Теперь я задумался над этими словами. Я не был вполне уверен, что все понял. Он коснулся полей своей шляпы и кивнул мне: — Увидимся, Эдди. — До свидания, сэр. Я спрыгнул со скамейки и сел на велосипед. Мне нравился мистер Хэллоран, но он определенно был чудиком. Дураком быть лучше, чем ангелом. Странно это. И еще чуточку страшновато. Эндерберри окаймляли леса — там, где пригород граничил с сельскохозяйственными угодьями и полями. Хотя они не занимали так уж много земли — в нее уже начал врастать город. И большую ее часть уже содрали до голой почвы и гравия, завалили кирпичами, залили цементом и взрастили на них стропила. На билборде было размашисто написано: «“Сальмон Хоумс” — строим дома и завоевываем любовь уже тридцать лет». Всю площадь огибал плетеный железный забор. За ним я видел фигуры исполинских механических динозавров. Правда, сейчас они все были неподвижны. Здоровенные работники в оранжевых робах и джинсах топтались вокруг, курили и пили что-то из кружек. Из радио рвался голос Шейкина Стивенса[13]. На заборе виднелись предупреждения: «НЕ ВХОДИТЬ. ОПАСНО» Я объехал участок на велосипеде, а затем свернул на узенькую тропку, бегущую мимо полей. Вскоре я добрался до невысокого деревянного забора с калиткой. Спрыгнул с велосипеда, открыл ее и нырнул в прохладные объятия леса. Этот лес не был таким уж большим, зато очень густым и темным. Он рос в естественной природной лощине — деревья терялись в ее складках и снова вырастали по бокам, перемежаясь низеньким кустарником и кусками белого известняка. Когда я углубился в лес, то уже не столько ехал, сколько катил свой велосипед. Я слышал где-то мурлыканье маленького ручейка. Солнечный свет брызгал сквозь густые заросли. Еще немного — и я услышал голоса. Увидел мелькание голубого и зеленого. Вспышку серебряных спиц. Толстяк Гав, Железный Майки и Хоппо сидели на небольшой полянке, скрытые от чужих глаз листвой и зарослями кустарника. Они уже построили чуть ли не половину нашей халабуды, и выглядела она довольно внушительно — прутья, переплетенные вокруг навеса из гигантской сломанной ветки. — Привет! — крикнул Толстяк Гав. — Неужели это — Эдди Мюнстр, сын Избивюнстера? Это был новый прикол недели у Гава. Рифмовать все подряд. Хоппо вскинул голову и помахал мне рукой. Железный Майки заморачиваться не стал. Я пробрался к ним через заросли и уложил своего железного скакуна рядом с их велосипедами — кстати, он был самым старым и ржавым из всех. — А где Никки? — спросил я. — Какая разница, — пожал плечами Майки. — Наверное, в куклы свои заигралась. И он заржал над своей же шуткой. — Не думаю, что она придет, — заметил Хоппо. — Ох! Я не видел ее с той самой вечеринки, хотя и слыхал, что она ходила по магазинам с Хоппо и Железным Майки. Мне начало казаться, что она меня избегает. Я надеялся, что мы с ней увидимся сегодня и все само собой встанет на свои места. — Наверное, отец напряг ее поработать по дому, — сказал Хоппо так, словно прочитал мои мысли. — Ну или просто бесится, что твой папаша надрал зад ее папочке. Бам! Типичный Майки. Никогда не упустит возможность слегка взбаламутить воду. — Ну… вероятно, он это заслужил, — сказал я. — Ага, — сказал Хоппо. — И выглядел он так себе. — Не знал, что священники пьют, — вставил я. — Может, он пьет тайно. — Толстяк Гав откинул назад голову, забулькал, закатил глаза и вывалил язык. — Мня звут отец Мртин. Слава-ик-Господи! И тут, прежде чем кто-то из нас успел что-либо сказать, заросли зашуршали и стайка птичек вырвалась из подлеска. Мы подпрыгнули, как перепуганные кролики. На краю лощины стояла Никки и стискивала руль своего велосипеда. Мне почему-то показалось, что она уже давно там стоит. Она оглядела нас: — Ну и что вы расселись? Мы будем строить халабуду или как? Впятером мы с ней быстро разделались. Получилось просто потрясно. Халабуда была такая огромная, что мы все смогли в ней поместиться, пусть и приходилось немного нагибаться. Мы даже соорудили дверь из веток с листьями, чтобы закрыть вход. Это была лучшая халабуда из всех, которые вам доводилось видеть, — только пока не подойдешь поближе и не рассмотришь ее как следует. Мы сидели снаружи, скрестив ноги, как индейцы. Нам было жарко, мы были исцарапаны до крови, но счастливы. И голодны. Поэтому решили достать наши сэндвичи. Никки не заговаривала о вечеринке, и я тоже помалкивал. Мы просто вели себя как обычно. В детстве всегда так. Легко получается отпускать и прощать. Но с возрастом это становится все труднее. — Папа дал тебе сэндвичи? — спросил Толстяк Гав у Никки. — Он не знает, что я здесь. Я сбежала. — На, держи, — сказал Хоппо, вынул из оберточной бумаги с логотипом клининговой фирмы пару сэндвичей с сыром и протянул их Никки. Вообще-то мне нравился Хоппо, но в ту минуту я его ненавидел, потому что он меня опередил. — Тогда возьми и мой банан, — добавил Толстяк Гав. — Я их не очень-то люблю. — И мой сок, — быстро вставил я, не желая оставаться в стороне. Железный Майки вгрызся в свой бутерброд с арахисовым маслом. Он ничего предлагать не стал. — Спасибо, — сказала Никки, покачав головой. — Но мне уже пора. Папа заметит, если я не вернусь к ланчу. — Но мы же только закончили строительство! — возразил я. — Простите. Я не могу остаться. Она залезла рукой под футболку и помассировала плечо. Только тогда я заметил на нем гигантский синяк. — Что с твоим плечом? Она быстро опустила рукав. — Да ничего. Ударилась об дверь. — Она торопливо встала. — Мне пора. Я тоже встал. — Это все из-за той вечеринки? — спросил я. Она пожала плечами: — Папа все еще злится. Но скоро это пройдет. — Мне жаль, — сказал я. — Да ладно, не стоит. Он это заслужил. Я хотел сказать еще что-нибудь, но не знал что. Я открыл было рот, и тут что-то прилетело мне прямо в голову. Вспышка боли, и мир покачнулся у меня перед глазами. Ноги подкосились, и я упал на колени, схватившись за макушку. Пальцы угодили во что-то липкое и влажное. И снова что-то просвистело в воздухе, чудом промазав мимо Никки. Она взвизгнула и пригнулась. А затем третий камень врезался в землю между Хоппо и Железным Майки. Арахисовое масло и куски хлеба брызнули во все стороны. Ребята завопили и бросились в лес. На нас обрушился целый град из камней и кусков кирпича. Я слышал крики и улюлюканье на верхушке лощины. Вскинув голову, я различил там три фигуры старших мальчишек. Двое — с темными волосами. Один — выше других, блондин. Я тут же понял, кто это: брат Железного Майки, Шон, и его приятели Дункан и Кит. Толстяк Гав схватил меня за предплечье. — Ты цел? У меня кружилась голова, меня мутило. Но я все равно кивнул. Он оттащил меня под деревья. — Давай в укрытие. Железный Майки рывком обернулся и заорал: — Отвяжись, Шон! — Отвязысь-отвязысь! — передразнил его тоненьким девчачьим голосом высокий блондин — его брат. — А то что? Заплачешь? Побежишь жаловаться мамочке? — Может, и так! — Ну да. Посмотрим, как у тебя это получится со сломанным носом, говноед! — заорал Дункан. — Это наша территория! — добавил Шон. — Лес вам не принадлежит! — заорал в ответ Толстяк Гав. — Да? Тогда, может, подеремся за него и узнаем? — Черт, — пробормотал Толстяк Гав. — Все! За ними! — крикнул Кит, и они сбежали вниз, продолжая осыпать нас каменными снарядами. Очередной кусок камня со свистом пролетел мимо нас и с грохотом врезался в велосипед Никки.