1 К окончанию колледжа Джон Смит уже не помнил, что в январе 1953 года сильно ударился головой и растянулся на льду. Вообще-то воспоминания о том злополучном падении стерлись из его памяти к концу школы. А родители об этом вообще ничего не знали. Они катались на расчищенном от снега пятачке Круглого пруда в Дареме. Мальчишки постарше играли в хоккей старыми клюшками, обмотанными изоляционной лентой, а воротами служили старые корзины из-под картофеля. Малышня, как водится, крутилась тут же, смешно вихляя коленками и выпуская клубы пара на двадцатиградусном морозе. На углу расчищенной площадки чадили две горящие автомобильные покрышки, возле которых устроились родители, наблюдавшие за детьми. Снегоходы еще не изобрели, и зимние развлечения по-прежнему сводились к физической нагрузке, а не к испытанию на прочность бензиновых двигателей. Джонни жил на окраине Паунала и пришел на каток с коньками, перекинутыми через плечо. Для шестилетнего мальчугана он катался очень неплохо. Конечно, не так хорошо, чтобы играть в хоккей с ребятами постарше, но вполне прилично, поэтому и описывал круги вокруг других малышей, которые судорожно взмахивали руками, стараясь сохранить равновесие, и все равно плюхались на лед мягким местом. Сейчас Джонни медленно катился по краю расчищенного пятачка, мечтая научиться скользить задом наперед, как Тимми Бенедикс, и прислушиваясь к потрескиванию льда, крикам хоккеистов, обрывкам разговоров взрослых и урчанию грузовика, везущего через мост сырье на гипсовую фабрику в Лисбон-Фоллс. Он вовсю радовался жизни в этот отличный, по-зимнему холодный день. Ничто не омрачало его чудесного настроения, и ни о чем не мечталось… разве что научиться ездить задом наперед, как Тимми Бенедикс. Проехав мимо костра, Джонни увидел, как несколько взрослых передают по кругу бутылку. – Дайте мне тоже! – крикнул он Чаку Спайеру, на котором была большая клетчатая куртка и теплые зеленые фланелевые штаны. Чак засмеялся: – Проваливай, малыш! Вон тебя мама зовет! Улыбаясь, шестилетний Джонни Смит покатил дальше. И тут заметил, как по дороге к пруду спускается Тимми Бенедикс, а следом – его отец. – Тимми! – закричал Джонни. – Смотри! Он повернулся и неуклюже заскользил спиной вперед, не замечая, что движется в самую гущу хоккеистов. – Эй, малыш! – крикнул кто-то. – Гляди, куда катишь! Но Джонни ничего не слышал. У него получилось! Он ехал задом наперед! Мальчик вдруг уловил суть движения – надо только чуть вывернуть ступни… Охваченный восторгом, он опустил взгляд, чтобы посмотреть, как двигались ноги. Мимо него проскочила старая, изрезанная царапинами шайба со стертыми краями, но он не видел ее. Один из хоккеистов – не очень уверенно державшийся на коньках – бросился за ней, не замечая ничего вокруг. Чак Спайер, первым поняв, что происходит, вскочил на ноги и крикнул: – Джонни! Берегись! Джонни поднял голову, и в следующий момент неумелый хоккеист врезался в него на полной скорости со всей тяжестью своих ста шестидесяти фунтов. Джонни, раскинув руки, взмыл вверх и через мгновение рухнул на лед, ударился головой и провалился в темноту. Тьма… Черный лед… Тьма… Черный лед… Черная мгла. Джонни сказали, что он потерял сознание. А ему запомнились только навязчивая мысль о темноте и неожиданно окружившие его лица: испуганных хоккеистов, встревоженных родителей, любопытствующих малышей. Ухмыляется Тимми Бенедикс. Чак Спайер приподнимает Джонни со льда… Черный лед. Мгла. – Ну как ты? – спросил Чак. – Джонни… с тобой все в порядке? Ты здорово ушибся. – Чернота, – глухо произнес Джонни. – Черный лед. Не надо на нем прыгать, Чак. Чак испуганно оглянулся и, снова посмотрев на Джонни, осторожно потрогал огромную шишку, вздувшуюся на лбу мальчика. – Я нечаянно, – сказал неуклюжий хоккеист. – Я даже не видел его. Малышам на хоккее не место. Это все знают. Он неуверенно оглянулся, ища поддержки. – Джонни? – снова окликнул Чак. Ему не понравился взгляд мальчика, мрачный, холодный, отсутствующий. – С тобой все в порядке? – Не надо на нем прыгать, – повторил Джонни, по-прежнему не сознавая, что говорит – все его мысли занимал только черный лед. – Взрыв. Кислота. – Может, отвезти его к врачу? – спросил Чак у Билла Гендрона. – Похоже, он бредит? – Подождем минутку, – отозвался Билли. Они так и сделали, и через некоторое время в голове Джонни действительно начало проясняться. – Я в порядке, – пробормотал он. – Дайте мне встать! Проклятый Тимми Бенедикс по-прежнему ухмылялся, и Джонни решил, что еще покажет ему. К концу недели он уже будет описывать круги вокруг Тимми: хочешь передом, хочешь задом. – Иди-ка сюда и посиди у костра, – предложил Чак. – Ты здорово ушибся! Джонни послушно дошел до горящих покрышек, но от едкого запаха плавящейся резины его затошнило. Потом разболелась голова, и он с любопытством ощупал шишку над левым глазом. Ему показалось, что она выпирает, как рог. – Ты помнишь, как тебя зовут, и вообще? – поинтересовался Билл. – Конечно. Я все помню. Со мной все в порядке. – Кто твои мама и папа? – Эрб и Вера. Фамилия Смит. Билл и Чак, переглянувшись, пожали плечами. – Думаю, с ним все в порядке, – заметил Чак и уже в третий раз добавил: – Он здорово приложился, верно? Поразительно! – Дети… – Билл любовно посмотрел на своих восьмилетних дочурок-близняшек, которые катались, взявшись за руки, и снова перевел взгляд на Джонни. – От такого удара взрослый вряд ли очухался бы. – Если, конечно, у него голова не пустая! – заметил Чак, и они рассмеялись. Бутылка виски снова пошла по кругу. Через десять минут Джонни уже снова катался, головная боль утихла, а шишка на лбу выпирала, как бугорок. Вернувшись домой преисполненным гордости от того, что умеет кататься задом наперед, он напрочь забыл о злосчастном падении и потере сознания. – Боже милостивый! – воскликнула Вера Смит, увидав сына. – Что случилось? – Упал, – объяснил мальчик, с жадностью уплетая томатный суп. – С тобой все в порядке, Джон? – участливо спросила она, осторожно трогая шишку. – Конечно, мам. Это было правдой, если не считать того, что и месяц спустя после этого Джонни время от времени снились кошмары… Да еще на него вдруг наваливались в необычное время неожиданные приступы сонливости. Но и кошмары по ночам, и приступы сонливости вскоре прошли. С ним было все в порядке. Как-то утром в середине февраля, обнаружив, что сел аккумулятор его старенького «де сото», Чак Спайер решил подзарядить его от грузовичка. Когда он подсоединял провод ко второй клемме аккумулятора, тот взорвался прямо перед ним, брызнув осколками и едкой кислотой в лицо. Чак потерял глаз. Вера сказала, что Господь был милостив, сохранив ему второй. Джонни очень переживал и через неделю после несчастного случая отправился с отцом навестить Чака в больнице Льюистона. Он был потрясен, увидев Большого Чака на больничной койке потерянным и жалким, и в ту ночь ему приснилось, что он сам оказался в больнице вместо Чака. Впоследствии у Джонни иногда появлялись предчувствия. Например, он знал, какую песню поставит диджей на радио, но никогда не связывал это с тем злополучным ударом головой об лед. Со временем Джонни совсем забыл о том происшествии. Предчувствия бывали довольно редко и никогда не удивляли его. Удивлять они стали после той ярмарки и случая с маской. Накануне второго несчастного случая. Позже он часто размышлял об этом. На «Колесе фортуны» Джонни выиграл перед вторым несчастным случаем. Это было как напоминание из прошлого. 2 Летом 1955 года по Небраске и Айове колесил коммивояжер. Под лучами палящего солнца он сидел за рулем «меркьюри» пятьдесят третьего года, намотавшего уже больше семидесяти тысяч миль и явно нуждавшегося в регулировке клапанов. Коммивояжер был крупным парнем, типичным выходцем со Среднего Запада. Летом 1955 года Грегу Стилсону только исполнилось двадцать два, а он уже успел прогореть на малярном бизнесе в Омахе, лопнувшем четыре месяца назад. Багажник и заднее сиденье автомобиля были заставлены картонными коробками с книгами. В основном Библиями. Самых разных форматов и размеров. Лучше всего расходилась «Библия Американского праведного пути», по доллару шестьдесят девять центов, с шестнадцатью иллюстрированными цветными вкладками и переплетом на авиационном клее, который гарантировал, что страницы не рассыплются по меньшей мере десять месяцев. Затем – для тех, кто победнее, – тоже карманного формата «Новый Завет Американского праведного пути», за шестьдесят пять центов и без цветных вставок, но зато со словами «Господь наш Иисус», напечатанными красным. Состоятельной публике предлагалось подарочное издание «Библии Американского праведного пути» по девятнадцать долларов девяносто пять центов в белом, под кожу, переплете, со специально оформленным местом для нанесения золотой краской имени владельца. Книгу украшали двадцать четыре цветных иллюстрации и вклеенные в середину чистые листы для записей дат рождений, свадеб и похорон. На подарочное «Слово Божие» распространялась гарантия в два года. В отдельной коробке хранились дешевые брошюры карманного формата, озаглавленные «Праведный путь в Америке: еврейско-коммунистический заговор против Соединенных Штатов». На этих брошюрах, напечатанных на дешевой газетной бумаге, Грег зарабатывал больше, чем на всех Библиях, вместе взятых. В них рассказывалось, как Ротшильды, Рузвельты и Гринблатты прибирали к рукам американскую экономику и правительство. Графики наглядно показывали, что евреи напрямую связаны с осью коммунизма/марксизма/ ленинизма/троцкизма, а через нее с самим Антихристом. В Вашингтоне еще помнили дни маккартизма, звезда Джо Маккарти на Среднем Западе пока не закатилась, а Маргарет Чейс Смит[2] от штата Мэн называли не иначе как «стервой» за предложенную ею Декларацию совести. Сельская клиентура Грега очень болезненно реагировала не только на идеи коммунизма, но и на то, чтобы миром управляли евреи. Грег свернул на пыльную дорогу к ферме в двадцати милях от Эймса, штат Айова. На вид дом казался пустым: шторы задернуты, двери в коровник заперты; но, чтобы узнать наверняка, нужно проверить самому. Этот девиз неплохо послужил Грегу Стилсону за те два года, что они с матерью прожили в Омахе, когда уехали из Оклахомы. Из малярного бизнеса не вышло ничего путного, но он сослужил свою службу, на какое-то время избавив Грега от необходимости то и дело поминать Иисуса, да простится ему это маленькое святотатство. И вот теперь он снова был при деле, но уже не как проповедник или борец за духовное возрождение, и испытывал настоящее облегчение при мысли, что чудотворный бизнес остался в прошлом.