Девушкой, явившись на танцы, она весь вечер просиживала в уголке, соглашаясь танцевать только со мной. Взгляните на этот снимок. Помню, с каким невероятным трудом ей удалось раздобыть купальник, который закрывал бы почти все тело. Она же выглядела в нем посмешищем. — Эвелин часто писала вам? — По случаю дней рождений — моего, жены и детей, а также под Новый год. — Она знала о своей болезни? — Во всяком случае, Эвелин понимала, что не протянет до старости, но на судьбу не роптала. — Была ли она верующей? — Пока жила с родителями была очень набожной и каждое утро ходила к мессе. Потом, как я выяснил, под влиянием мужа она перестала чтить Бога. — Считаете ли, что ваша сестра была несчастным человеком? — Убежден в этом. — На чем основывается ваше мнение? — Такие вещи чуют нутром. Например, на том, как она с мягкой улыбкой говаривала мне: „Непременно забегай ко мне всякий раз, как будешь в Париже. И не забудь передать ребятишкам, что тетя думает о них…“» И тем не менее в шкафу-то ее нашли голой. Может, ее раздел убийца, совершив злодеяние? Но и эта гипотеза казалась довольно сомнительной, тем более что не так-то легко снять с покойника одежду. Да и вообще, зачем это понадобилось? Что сейчас поделывает Жав, оставшись в одиночестве с Жозефой в доме на бульваре Османн? Какие показания он дал Жанвье и следователю Комельо касательно своего скоропалительного вояжа в Париж? Если уж Комельо не вынес постановления об аресте, значит, у следствия возникли серьезные сомнения и шансы каждого из подозреваемых оказаться на скамье подсудимых почти наверняка расценивались примерно как равные. Теперь Мегрэ не терпелось узнать побольше о Филиппе Жаве и его личной жизни. Не было ли у него любовницы, второго семейного очага? Или, как полагало большинство, он в самом деле, будучи салонным медиком, оставался человеком строгих правил? — Чем займемся? — проронила мадам Мегрэ, увидев, что муж подзывает гарсона, чтобы расплатиться. Комиссар понятия не имел. Сие не имело ровным счетом никакого значения — в этом-то и состояла вся прелесть его нынешнего положения. — Начнем с того, что спустимся по ступенькам лестницы Сен-Пер… Они прошлись по бульвару Рошешуар. Затем могли направиться, например, на улицу Мартир — постоянно оживленная, она была так мила сердцу Мегрэ. Обожал он и Фобур-Монмартр…. Это состояние ничегонеделания как-то по-новому раскрывало Париж для Мегрэ, и он был полон решимости ничего при этом не упустить. — Не забыть бы сегодня вечером позвонить Пардону. — Ты не заболел? — Нет. Но у него, возможно, появились новые сведения об этом докторе Жаве. — Тебя это волнует? Разумеется, он много думал о деле мадам Жав, но оно для него вписывалось в праздные прогулки по Парижу. — Завтра утром я, может быть, поброжу в районе улицы Сен-Пер. Это уже было опаснее, ибо на малолюдной улице он рисковал нос к носу столкнуться с одним из своих инспекторов. — Подумываю, не махнуть ли нам в Конкарно полюбоваться на море. Он излагал свои планы просто так, не веря в них, ради забавы. Все заботы лежали теперь на Жанвье, а Мегрэ воспринимал ситуацию как прообраз своего бытия в тот день, когда уйдет в отставку. При этой мысли он помрачнел. Ладно, он согласен поиграть роль праздношатающегося обывателя в течение нескольких дней, максимум трех недель. Но вариться в этом соку до конца жизни? Шагая к паперти базилики Сакре-Кер, Мегрэ неожиданно сжал локоть жены, и она поняла, что он взволнован, и, как ей показалось, догадывалась, по какой причине, но виду не подала. Глава 4 Где была Жозефа? В тот вечер он так и не позвонил Пардону, хотя и обещал самому себе это сделать, сидя на площади Тертр. Откровенно говоря, сия мысль его более не занимала. Было, наверное, около пяти, когда на углу Фобур-Монмартр они с женой свернули на Большие бульвары. Солнце палило вовсю, и тротуары с редкими прохожими казались просторнее обычного. Между витринами магазинов готового платья и металлоизделий он увидел сумрачный, похожий на тоннель подъезд и услышал теньканье звонка, какой, бывало, давали перед началом сеанса в старых кинематографах. Оказалось, что это действительно вход в кинотеатрик, который раньше Мегрэ как-то не замечал. Там показывали старые фильмы с Чарли Чаплиным, и комиссар остановился в нерешительности. — Давай зайдем, — предложил он жене. Она подозрительно посмотрела на темный плюшевый занавес за кассой, перекрывавший вход в вестибюль с серыми каменными стенами. — Как ты полагаешь, там чисто? В конце концов они все же вошли, а когда вышли вместе с толпой, обнаружили, что ликующее августовское солнце уже село и на смену ему пришло сияние фонарей и неоновых вывесок по обе стороны Бульваров. Супруги Мегрэ не заметили, что в кинотеатре в тот день меняли программу, и фактически они высидели два сеанса подряд. Идти обедать домой было уже поздно. — А не перекусить ли нам где-нибудь поблизости? В ответ мадам Мегрэ заметила: — Если так будет продолжаться, то скоро я разучусь готовить. Они отправились на площадь Виктуар в ресторанчик, спокойную террасу которого комиссар так любил. Потом вернулись домой пешком, и к концу прогулки мадам Мегрэ стала пошатываться на высоких каблуках — прошло уже столько лет с той поры, когда они подолгу бродили вдвоем. Спать легли с открытыми окнами, и им показалось, что почти тут же наступил новый день с солнцем еще более ярким, чем то, которое светило, когда они ушли с бульвара Монмартр. Утро радовало свежестью и знакомыми звуками за окном. Никакого плана, чтобы убить время, у них не было, и за завтраком мадам Мегрэ спросила: — А не сходить ли мне на рынок?