— Раньше у меня был отличный шнурочек, но он потерялся! Простите! — сказал Шуссель. Фредриксон вынул из кармана шпагат, перевязал коробку, и мы пошли дальше. Уши Фредриксона выдавали тайное волнение. Наконец он остановился у густого орешника, повернулся и серьёзно поглядел на нас. — Там твой сюрприз? — благоговейно прошептал Шуссель. Фредриксон кивнул. Мы торжественно заползли в орешник и вскоре оказались на полянке, посреди которой высился корабль, большой корабль! Он был широкий и остойчивый, как сам Фредриксон, такой же надёжный и крепкий. Я ничего не знал о кораблях, но сразу прочувствовал саму, так сказать, идею корабля; моё жаждущее приключений сердце заколотилось, я ощутил запах новой свободы. Одновременно я представил, как в мечтах Фредриксона родился этот корабль, как Фредриксон продумывал и чертил его, как по утрам ходил на свою полянку и строил. Должно быть, он очень давно над ним работал, но никому ещё о нём не рассказывал, даже Шусселю. Мне вдруг стало грустно. — Как ты его назвал? — еле слышно спросил я. — «Морской оркестр», — отвечал Фредриксон. — Так назывался сборник стихов моего пропавшего брата. Надпись будет ультрамариновая. — Можно я напишу название?! Пожалуйста! — пролепетал Шуссель. — Что, правда? Клянёшься своим хвостом? Прости, а можно я покрашу весь корабль? Тебе нравится красный цвет? Фредриксон кивнул и сказал: — Осторожней, не закрась ватерлинию. — У меня есть большая жестянка с красной краской! — вне себя от счастья закричал Шуссель. — И маленькая скляночка ультрамарина… Какое совпадение! Как здорово! Я домой, приготовлю вам завтрак и приберу в кофейной банке… — Усики его задрожали от волнения, и он убежал. Я посмотрел на корабль и сказал: — Вот это да. И тут Фредриксон заговорил. Он говорил долго, не умолкая, и всё только о конструкции своего корабля. Потом достал бумагу и ручку и показал мне, как будут крутиться колёса. Мне было трудно уследить за его объяснениями, но я понял, что его что-то беспокоит. Кажется, это было как-то связано с винтом. Я всей душой ему сочувствовал, но, к сожалению, не мог уяснить суть проблемы: увы, при всей разносторонности моего таланта, на некоторые области он всё-таки не распространяется, и одна из них — инженерное дело. Зато посреди корабля высился маленький домик с ажурной крышей, который меня сразу очень заинтересовал. — Ты здесь живёшь? — спросил я. — Похоже на беседку для муми-троллей. — Ходовая рубка, — с лёгким неудовольствием ответил Фредриксон. Я погрузился в раздумья. На мой вкус, домик был чересчур практичен и безыскусен. Наличники могли быть и позатейливей. На капитанском мостике явно не хватало резных деревянных перилец с морскими мотивами. А крышу неплохо бы украсить луковкой, которую вполне можно позолотить… Я открыл дверь. Прямо посреди рубки на полу кто-то спал, прикрывшись шляпой. — Знакомый? — удивлённо спросил я Фредриксона. Фредриксон подошёл ближе. — Юксаре, — сказал он. Я внимательно посмотрел на Юксаре. Впечатление он производил мягкое, небрежное и почти что светло-коричневое. Шляпа — очень ветхая — была украшена увядшими цветами. Похоже было, что Юксаре очень давно не мылся и это вообще не входило в его планы. Тут примчался Шуссель и завопил: — Все к столу! Юксаре проснулся и стал потягиваться, точь-в-точь как кошка. — Хупп-хэфф, — приговаривал он, зевая. — Простите, но что вы делаете на корабле Фредриксона? — грозно спросил Шуссель. — Вы что, не видели, что тут написано «Вход запрещён»?! — Видел, конечно, — приветливо ответил Юксаре. — Потому я здесь. Это происшествие многое говорит о Юксаре как о личности. Единственное, что могло пробудить его от полусонной кошачьей жизни, — это табличка с каким-либо запретом, закрытая дверь или стена; а если он замечал сторожа в парке, его усы начинали дрожать, и тут уж от него можно было ждать чего угодно. Всё же остальное время он, как вы поняли, спал, ел или предавался мечтам. В описанный мною момент Юксаре был преимущественно озабочен едой. Поэтому мы вернулись к банке Шусселя, где на видавшей виды шахматной доске покоился остывший омлет. — Утром у меня был отличный пудинг, — объяснил Шуссель. — Но он куда-то подевался. Это так называемый скоростной омлет! Шуссель разложил угощение на крышки от банок и стал напряжённо смотреть, как мы едим. Фредриксон жевал долго и с заметным усилием, и вид у него при этом был странный. Наконец он сказал: — Племянник. Что-то твёрдое. — Твёрдое?! — вскрикнул Шуссель. — Наверное, что-то из моей коллекции… Выплюнь! Выплюнь скорей! Фредриксон сплюнул на свою крышку два чёрных предмета с торчащими во все стороны зубцами. — О, сможешь ли ты простить меня? — воскликнул племянник. — Это мои шестерёнки. Какое счастье, что ты их не проглотил! Но Фредриксон ничего не ответил — наморщив лоб, он долго смотрел перед собой. И тогда Шуссель заплакал. — Ты уж прости племянника, — сказал Юксаре. — Видишь, как он расстроился. — Простить? — воскликнул Фредриксон. — Наоборот! Он взял бумагу и ручку и показал, как надо соединить шестерёнки, чтобы винт и колёса заработали. Вот что нарисовал Фредриксон (я надеюсь, вы понимаете, что он имел в виду). А Шуссель закричал: — Не может быть! Неужто мои шестерёнки пригодились для твоего изобретения! Мы закончили трапезу в приподнятом настроении. Племянник Фредриксона так воодушевился, что надел свой самый большой фартук и, не теряя ни минуты, принялся красить «Морской оркестр» в красный цвет. Он старался изо всех сил: вскоре красным уже был не только корабль, но и земля вокруг. Скажу больше: такого красного существа, каким стал он сам, я в жизни не видел. Название корабля было выведено ультрамарином. Когда работа была закончена, Фредриксон подошёл посмотреть. — Красиво, правда же? — проговорил Шуссель, взволнованно заглядывая ему в лицо. — Я очень старался! Я с головой ушёл в работу! — Заметно, — признал Фредриксон, глядя на красного племянника. Потом он посмотрел на кривую ватерлинию и сказал: — Хм. Потом посмотрел на название и добавил: — Хм, хм. — Что, я неправильно написал? — встревожился Шуссель. — Говори же скорей, а не то я опять запла?чу! Прости! «Морской оркестр» — такое трудное название! — «Морзкой оркестор», — прочёл Фредриксон. Потом подумал с минуту и сказал: — Успокойся. Сойдёт. Шуссель облегчённо вздохнул и кинулся к своему дому, чтобы покрасить его остатками краски. Вечером Фредриксон поставил в ручье сеть. И можете представить себе наше изумление, когда в неё попался нактоуз — маленький ящичек для судовых приборов, в котором лежал барометр-анероид! Я до сих пор не перестаю удивляться этим поразительным находкам!