– Эмили, иди в отель, – его тон не допускал возражений. – У меня нет времени – репетиция начинается через пятнадцать минут. Девушка встала, держа листок у сердца, словно амулет, и в полном недоумении вышла из кабинета руководителя оркестра. Ступая по холодным улицам, она не могла избавиться от мыслей, что заполняли голову. Что все это значит? Почему он дал мне этот адрес и сказал приехать? Он сказал, что у него есть некий вариант… Неужели?.. Неужели он хочет… Нет. Нет-нет-нет. Марк бы не стал, он не из таких! Мы же столько лет с ним знакомы. Он мне как отец! Не может же он так грязно воспользоваться моим безвыходным положением? Или… может? Мне не стоит ехать. Это же Марк. Он столько раз меня поддерживал. Какая же я дура. Хорошо, поеду, но если он хотя бы намекнет, я уйду. А затем уеду домой и забуду о музыке. Навсегда. Несмотря на холодный ветер конца октября, именно от последней мысли тело обдало морозом. *** Отделения детских товаров в гипермаркетах. Сколько бы Эмили ни приходилось там бывать, никак не могла привыкнуть к тем, кто являлся постоянными их посетителями. Молодые парочки, готовые к пополнению в их небольшой семье, уже состоявшиеся родители в компании карапуза (нередко и нескольких), молодые мамы, предпочитающие ходить сюда одни, но по которым отчетливо видно, что им есть к кому прижаться холодным вечером, обсудить прошедший день и помечтать о будущем. Смотря на них, Эмили испытывала разное. Раздражение. Грусть. Зависть. Будучи на середине срока, она старалась быстро найти необходимое и поскорее убраться, чтобы, не засмотреться на очередную счастливую молодую семью и не дать волю слезам. Но сейчас, когда она катила перед собой коляску с мирно сопящей дочерью, от того дискомфорта не осталось и следа. Если раньше она чувствовала на себе чужие взгляды, что узнавали в ней одинокую мать, то сейчас ее это не заботило. Она не одинока: пока с ней ее маленький ангелочек, одиночество не наточит ни единого клыка. *** Около года назад Дом не выглядел достаточно большим. Не крохотный, но явно не претендовал на проживание большого количества людей. Двускатная крыша, стены из светлого кирпича, отсутствие веранды, а только две бетонные ступеньки, разделяющие тропинку и дверь, и скромный газон – такой вид предстал перед Эмили, сверяющей адрес. Убедившись, что он верен, девушка подошла к входу и осторожно постучала. Из дома послышались шаги, дверь отворилась, и перед Эмили оказался Марк. – Эмили, рад, что ты пришла. – Он отступил в сторону. – Проходи. Внутри дом казался просторней, чем снаружи. Слева возвышалась лестница на второй этаж, прямо, судя по всему, – гостиная, справа – небольшая кухня; приятный бежевый цвет на стенах. – Кофе? – спросил Марк, но тут же поправился: – А, точно, тебе же нельзя. Может травяной чай? – Буду признательна, – ответила Эмили, благодарно улыбнувшись. Вчерашние сомнения понемногу отступали. – Присаживайся, – ментор указал на диван в гостиной, а сам ушел на кухню. По пути Эмили не смогла не остановиться перед фотографиями, что висели вдоль стены. Всего три: одна общая с изображением Марка (явно моложе), некой женщины и молодой девушки, примерно одного возраста с Эмили, и две других, где она же, девушка, запечатлена отдельно. Общая, скорее всего, семейная, что вызвало удивление – Марк никогда не рассказывал про свою семью. Ни разу, ни единого слова. И это за семь лет, что они знакомы! С другой стороны, она ни разу не замечала, чтобы он разговаривал по телефону с кем-нибудь, не связанным с работой. На фото они все сидели за столом в каком-то ресторане, довольные, счастливые. На изображениях слева и справа девушка также солнечно улыбалась: от нее так и исходила невероятная жизненная энергия. Сама по себе она выглядела очень привлекательно: светлые вьющиеся волосы, голубые глаза, аккуратный нос, острый подбородок, стройное тело, выгодно подчеркнутое платьем золотого оттенка. Продолжая рассматривать фото, Эмили смутилась, словно без разрешения вторгалась в чужую жизнь. Она прошла в гостиную и села на диван. Комната ни в чем не уступала прихожей, а то и вовсе превосходила: внушительная книжная полка, настоящий камин, журнальный столик, несколько красивых картин с пейзажами, плазменный телевизор, который чуть не вписывался в общий дизайн. Лучшая вещь стояла в том углу, что не виден со стороны прихожей, – фортепиано. Эмили не успела вдоволь осмотреться, как появился Марк с двумя кружками. – Держи, – произнес он, протягивая одну из них. – Спасибо. – Девушка сделала глоток, и горячий отвар приятно растекся по горлу. – Очень вкусно. Марк кивнул, сел на кресло, что перед диваном, и также немного отпил из своей кружки. – Моя жена во время беременности только такие чаи и пила, – с ностальгической улыбкой вспомнил он. – Что бы я ей ни предлагал: свежевыжатые соки, высококачественную воду – без толку. Благо, никаких противопоказаний не было. Эмили разрывало любопытство. Ей хотелось расспросить, узнать о его семье, послушать истории из прошлого, но не могла выдавить из себя и словечка. А потому – просто ждала, надеясь, что он сам продолжит говорить. – Помню, однажды, в середине февраля, когда безостановочно валил снег, я объездил всю округу в поисках ее любимого сорта. Несколько часов то туда, то сюда – будто все ценители чая разом решили устроить свой Вудсток. Странное, конечно, существо – человек. Стоит с ним заговорить на одну тему – он видится одним, на другую – совершенно иным. И никогда не знаешь, какая из этих личностей – настоящее воплощение. Эмили была сбита с толку и не знала, как реагировать. Она прекрасно понимала, что Марк во время репетиций отыгрывает одну роль – сурового, но справедливого руководителя, но чтобы настолько отличаться, находясь в другой обстановке! Откуда это мягкость, присущая еще не старым, но уже не молодым людям? Куда пропала эта бодрость, способная передаться шестидесяти людям на сцене, заставляя их играть в унисон? Почему она слышит печаль в его словах, хотя на губах улыбка? – Тебе, наверное, интересно, зачем я пригласил тебя? – сменил тему ментор. В тоне не было ничего, что могло насторожить, однако по спине пробежали мурашки. Вот он – момент истины. – Да. – Тогда не буду тянуть время. – Он встал и подошел к окну, повернувшись к Эмили спиной. Та не отрывала взгляда, вслушиваясь в каждый свой и его вздох. Марк молчал, подбирая слова, и в конечном итоге обернулся. – Я предлагаю тебе пожить здесь, в этом доме. Эмили не поняла, ослышалась ли она? – Ч-что ты имеешь в виду? В каком смысле «пожить здесь»? – В прямом, – без промедления ответил он. – Ты же сама говорила, что тебе некуда податься, а в Россию возвращаться не желаешь. Вот. – Он обвел рукой комнату и повторил: – Я предлагаю тебе остаться здесь. – Н-не понимаю… – Не беспокойся, – перебил ментор, едва почувствовав напряжение в воздухе. – Ничего я требовать не буду. – Он на мгновение остановился и вновь продолжил: – Ты знаешь, какое у нас расписание – в Чикаго мы не так уж часто бываем, а потому этот дом пустует. Если бы не горничная, мне каждый раз бы требовалось несколько дней на уборку… – Марк… – Эмили с распахнутыми глазами качала головой. – Что ты такое говоришь? Все звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. – Успокойся, сделай глоток, – сказал он, указывая на кружку, что по-прежнему находилась в руках девушки. Та подчинилась. – Понимаю, насколько это неожиданно и дико звучит, но я абсолютно серьезен. – Почему? – единственное слово, что она могла произнести. Марк закрыл глаза. – Почему, говоришь? Я попробую объяснить, а после ты уже сама решишь: соглашаться на предложение или нет, хорошо? Эмили кивнула, продолжая пребывать в сомнениях. Ситуация очень странная, но любопытство, желание услышать причины пересилили порыв немедленно собраться и уйти. Марк снова сел в кресло. – Мне было двадцать пять, я тогда едва начал музыкальную карьеру. Если быть точнее – стал руководителем школьного оркестра. Тогда же Кейт – моя жена – забеременела. Пусть у нас было немного денег, квартиру снимали, а собственным являлся только подержанный автомобиль, доставшийся мне от отца, мы не могли нарадоваться этой новости. Это было трудное, но не лишенное светлых моментов, время. К счастью, ближе к окончанию срока, мне предложили работу в одном из городских оркестров, где, соответственно, и платили больше. Денег хватило, чтобы взять в ипотеку этот дом. Марк внезапно примолк. – Когда я впервые взял на руки Хлою, во мне будто бы все перевернулось. Эта кроха стала целым миром. Отныне все, что я делал, было ради нее. Думаю, даже Кейт я не любил так, как Хлою… Любил?.. – Свободное время я проводил рядом с ней. И даже больше! Частенько, успев подрасти – как же быстро она росла! – она вызывалась ходить со мной на репетиции. Я не мог ей отказать. Хлоя со взглядом эксперта наблюдала за игрой музыкантов, ловя каждую мелодию, каждую смену настроения – к этому у нее был несомненный талант. В особенности ее внимание приковывала скрипка. Не успев достигнуть десяти лет, она попросила собственную! Откуда в маленьком ребенке было столько желания к исполнению музыки? Даже несмотря на возраст, учил я ее, как если бы она была взрослой, но на удивление, она и вела себя соответствующе! Не сдавалась, не опускала руки, не скандалила. Только продолжала серьезно разучивать новые мелодии. До сих пор с волнением вспоминаю тот первый городской конкурс. Хлоя выступала последней. Перед ней играли такие же школьники, вот только лица у всех были сосредоточенные, напряженные, но стоило выйти на сцену моей дочке, слушатели ощутили, что сейчас они станут свидетелями чего-то невероятного. А ведь она только улыбалась! Непринужденно. Открыто. Эмили уже и забыла про остывший чай, погрузившись в рассказ. Те фотографии, что она видела, и вправду излучали что-то магическое. – Стоило ей начать играть – никто не мог оторвать глаз от сцены. Она двигалась в такт музыке, да какой музыке! С первых нот стало понятно – Хлоя играла не классику, заданную в рамках конкурса. Она модернизировала классическую мелодию, предавая ей новое, невероятное звучание. Прямое нарушение правил. Но! Ее это не заботило. Для нее победа – не приоритет. Цель – запасть слушателям в душу, оставить в каждом частичку себя. Она все играла, и играла, и играла так, как если бы это было в последний раз. Никто не получил столь громких аплодисментов в тот вечер. Конечно, она не заняла первое место. Не заняла и второе. Ни даже третье. Но удостоилась приза зрительских симпатии – и это для нее оказалось важнее. Марк тяжело выдохнул и вновь поднялся с кресла, поставив кружку на журнальный столик. Убрав руки в карманы, он снова подступил к окну и, не оборачиваясь, произнес: – Она умерла спустя пять лет, после того выступления. Двенадцать лет назад.