Воронов откинулся на спинку стула и сложил руки на груди: - Брось, Ник. Ты женат на моей, между прочим, дочери. Ты отец троих моих внуков. Если ты хорошенько пораскинешь мозгами, то можешь понять, что больше, чем ты, меня никто никогда не огорчал…Так что, расслабься, Мокану, и прекрати попытки колоть меня словами. После твоего воскрешения, даже если ты сейчас станцуешь стриптиз прямо на этом столе, тебе вряд ли удастся меня удивить. - Послушай, Воронов, - я склонился к нему через стол, - не знаю, что за Мокану тут был до меня, но ты зря надеешься на дружбу со мной. Единственное желание, которое я к тебе прямо сейчас испытываю – это свернуть твою лощёную шею. - И что же тебе мешает сделать это прямо сейчас? – Он прикурил сигару и с видимым наслаждением затянулся, закинув ногу на ногу, - Чёрт, я действительно потерял веру в то, что когда – нибудь мы с тобой снова будем вот так вместе сидеть в твоем кабинете и обмениваться подобными «любезностями». Так что, - склонил голову набок, выдыхая дым, - можешь засунуть свои угрозы себе в одно место. За этой дверью та, которая будет одинаково горько оплакивать любого из нас. И, поверь мне, с неё достаточно тех слёз, которые она пролила из-за тебя. *** Воронов снова широко улыбнулся, давая знать брату о своём превосходстве над ним. Он игрался: не лез на рожон, но и в то же время показывал, что не собирается заискивать перед тем Мокану, который сидел сейчас по ту сторону стола. Тем Мокану, которого он практически забыл. Которого, как он думал, Марианне окончательно удалось похоронить много лет назад, чтобы явить им всем и ему, не поверившему, что такое возможно, совершенно другого Ника. Ника, способного на самопожертвование, умеющего не просто быть собственником, а любить. Сейчас Влад чётко ощущал, перед ним больше не его брат. Не тот, кто готов был протянуть руку помощи в любой ситуации. А если и не протягивал её открыто, то помогал тайно. Ника, который не раз с готовностью вытаскивал его из любой задницы, больше не было. И Воронов не мог сказать сейчас точно, стал бы и сам ради вот такого Мокану рисковать всем, что у него есть, и шантажировать главу нейтралов, чтобы обвести вокруг пальца саму смерть. Но король понимал одно: если есть хотя бы мизерный шанс вернуть его брата, того, кого он действительно мог называть братом, он его выгрызет. У Дьявола ли, у Бога ли, у смерти ли или даже у самого Зверя, которой, оскалившись, сейчас смотрел на него. Да, Мокану даже не пытался прятать свою ненависть, он открыто показывал, что не рад встрече со своим злейшим врагом, и Владу до боли хотелось схватить того за плечи и трясти до тех пор, пока ублюдок не вспомнит всё. - Зачем ты приехал сюда, Влад? – Ник вздёрнул бровь, сложив руки на груди, и Воронов невольно улыбнулся. Будь здесь зеркало, он показал бы этому сукиному сыну, насколько они похожи сейчас. Тот ведь и не понимает этого сам. - Наверняка, Марианна сказала тебе, что я многого не помню. Зачем прилетать к тому, кто считает тебя врагом? Ты мог бы дождаться, пока Марианна познакомит меня со всеми новостями вашей, как я понял, большой и дружной семьи, и приехать тогда? - Марианна может познакомить тебя с Ником, которого знает она. А я пришёл напомнить тебе о том Нике, которого до неё знал я. С Ником, который спина к спине дрался со мной и с отцом. С Ником, который, рискуя жизнью, спасал мою дочь из рук палача. С Ником, который наравне с нами воевал с любым злом, желавшим поставить НАШ клан на колени, и каждый раз выходил из этой войны победителем. Марианна знает тебя, как своего мужа и отца своих детей, а я тебе напомню, каким братом и сыном ты можешь быть. Воронов резко подался и схватил за запястья обеих рук Ника, пристально глядя в прищуренные синие глаза: - И чёрта с два я тебе позволю помешать мне в этом! Мокану тихо зарычал, выпуская когти, и король отцепил свои руки, едва не выругавшись за то, что допустил мимолётную слабость. За эти годы Ник не раз заставлял его вспоминать, каким зверем он является, но как бы парадоксально это ни было, - никогда по отношению к самому Владу. Воронов снова откинулся на спинку своего стула и, взбалтывая бокал с янтарной жидкостью и не глядя на старшего брата, продолжил: - Я могу рассказать тебе, каким ты был королём. Королём всего Братства. Забавно, да, Мокану? Твоя мечта осуществилась в полной мере…а ты не помнишь ни одной минуты собственного счастья. *** Меня раздражала его уверенность в моём доме. Меня чертовски бесило даже то, как он разговаривал со мной: так, будто это было нормой – вот так сидеть в моём кабинете и, растягивая бутылку виски, обсуждать что бы то ни было. Ни хрена это не было нормой. Это было неправильно. Это было самое невероятное из того, что я могу представить себе. Наша с ним норма – это взаимная ненависть и борьба за власть. Наша норма воняет предательствами и смертью друзей, а не совместными посиделками по праздникам. И когда подонок схватил меня за руки, я зарычал, возвращая его в свою действительность. Добро пожаловать в реальность Николаса Мокану, в которой тебя, как минимум, не любят, благородный король! Мне плевать, что у вас происходило за это время! В моём мире ты всё еще находишься в шаге от того, чтобы я вцепился тебе в горло мертвой схваткой. И только благодаря дочери, у тебя есть расстояние в этот самый шаг. Я прикурил сигару, не чувствуя её вкуса, во рту горчила плохо сдерживаемая злость. - Королём Братства? И ты хочешь сказать, Воронов, что после того, как я был королём, я добровольно согласился стать каким-то князем? Давай, удиви меня…брат. Расскажи, как на одной из семейных вечеринок я проиграл тебе трон в карты. Воронов усмехнулся: - Ты одновременно и прав, и ошибаешься, Мокану. Да, это ты снова вернул мне трон. Но ты мне его не проигрывал. Ты убил меня, чтобы заставить стать королём. Я засмеялся и похлопал ему: - Смешно. Признаю. А потом явился добрый ангел и воскресил самого лучшего из вампиров, чтобы сделать его снова королём. Запомни, Вашество…, - он будто вздрогнул, и я осёкся. - Нет, я был смертен. И ты убил меня, приказав отцу воскресить. У тебя тогда была другая цель, Ник. У тебя с некоторых пор трон вообще перестал вызывать интерес, Мокану. Каким бы невероятным это тебе ни показалось. - Какая у меня была цель? – я склонил голову набок, прислушиваясь к его словам. А всё же, если способность улавливать чужие эмоции – это своеобразное извинение моего несостоявшегося убийцы за причиненные неудобства, то можно подумать о том, чтобы простить его и прикончить быстро, когда найду. А я ведь найду его. Воронов не лгал. Периодически он мялся, возможно, недоговаривал, но лжи я не ощущал. - Ты хотел отомстить за смерть Марианны… Мы думали, что она мертва. Знаешь, Ник, с тех пор, как ты встретил мою дочь, ты перестал держаться за трон. Ты был тогда королём, а я смертным. И чтобы ты не тратил время на злорадство, Мокану, это я тебе передал, - он изобразил пальцами кавычки, - корону. - Смертным? Ты стал смертным, Воронов? Расскажешь старшему брату, каким образом вампир может снова стать человеком? А главное, - я сделал большие глаза, наклоняясь к нему через стол и пододвигая к себе бутылку с виски, стоявшую возле его руки, - зачем ему это? - Ритуал я расскажу тебе потом. Мне кажется, это не самое главное из того, что должно интересовать тебя, так? – Он посмотрел на меня, и я кивнул. Он был прав. Сейчас мне куда важнее было узнать другое. - Ты не ответил, зачем такой, как ты, отказался от трона и от бессмертия? - У меня была своя причина, - Воронов остекленевшим взглядом смотрел на то, как разливаю в пустые бокалы алкоголь, - такая же, как и у тебя. Или ты думаешь, что это ты ввёл в нашей семье традицию отказываться от короны ради женщины? Это его «в нашей семье»...снова по нервам резануло. Грёбаный ад! Я привыкну к этому когда-нибудь? Он произнес эти слова так естественно, словно привык. Словно это само собой разумеющееся. Словно я не должен был сжимать до треска стакан пальцами, потому что это тоже не про меня – семья. И не просто семья, а одна семья с ним. - А я смотрю, у вас с братом, с тем братом, это…как ты там сказал? Семейное? Отказываться от всего ради женщины? Еще твой отец так поступил, как мне помнится. *** - Наш отец, - Влад поправил его чисто машинально и тут же замолчал, заметив, как у Ника заходили желваки. Интересно, успели ему рассказать о смерти отца? До сих пор Мокану не произнес ни слова о нём, возможно, уже знает, – Твоя женщина, брат, - как же непросто называть братом вот этого Ника, но король дал себе мысленное указание делать это почаще, чтобы не только князь привык к этому обращению, но и он сам, - оказалась достойной намного большего, чем всё. Влад сглотнул, глядя в абсолютно пустые глаза Ника. Единственное, что он там видел – заинтересованность. Ни одного отблеска воспоминаний. Как же они вернут его, если этот подлец ни черта не помнит? Просто рассказать – ничтожно мало. Этот Мокану не испытал и толики того, что тот перенес на своей шкуре…И даже, когда её с него живьём сдирали, тот Зверь обрастал новой шерстью, еще более плотной. Обрастал во имя своей жены и семьи. А этот…Влад говорил, но чувствовал, что его слова, подобно камням, лишь стучат по броне этого Зверя, и король понятия не имел, как подступиться к нему поближе. И он решил про себя быть честным с ним. Настолько, насколько вообще можно быть честным с этим Ником. Быть честным, чтобы подобраться поближе и вонзить в эту броню острый меч, который вскроет гребаные пластины и заставит его, наконец, почувствовать боль, которую испытывают сейчас и Влад, и Марианна, и ее дети. Но ублюдок, сам того не ведая, первым нанёс удар боли, и Влад стиснул челюсти так, что заболели зубы, услышав его вопрос. - Моя женщина, говоришь? А твоя? Твоя, Воронов, оказалась недостойна твоих жертв? *** Я улыбнулся, ощутив волну боли, которая накрыла его. Я демонстративно вдохнул её в себя. О, да, король, кажется, я нашёл твою слабую сторону. И мы оба знаем, что я обязательно использую ее против тебя. Нужно будет узнать у Зорича. Вряд ли Марианна расскажет мне о таком. И я оказался прав, потому что Воронов так же демонстративно бросил взгляд на часы и сказал: - У меня сегодня назначена встреча с местной властью. Об открытии новой фабрики. Между прочим, твоей фабрики. Я предлагаю тебе поехать со мной на эту встречу. Ты многое не помнишь, - он явно пытается сгладить повелительный тон своих слов, - хотя не сомневаюсь, что Зорич, который тут всю ночь проторчал, тебе так же многое поведал. - Король хочет наглядно продемонстрировать свое покровительство, я понял. Заманчивое предложение, Воронов, но я откажусь, - он раздражённо забарабанил пальцами по столу, - ты прав – Зорич мне и об этой встрече рассказал. Так что я в курсе дела. А если ты всё же хочешь помочь мне, - я замолчал...Последние слова вырвались невольно, и я уже мысленно проклинал себя за них. Я ведь мог спросить у Марианны. Хотя нет. Сукин сын был прав: кроме него, больше некому мне рассказать об этом. - Расскажи мне об…о Самуиле. *** Воронов грустно улыбнулся, увидев, как изменился взгляд брата. Теперь он не смотрел на Влада, скорее, обшаривал глазами помещение кабинета, останавливаясь то на корешках книг, то на стенах, то на мебели. Возможно, это первая его победа, ничтожная, но очень важная именно потому что первая. Влад дал слово самому себе, что заставит этого недоверчивого сукиного сына капитулировать и признать себя частью их семьи. - Он любил тебя, знаешь? С того мгновения, как узнал, что ты его сын. Он корил себя за то, что не видел раньше вашего сходства. За то, что позволил тебе пережить всё то, что ты пережил. Мокану усмехнулся, вздернув бровь, но король вдруг ясно увидел в этой нарочитости горечь, которую Ник пытался скрыть.