— Вы поняли, мадемуазель, почему я здесь? — Чтобы допросить меня. — Не совсем так. Я предпочитаю играть с вами в открытую. Как я уже сказал вам, в настоящий момент я не облечен никакой властью. Кроме того, у меня нет никакой уверенности, и все мои предположения довольно смутны… Никто не смог бы изобрести ловушку, в которую я попался, не имея для того чрезвычайно серьезных оснований. Доктор Мелан, зная, возможно, обо мне, до сегодняшнего утра никогда меня не видел… И все же мое присутствие в доме напротив и присутствие моих инспекторов на улице его испугало… Какие же причины заставили его попытаться обезвредить комиссара Мегрэ? Этот вопрос и был для меня отправной точкой. Но что я мог узнать о Мелане достаточно серьезного, что объяснило бы мне его поведение? И вновь мне помог случай! У Алин — возлюбленной Манюэля — первый раз в жизни заболели зубы, и, естественно, она обратилась к дантисту, живущему в доме напротив. Она, возможно, не очень умна, но у нее необыкновенно развита интуиция. Это женщина в полном смысле слова. Мелан задал ей два незначительных с виду, но лишних вопроса. Или, помнится, вы задали один из них: «Кто вас направил сюда?» Такой вопрос зубной врач или его секретарь нередко задают пациенту. Второй: «Вы больше ничем не страдаете?» Под впечатлением всей атмосферы этого дома Алин заставила работать свой мозг. Она вспомнила, что часто по вечерам видела свет в кабинете врача. Когда я ее спросил, она ответила, что с наступлением темноты к вам в дверь звонили одни только женщины… — Меня по вечерам там не было. — Я знаю. Но все же вы должны быть в курсе этих визитов. — Послушайте, господин комиссар. Я согласилась принять вас из уважения к профессору Вивье. Я заявляю вам, что сделаю все от меня зависящее, чтобы ни один волос не упал с головы доктора Мелана. Этот человек страдал всю свою жизнь, страдает сейчас больше, чем когда-либо, и будет страдать всегда… — По мнению профессора Вивье, что бы ни случилось, психиатры решат, что Мелан не может полностью нести ответственность за свои поступки. Сам Вивье уже заранее заявил, что выступит в его защиту. Возможно, я и сам буду на его стороне. — Вы? — Да, я. Но мне нужна ваша помощь. Вы сами говорите, что он живет в страхе. Значительная часть преступлений совершается под влиянием страха. — Все равно его посадят в тюрьму. А он не перенесет тюрьмы. — Я слышал это от всех, кого арестовывал. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что доктор занимался абортами, не правда ли? — Я поняла это в тот день, когда увидела в его шкафу инструменты, которые дантисту не нужны. — Больше никаких улик вам не попадалось? — Я не в состоянии уличать его… — Видите ли, если бы у Мелана на совести было только это, вряд ли ваш патрон потерял бы до такой степени самообладание, чтобы поступить так, как он поступает последние несколько дней… Эта мысль не приходила вам в голову? — Приходила. — Почему? Она отвернулась и после довольно длительного молчания пробормотала: — То, что вы от меня требуете, ужасно. У него нет никого, кроме меня. — Что вы хотите этим сказать? — Что он всегда был одинок. Абсолютно одинок. Я знаю, он выходит, бывает в этом клубе, о котором вы говорите. Он делает это, чтобы успокоиться, возможно, и для того, чтобы… — Вербовать клиенток? — Я думала об этом… — А Николь Приер? — Подозреваю, что в первый раз она пришла за тем же, что и другие… — Что и другие вечерние посетительницы? — Да. У меня нет ее карточки. Это маленькая истеричка, которая бросилась ему на шею. Я уверена, что она преследует его. — Чувствуя, что ее нервы на пределе, Мотт поднялась и зашагала по комнате. — Вы подвергаете меня пытке. — Вы предпочитаете, чтобы совершились новые преступления? Она растерянно посмотрела в глаза комиссару: — Откуда вы все это узнали? Вам сказала Карола? — А Карола знает? — Ладно! Говорить, так говорить до конца! Я больше не могу хранить эту тайну. Когда я только поступила к доктору Мелану, то была удивлена тем, что он удаляет меня из кабинета, когда принимает какую-нибудь пациентку… — Вы говорите о дневных пациентках? — Да. Ведь по вечерам меня там не было. — Речь идет о любой пациентке? — Нет. Для некоторых я играла нормальную роль ассистентки. Подавала доктору инструменты, подготавливала рентген и прочее… — Но при появлении некоторых пациенток вас удаляли в ваш кабинет? — Да. — Без всяких объяснений? — Доктор Мелан никогда не дает никаких объяснений. — И у вас возникли подозрения? — Да… — А что случилось недавно, что утвердило вас в ваших подозрениях? — Одна пациентка вошла к нему в кабинет и не вышла оттуда. Я удивилась, так как они всегда проходят через мой кабинет. Он ответил мне, что проводил ее по маленькой лестнице. — А Карола отрицает это? — Да. Ее кухня выходит на лестницу, и дверь всегда открыта. Кроме того… — Я слушаю вас… — Я не могу… — Я приду вам на помощь… У доктора есть садовник? — Нет. — В таком случае он сам ухаживает за садом? — Очень редко. Там больше сорной травы, чем цветов. — И вы спросили у Каролы, не видела ли она той ночью в саду… — Нет… Она сама заговорила со мной об этом… — И вы никому ничего не рассказали?.. — Нет… — Это единственный случай? — Насколько мне известно… — Значит, могли иметь место и другие случаи? — Могли… — И они могут произойти снова? — Что вы хотите от меня? — Чтобы вы помогли мне. Я не имею права пойти на улицу Акаций, где полиция может помешать мне войти в дом. Кроме того, если я пойду туда, не исключено, что Мелан пустит себе пулю в лоб. У него есть оружие? — Да. — Позвоните и скажите, что вам надо сообщить ему нечто важное и срочное, о чем неблагоразумно говорить по телефону. Попросите его прийти сюда. Полагаю, у него есть машина… — А если он принесет с собой револьвер? — Идя к вам, он не возьмет с собой револьвера. — Таким образом, у него не останется никого… даже меня… — Подумайте о той или о тех, останки которых, по всей вероятности, найдут в его саду… Мадемуазель Мотт медленно направилась к телефону. Ее худые пальцы стали приводить в движение диск.