- Охотники идут по твоему следу. Идут с маниакальным упорством. Ты превысил статистику смертей от укусов вампира в десятки раз за последние тридцать пять лет. Ты пожирал бессмертных пачками. Этого не случалось уже несколько столетий. И ты, наверняка, знаешь, что сделают с вампиром за такое количество преступлений и за нарушение маскарада в таких масштабах? Это не будет суд Совета Братства. Это будет вмешательство Нейтралов. Это будет крах всей нашей семьи. Да, я приказала уничтожить все улики, стереть все данные, замести все следы, но это не значит, что они ничего не найдут. Это не значит, что я смогу и успею замести эти следы снова…Это не значит, что я захочу их замести снова. Распахнула глаза и встретилась с его сверкающим взглядом. - Ради чего замела? Ради семейства своего? –усмехнулся, а в глазах уверенность в своей правоте такая, что хочется её пощёчиной стереть, - Испугалась трона лишиться? Тяжело дыша, стиснула челюсти, рывком сбросила его руку со своего горла. Я сжала пальцы в кулаки, а он с насмешкой смотрел на меня. - Ненависть, девочка? Да, когда кто-то угадывает твои искренние намерения, это дьявольски злит. Какая же ты честная сейчас. И куда только девалась вся любовь? Вцепилась в его рубашку и дернула Ника к себе. - Ради того, чтобы тебя не казнили. Ради того, чтобы я не сдохла от тоски по тебе после того, как это случится. - А ты бы сдохла от тоски? - впечатал обратно в стену, с поразительной легкостью, выкрутив мне руки за спину. Опустил взгляд на мои губы и снова посмотрел мне в глаза, и опять это головокружительное падение в высоту его грозового неба, которое отражается в насыщенно синем взгляде. - Да…я и подыхала от нее все это время, пока тебя не было. - и вздрогнуть, когда это небо пронизало всполохами и зигзагами страсти. - Но ты живая…, - пальцами по моим глазам, щеке, костяшками лаская, зарываясь у виска в мои волосы, скользя к затылку. И от изнеможения закатываются глаза, невольно трусь щекой о его запястье. Гнев растворяется в бешеной волне отчаянной нежности, от которой до боли режет сердце надеждой. - Потому что ты вернулся…и я воскресла, - тихим шепотом, начиная дрожать под его взглядом. Впивается в мой рот жадным поцелуем. Опаляюще диким и алчным, сжимая пальцами мои скулы, чтобы не увернулась, проталкивая язык глубоко, сплетая с моим языком. С таким же стоном и голодом, который испытывала и я. Разрушая этот трепет своим ураганом. Пламенем сжигая нежность в горящие угли. И она растворяется, превращаясь в магму. Обжигает кипятком легкие. Эйфория... мгновенная реакция… нирвана от понимания, что он почувствовал... отозвался. Невольно. Как жуткий хищник, удивившийся поведению добычи, которая стонет в его руках, закатывая глаза от страсти, и при этом знает, что ее сожрут. Схожу с ума с каждым его вздохом и движением языка. Кусает мои губы, и меня швыряет из крайности в крайность, из нежности в лихорадку. Потому что сдирает одежду, сминает грудь и властно задирает юбку, проникая голодными руками между ног. Не отпуская мой рот, продолжая его терзать. Забирая дыхание и стоны. Взвиться от прикосновения пальцев и наглого пощелкивания языком. Ощутил, насколько хочу его, а меня током пронизывает от его ласк. Да и не ласки это. Это заявление прав. Их беспрекословное утверждение. И опять, как хлыстом по нервам осознание, что все это ненастоящее. Мимолетное и не значительное, как тот же перекус служанкой в нашем доме или голодные убийства тех, кому не посчастливилось стать желанной трапезой. Он использовал и забыл, а они поплатились жизнью…Со мной будет хуже – я останусь в живых и буду корчиться в мучительной агонии вечность. Задыхаясь, уперлась руками ему в грудь, отталкивая, отпихивая от себя с такой яростной силой, что он отшатнулся назад, а потом снова набросился, но я резко отвернулась, впиваясь ему в плечи ногтями. - Нет! Слышишь – НЕТ! Отшвырнул мои руки и в дикой ярости ударил ладонями по стене у моей головы с обеих сторон. Отсекая все пути к бегству. - Почему, мать твою?! Какого хрена ты играешься со мной? Ты, бл**ь, не девственница, и я уверен, что трахал тебя тысячи раз! И в этом кабинете тоже! Вижу эту злость в его глазах, граничащую с бешеной страстью, от которой его самого трясет, как в лихорадке. Стиснула пальцами блузку на груди, тяжело дыша и глядя ему в глаза. - Потому что, если сдохну я, ты возможно, немного огорчишься…не более. Вот почему. А раньше… Резко поднял руку в предостерегающем жесте…и я осеклась, глядя как тяжело и шумно он дышит, пытаясь успокоиться, сжимает пальцами переносицу. - Если не будет как раньше никогда? – хрипло и в то же время беспощадно. - Значит…и этого не будет. Не со мной. Потому что тогда какая разница с кем…верно? Оттолкнула его руку, отходя к окну, быстро одергивая юбку и застегивая блузку. Услышала, как за ним захлопнулась дверь, и зажмурилась, впиваясь пальцами в подоконник, так привычно прислоняясь пылающим лбом к холодному стеклу. Не могу! Боже! Я так больше не могу…я ломаюсь, прогибаюсь под ним, я скоро не выдержу, и тогда что от меня останется? Я так не хочу опять умирать. Мне страшно. Мне до безумия так страшно снова почувствовать адскую боль потери, что я лучше буду задыхаться и плакать от неудовлетворенного желания, чем собирать по осколкам свою растоптанную гордость после того, как он меня выкинет в корзину как «отработанный материал». Но именно с этого дня что-то изменилось. Я ожидала, что он разозлится и его снова отшвырнет от меня на несколько шагов назад, но нет, случилось с точностью до наоборот. Он сменил тактику…или принял для себя какое-то решение. Только перед этим окунул меня в адскую бездну. Мы не разговаривали сутки. Я уехала в другой офис, а когда вернулась, его не было дома. Не было весь день и всю ночь…Сотовый он отключил. Серафим тоже не знал, где он находится. Я решила, что Ник больше не вернется. Что своим отказом я оттолкнула его от себя, и он решил послать все к дьяволу. Я прорыдала до самого утра, проклиная свою гордость, проклиная бессилие…проклиная свою любовь к нему. Представляя, как буду жить после этого разрыва, как переживу это снова. И понимала, что меня разламывает от боли уже сейчас, а потом я просто сойду с ума. Увижу его с другой и буду гнить изнутри день за днем, пока от меня не останется ничего, кроме пепла. Я довела себя до наивысшей точки самоистязания. До какого-то отчаянного исступления. Рыдала на полу, обломав все ногти и всхлипывая, не в силах успокоиться. А утром мне принесли букет белых роз и записку. «Так было раньше?» И я снова разрыдалась. Теперь от облегчения и улыбаясь сквозь слезы. Поднесла розы к лицу и втянула их запах. Да. Так было раньше. Белые розы каждый день, где бы он ни находился. Но как он узнал об этом? Кто сказал ему о розах? Но ведь узнал…Это дорогого стоило. *** Я не знаю, что именно произошло, но я вдруг поняла, что это значит, когда Николас Мокану принял какое-то решение сам. Я больше не чувствовала напряжения, когда он приближался к смертным, потому что из его глаз исчез этот блеск плотоядного желания сожрать каждого, у кого в венах течет кровь. Он начал держать себя в руках как с окружающими, так и со мной. По ночам я сидела в комнате Камиллы, закрыв дверь на ключ и ждала, когда он разнесет её в щепки, чтобы взять то, что считал своим…даже больше - то, что и так всегда принадлежало ему. Но Ник ко мне не приближался и больше не давил. Хотя я иногда слышала его шаги по коридору. Слышала, как подходит к моей комнате и, тяжело дыша, ждала, когда она распахнется от удара. И я понимала, что не смогу долго его сдерживать. Либо я покорно и унизительно упаду на колени, либо он найдет другую. С такими, как он, долго играть не получится. Ведь он выигрывает всегда. Я слишком слабая, чтобы выйти победителем в том сражении, в котором он имеет уровень «Дьявол». И мною овладевало отчаяние. Я была загнана в тупик и стояла там, зажмурившись в надежде и ужасе, что вот именно этой ночью Ник сломает меня окончательно. Я ошибалась. Он пока не собирался этого делать. Либо сменил тактику. Помню, как приехали партнеры из Германии, которые раньше имели дело с Эйбелем, а теперь вели весь бизнес с Ником и с Рино. Это была очередная попытка заключить сделку по поставкам медицинского оборудования и передовых препаратов для нашей лаборатории в научном центре. Новый проект, которым занимался мой муж и его племянник. Лицензию на эксклюзивные поставки пытался так же заполучить Арно де Флавуа, предводитель клана Северных львов. Окончательное решение Курт фон Рихтер, который владел корпорацией по разработкам новейших технологий в Берлине, так и не принял при последних переговорах по телефону. Француз, видать, перебивал нашу цену или сулил некие иные блага, о которых мы не знали. Но все же те так и не приняли решение. Либо боялись разрушить отношения с моим мужем, либо все же надеялись получить от нас больше. Когда Курт позвонил Нику, мы как раз обсуждали с Серафимом и Шейном открытие филиала одной из нефтяных компаний в Китае. Выясняли, какие связи остались там у Ника со времен его правления кланом Гиен и сможет ли он восстановить их снова, чтобы компания развернулась на китайском рынке так же быстро, как это случилось в Европе, отметая всех конкурентов в данной нише, особенно учитывая нынешние потребности страны Восходящего Солнца в потреблении энергии. Собственная добыча нефти в Китае осложнена высокой себестоимостью и низким качеством, что сулило нашему Европейскому клану бешеную прибыль. Но все же встреча с Куртом была нам не менее важна, если не более. Разработки синтетической крови, ничем не отличающейся от живой человеческой, могло вывести нас всех на совершенно иной уровень жизни и избавить от потребности искать источники пополнения банков. Но именно эта сделка требовала от Ника того самого терпения и дипломатичности, которых в нем сейчас не было. Прежний Ник изучил своего потенциального партнера вдоль и поперек, а я не участвовала в этом проекте и не знала, о чем конкретно шла речь. Так что нам предстояло вести беседу вслепую. Ник немного нервничал, когда готовился к встрече, но тщательно это скрывал. Но, когда мы сели в машину, я заметила, что он неправильно завязал галстук, и с трудом сдержала усмешку. Ему их завязывала я, потому что он ненавидел «удавки» и категорически не носил. Только по особым случаям. Обычно, когда я завязывала узел, он делал страдальческое лицо и закатывал глаза, проклиная и изобретателя, и идиотские правила дресс-кодов на некоторых мероприятиях. Заметил, что я усмехнулась, и тут же посмотрел на меня, а потом опустил взгляд на свою рубашку. - Что? - Одно точно остается неизменным – ты ненавидишь галстуки. - С чего ты взяла, что это осталось неизменным? Теперь я рассмеялась. - Потому что пятьдесят лет назад они уже существовали, и судя по тому, как ты его завязал, ты это делаешь или впервые, или … - Да чтоб он сгорел в аду, этот фон Рихтер! Я просмотрел десять роликов, как завязывать эту хрень. Без удавки никак нельзя было? Без нее я стану менее убедительным? Он так забавно злился, что я просто не могла сдержаться и уже хохотала. - Дай я. - Ну его к черту! - дернул за узел, и тот затянулся сильнее вызывая в нем приступ ярости, - я не мог носить эту дрянь раньше. Никогда в это не поверю. - Ты и не носил, - я потянулась и развязала узел, - только иногда, и его тебе завязывала я. - Сделай одолжение – завяжи и сейчас, иначе я раздеру его на ленточки. Пока я завязывала, чувствовала, как он дышит мне в макушку, и продолжала тихо смеяться. А когда подняла голову, он тоже улыбнулся так натянуто и ужасно, что теперь я просто расхохоталась. - Что смешного? Я выгляжу с ним как идиот? - Нет, ты смешно злишься. - Значит, я, по-твоему, смешной? Резко оскалился и зарычал мне в лицо…но глаза не загорелись красным, где-то там, на дне синевы вспыхивало веселье, или мне показалось. - Очень неплохо, но я не поверила. - Да? - Да. Клыки исчезли так же быстро, как и появились, и он откинулся обратно на сидение. - А я и не старался. Отвернулся к окну и молчал несколько минут. А потом вдруг резко наклонился ко мне и снова зарычал, но уже так громко, что у меня заложило уши, а клыки оцарапали мне шею. Но Ник тут же вскинул голову и приподнял брови, словно вопрошая, насколько ему удалось меня напугать в этот раз. Я расхохоталась, все еще удерживая его за галстук и невольно притягивая к себе. - А так тоже не страшно? - И так нет, - захлебываясь смехом. Я не верила, что это происходит, что он снова шутит со мной. Потому что эти несколько недель мне казалось, что он не умеет смеяться и шутить вообще. Ничего, кроме ядовитого сарказма и ухмылок. Ничего, кроме ледяного равнодушия или вспышек примитивной похоти, а иногда и ярости с недоверием. Притянул меня к себе за плечи, грозно нахмурив брови. - Да как ты смеешь смеяться над Князем, несчастная?