Керак кивнул, чтобы избежать очередного пинка занесенным ботинком. – Так я и думал, – нетрезво хохотнул юпитерианец. – Теперь ты будешь меня развлекать. Очень меня обяжешь. Керак уставился на юпитерианца. Стала собираться толпа. Юпитерианец обернулся к сборищу. – Это тот самый марсианин, музыкант, про которого вы слышали. По толпе пробежал гул. Кто-то сказал: – Так это и есть марсианин? Клянусь зубами Джобара, до чего же он хлипкий! Первый юпитерианец приложился к фляге, как следует отхлебнув утаны. – Этот музыкант будет для нас играть. Внутрь его. Его толкнула рука. Керак споткнулся, негодуя. Удар кулака пришелся ему по губам. Его схватили крепкие пальцы. Горячие потные туши втолкнули его в притон, залитый режущим глаза алым светом ламп и насыщенный дымной мглой от сигарет с оамой. Стены были размалеваны чудовищно желтым цветом, потолок был низкий и кричащий от сотни кошмарных картинок, а помещение в целом почти моментально вызывало у посетителя опьянение. – Садись тут. – Юпитерианский главарь поднял Керака за шиворот и плюхнул на низкий стул. – Теперь, – сказал он, тыкая пальцем, – играй. * * * Керак обнаружил перед собой странный, замысловатый музыкальный юпитерианский инструмент, нечто вроде безумной разновидности древнего органа. Керак пожал плечами: – Я не могу. Я не знаю, как на нем играть. Чудовищных размеров юпитерианец набычился: – Когда я, Брондар, приказываю кому-нибудь играть… – Он выдохся! – выкрикнул кто-то. – Дай ему травки курнуть, утаны хлебнуть. – Уа! Уа! – согласились все хором. Брондар повернулся. – Угости его грезами, Нар. Я плачу. Нар быстро достал бутыль утаны, предлагая Кераку, но тот от нее отказался. Нар, аномально низкорослый худосочный юпитерианец, зловеще покосился. Его синее лицо, повторяющее очертания черепа, задвигалось. – Отказываешься? – Я не пью. – Ты не пьешь! Марсианин, когда Нар наливает утану, он ожидает, что ее выпьют. – Стакан уткнулся в губы Кераку. – Пей, а не то скормлю тебе стакан. Губы Керака сжались в тонкую линию. Все его тело содрогалось от возмущения. – Пей, – взревел Брондар. Нар пришел в ярость. Он размахнулся и выплеснул выпивку в лицо Кераку под одобрительный вой толпы. Нар затопал обратно в свой закут для утаны. А марсианин остался отплевываться и вытирать лицо накидкой. – Теперь будешь играть? – раскомандовался Брондар. – А не то нам придется… Керак взял себя в руки. Он молча вытащил из недр накидки флейту. – Я умею играть только на ней, – сказал он. – Что? – раздался рев. – На флейте? – Уа! Уа! – заглушили остальные Брондара. – Пускай играет, а мы послушаем. Брондар грозно нахмурился. Наконец он уселся за низкий стол и гаркнул: – Играй! Керак заиграл. Он играл до изнеможения. Они заставляли его играть еще и еще. А один раз Брондар выстрелил из электропистолета под ноги Кераку, заставляя его плясать и в то же время играть. Ему не удалось отдохнуть до самого рассвета. Курительный притон наконец опустел. Пол был замусорен черенками травки-оамы. Юпитерианцы завалились в углы и храпели. Нар лежал на стойке своего закута, а осоловелый Брондар бодрствовал, изрыгая проклятия в адрес варварски размалеванного потолка. И как раз в этот момент флотилия Кам-птиц пролетела над горами и юпитерианским городом навстречу восходящему солнцу. Они пели свою песнь, высоко, сладкоголосо и настойчиво. Им в ответ сразу же раздалось негромкое рычание. Керак испытал первое вдохновение, нащупал первую зацепку. Он прислушивался. Флейта, стуча, скатилась на пол. Нагнувшись, чтобы ее подобрать, он замер, странно посмотрел на нее, лежащую там, и вытаращил глаза. Потом он взглянул на Брондара, который вздрагивал, бормоча хриплым голосом. – Это что, – Брондар икнул, – за шум? – Птицы, – пробормотал Нар. – Кам-птицы. – Ау. Ау, – покачал Брондар одурманенной башкой. – Нет, не этот шум, а другой. – Марсотрясение, – сказал Нар, с трудом поднимаясь. – Движение пластов в горах. Керак вскочил, сжимая флейту, с замыслами, прорастающими и расцветающими в его голове. Эти невежественные юпитерианцы даже не знали, что в горах обитают Отродья Тьмы. А Кам-птицы! Они стали частью грандиозного замысла, вспыхнувшего неожиданным озарением в голове у Керака. Брондар встал, пошатываясь, корча лицо от рвотных позывов. – Оа. Куда ты идешь, марсианин? Брондар загородил собой путь к двери. В отчаянии Керак схватил пустой кувшин из-под утаны и обрушил его на череп Брондара. Брондар больше не загораживал ему путь. Раскрашенные указатели не так бросались в глаза ночью, когда Керак в первый раз проходил этой дорогой, зато они были установлены через каждые сто ярдов, и черные буквы раскалились под утренним солнцем: ОПАСНО! МАРСОТРЯСЕНИЯ! ПОДВИЖКА ПЛАСТОВ! Мелкий шрифт гласил: «Любой работник «Юпитерианских Минералов», застигнутый за этой чертой, будет немедленно уволен». Керак довольно долго простоял там, подвергая свое худощавое тело истязанию солнцем. Горы были не очень далеко, пеклись в духовке раннего утра. Река сверкала, словно миллион блестящих кинжальных лезвий. Он попытался собрать воедино головоломку из указателей и невежества, царившего в юпитерианском городе. Отродья Мрака живут себе в горах, целые и невредимые. Юпитерианские работяги называют рокот гор «марсотрясением». Есть лишь одно возможное объяснение. На юге идут грандиозные земляные работы. Из Южных гор Отродья Тьмы уже вычищены. Скоро очистят и Северные хребты, как только юпитерианцы будут готовы начать там работы. А до этого времени, решили власти, не следует рядовым трудягам знать то, что причинит им дискомфорт. Поэтому существование Отродий Тьмы держат в тайне. Если работники узнают об угрозе, то многие немедленно уволятся. Эти юпитерианцы – суеверный народец. В любом случае Отродья Тьмы не представляли реальной угрозы. У них не хватало мозгов организоваться и атаковать. Они сами убивались. Даже такой разумный человек, как Керак, не смог бы их организовать. Юпитерианский Совет знал это, иначе Кераку ни за что бы не позволили вернуться. Керак ускорил шаг на изнуряющей жаре. На вершине горы было прохладнее. С этого места ему открывался вид на оба города, древний и новый. Вдалеке на юге раздавался грохот экскаваторов в Желтых горах. Он терпеливо дожидался пролета Кам-птиц над пещерами, вызывающего колебания почвы от марсотрясения. Когда птицы исчезли, Керак с уверенной улыбкой поднял флейту и сыграл те же самые ноты, что птицы посылали с небес. Десять нот – коротких, жалостливых. За ними следовали шесть длинных сладкоголосых аккордов, а затем более низкие и настойчивые ноты – призыв, не терпящий отлагательств. Снова и снова он играл ночному ветру. Горы откликнулись на его песнь. Но отзыв был слабым и тусклым, как последняя утренняя звезда. Отродья Тьмы ответили сотрясением почвы. Но Керак знал, что они не осмелятся вылезти на ненавистный солнцепек.