Мильда была аккуратна, относилась к работе со всей серьезностью. Она чувствовала ответственность перед жертвами и их семьями, которые заслуживали правды. Но и полиции, и суду старалась предоставить самую точную информацию, чтобы преступник не ушел от наказания. И вот с некоторых пор все полетело вверх тормашками. Не на работе даже, а дома. До сих пор Мильда и мысли не допускала, чтобы это каким-либо образом сказалось на работе. Теперь же становилось все очевиднее, что она дала маху. И этой ошибки, по-видимому, никогда не сможет себе простить… Она потянулась за фотографией на письменном столе — одним из немногих напоминаний о семье в ее рабочем кабинете. Дома Мильда вовсю практиковала метод Конмари[10], поэтому выбросила все, без чего, так или иначе, могла прожить и что не добавляло радости в ее жизнь. После развода, вот уже пятнадцать лет как, занималась детьми только сама, поэтому у бывшего мужа не было ни малейшей возможности хоть в чем-то нарушить установленный Мильдой порядок. Этот снимок был сделан несколько лет тому назад на пляже в Фалькенберге, куда они ездили навестить сестру Мильды. Вера и Конрад выглядят счастливыми, загоревшими. Волосы длинней обычного, лица в веснушках. Мильда придумывала имя каждой веснушке, и детям очень нравилась эта игра. Каждый день — новое имя. Конечно, далеко не всегда получалось уделять им достаточно внимания, потому что Мильда слишком много вкладывалась в свою работу. Их отец тоже старался как мог. И все же Мильда решила, что будет разумнее с ним расстаться. Было слишком очевидно, откуда растут ноги у проблем Конрада. Мильда думала, что сделала все возможное, чтобы Конрад не пошел по этой дорожке. Чтобы не стал, как его папа, который в жизни нигде не работал, кроме того шведского бара в Лас-Плайас на Гран-Канария, где он играл на гитаре. Где же она могла допустить ошибку? До сих пор ведь как будто все получалось. У нее с детьми было все необходимое. Но, похоже, иметь готовые ответы на руках еще не значит решить задачу. Или же все вышло случайно. А может, дело в генетике — слишком все это сложно… В общем, так или иначе, но со временем фокус сместился, и Мильда вот уже много ночей вместо того, чтобы спать, бродила по улицам в поисках Конрада. Неудивительно, что потом никак не получалось сосредоточиться на работе, и Мильда напрочь утратила свою знаменитую зрительную хватку, глаз-алмаз, которым так гордилась. Но последняя ошибка… нет, этому не может быть никакого оправдания. Мильда подняла трубку и собиралась уже набрать номер, когда раздался стук в дверь. Она откашлялась. — Войдите. На пороге возникла Мина, неся в руках папки по обеим жертвам. Мильда слишком много работала с этими потрепанными бумагами, чтобы не узнать их с первого взгляда. Она кивнула и положила трубку. Необходимость в звонке отпала. * * * Педер думал о последнем разговоре с Миной. Она просила его о «большом одолжении» — показать Винсенту Вальдеру место находки ящика. Он сомневался бы гораздо больше, если б не Мина. Педер давно уже ничего не слышал о Винсенте Вальдере и не знал, что тот до сих пор числится консультантом группы. Но Мина нравилась Педеру, и огорчать ее не хотелось. Кроме того, это означало лишний раз отлучиться из дома — подспудное желание, возможно, несправедливое по отношению к жене Педера, которая на это время останется одна с тремя детьми, но что-то в его душе ликовало от радости. — Мне нужно съездить на работу, — сказал он, целуя Анетту в щеку. — Звони, если что-то будет нужно. Анетта выглядела не менее измотанной, чем Педер таковым себя чувствовал. Ни он, ни она не спали больше часа за раз с тех пор, как три месяца назад Анетта родила тройню. Педер и не мечтал о таком подарке на Рождество. Молли сосала из бутылочки на руках матери, но соска съехала набок, а Анетта этого не замечала. Педер осторожно поправил соску и сунул в рот дочери, которая принялась жадно поглощать заменитель материнского молока. — Те двое пока спят. Будем надеяться, что это еще на несколько часов. Педер оглянулся на Мейю и Майкена, которые лежали в снятых с колес лежаках детских колясок. — Неудивительно, что они спят, после того, что вытворяли всю ночь, — раздраженно ответила Анетта. — Послушай, мы выживем. Мы сделаем это вместе. Ты не успеешь сказать «хоп!», как сама будешь смеяться над всем этим. — Хоп!.. Что-то не больно смешно… — Стисни зубы еще на пару часов. Я вернусь сразу, как только освобожусь. А на следующей неделе обещала быть твоя мама. Нам сейчас как нельзя кстати лишняя пара рук. — Вот уж никогда не думала, что буду так ждать маму в гости… — Нам выпало большое счастье, дорогая. Просто сейчас мы слишком устали, чтобы его оценить… Ну, я убегаю. Звони, если что-нибудь понадобится. — Звони, — упавшим голосом повторила Анетта. — Ха-ха… Не знала, что я замужем за комиком. Усиленно моргая, Педер пробирался к машине. Он страшно боялся садиться за руль. С легким шлепком открыл банку «Нокко», которую прихватил из холодильника. В отделе энергетических напитков он сейчас первый покупатель. Они — единственная возможность продержаться хоть какое-то время. Вот только почему туда кладут так мало кофеина? Ста восьмидесяти миллиграммов для отца троих детей хватает ненадолго… По рации сообщили о пропавшем мальчике, которым сейчас активно занимались коллеги из общего отдела. Роберт, он же Боббан. Страдает задержкой умственного развития. Очень может быть, что никакого преступления здесь нет, как подсказывал Педеру опыт. При известной доле везения мальчик скоро обнаружится где-нибудь в лесу. Или в какой-нибудь другой, не слишком шумной части города. Однажды они несколько дней искали пятилетнего сорванца, который сел в поезд и уехал к бабушке в Копенгаген. И его никто не остановил. А датская полиция даже подбросила его на своей машине от станции до бабушкиного дома. Хорошо, что бабушка связалась со шведской полицией, как только внук появился у ее дверей… Педер переключил на молодежный канал, который пристрастился слушать регулярно, с тех пор, как стал отцом троих детей. Сворачивая на парковку возле «Грёна Лунд», увидел Мину и Винсента. Менталист пробудил его любопытство, хотел того Педер или нет. Они с Анеттой были на его шоу года три тому назад, и оба вышли из зрительного зала глубоко впечатленные. Педеру так и не удалось разгадать ни одного трюка. Ветер трепал полы черного пальто Винсента. «Классика» — вот слово, которое первым приходило в голову при виде спутника Мины. Как в черно-белом кино. Уже в отделении полиции Педеру подумалось, что примерно так должен был выглядеть и он сам. Но у Винсента, конечно, не было дома троих громкоголосых близнецов… Педер припарковался и поспешил к Мине и менталисту. Он заметил, как вздрогнул Винсент, когда ему в лицо ударил порыв ветра. — Здравствуйте, Винсент. — Педер приветливо пожал ему руку. Винсент на несколько секунд задержал ладонь полицейского в своей. Рукопожатие показалось ему на удивление крепким для такого измученного на вид парня. — Выглядишь неважно. — Мина наморщила нос, кивая коллеге. — Они просыпались по очереди всю ночь, — пожаловался Педер. Винсент сочувственно прикрыл глаза. Боже мой… Он по своему опыту знал, что такое трое детей, но в его случае, по крайней мере, разница между самым старшим и младшим составляла десять лет. Страшно даже представить себе, что они вытворяли бы все одновременно. Педер еще хоть как-то держится на ногах… — Удивительно, что вы вообще сюда приехали, — заметил Винсент не без восхищения. — Сон в высшей степени интересная штука. Известно ли вам, к примеру, что мы до сих пор точно не знаем, каким образом переключаемся в это странное состояние? — Нет… даже не задумывался об этом. Педер медленно пошел к парковым воротам. Мина и Винсент последовали за ним. — Правда, двум исследовательским группам удалось обнаружить нечто, что они назвали «сонной кнопкой», — продолжал Винсент. — Впоследствии ее назвали немури, что по-японски означает «сон». — Вот как… — Исследования проводились на банановых мухах; у них и был обнаружен ген, управляющий «сонной кнопкой». — Банановых мухах? — переспросил Педер, указывая на вход. Он сам удивлялся собственной заторможенности. Обычно Педер воспринимал информацию лучше, даже если спал на ходу. — Винсент, — раздался сзади голос Мины. — Вы опять в роли ходячей «Википедии»? Менталист кивнул и замолчал. Заброшенный по окончании сезона парк аттракционов — жуткое зрелище. Ни смеха, ни криков, ни музыки со стороны большой сцены. Не скрипят качели на фоне непрекращающегося рокота тысячеголосой публики. — Вот здесь стоял ящик. Педер показал рукой перед воротами. Потом достал снимки из криминалистического отчета и протянул Винсенту, который тут же принялся внимательно их изучать. — И что… у криминалистов никаких зацепок? — спросил он. — Ничего такого, что могло быть связано с убийством? — Больше ничего на сегодняшний день. — Педер потер глаз, в который попала соринка. — Разумеется, они взяли множество проб, но результатов еще надо дождаться. На этой стадии расследования с учетом специфики места очень сложно определить, какие артефакты имеют отношение к ящику, а какие были здесь до его появления. — Это так, — кивнул Винсент, обшаривая взглядом землю. — А вы знаете, что систематическое недосыпание чревато серьезными побочными эффектами? — неожиданно спросил он. — Увеличивается риск множества заболеваний, не говоря об ухудшении памяти и ослаблении иммунитета. — Но… — Педер откашлялся. — Болезнь Альцгеймера, ожирение, хронический алкоголизм — не самые страшные из возможных последствий, — продолжал Винсент. — В условиях недостатка сна мозг рискует оказаться перегруженным, потому что именно сон помогает нам забывать ненужное. — То-то я заметил, что не все парковые лошади вернулись домой по окончании сезона, — перебил его Педер. — И мне кажется, не я один… Последнюю фразу он произнес совсем тихо и глядя на Мину. Но Винсент ее услышал. Он всего-то хотел лишь поделиться полезной информацией — и вот она, благодарность… В глубине души он осознавал, что иногда перегибает палку. Вот и сейчас, похоже, сболтнул лишнего. Но что из сказанного лишнее? На этот вопрос не смог бы, пожалуй, ответить и сам Педер. Винсент присел, изучая место, где стоял ящик. Кусочек заградительной ленты рвался на ветру, как будто хотел улететь. Мина стояла рядом, сложив на груди руки и чуть заметно дрожа. Мороз выбелил ее лицо, оставив ярко-красными одни губы. Винсент знал, что Мина не пользуется косметикой, но эти губы так и горели на бледной коже, при том что Винсент не имел ни малейшего понятия о том, как они должны выглядеть в обычном состоянии. Он прокашлялся и, снова сосредоточившись на месте страшной находки, медленно проговорил, как будто продолжая прерванную лекцию: — В прежние времена люди садились спать, а не ложились… Провел рукой в перчатке по круглым камням. Когда ящик нашли, здесь лежал снег. То есть все, что только не смели криминалисты в отчаянной охоте за ничтожнейшими уликами, кануло в Лету вместе с этой зимой. По правде говоря, он рассчитывал на большее. Надеялся на звоночки из подсознания, которое всегда начеку и сохраняет все, что ускользает от нашего внимания. — Поэтому выставленные в музеях кровати такие короткие, — продолжал Винсент, все еще на корточках. — В семнадцатом столетии доктора полагали, что спать лежа вредно. Якобы пища может переместиться через гортань к голове… Черт, ну и ветер сегодня. Он поднялся, ощутив сильный щелчок в колене. — Ваш случай — экстремальный вариант так называемого двухфазного сна. Время сна поделено на два этапа. Когда-то считалось нормой ложиться в восемь вечера, просыпаться около полуночи, бодрствовать около двух часов и засыпать снова. Винсент внимательно посмотрел на Педера, превратившегося в ходячий вопросительный знак. — То есть ты такой заторможенный и толстый, потому что мало спишь, — перевела Мина. — Ага… ну спасибо, обязательно передам жене. — Как скоро нашли ящик? — спросил Винсент, снова вперив взгляд в землю. — Рано утром. Его обнаружили пассажиры катамарана из Сёдера, проплывавшего здесь как раз в это время. — Похоже, скорое обнаружение — это то, на что он рассчитывал, — пробормотал Винсент. — Но убили ее не здесь.