Часть 38 из 47 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Решение за тобой. Я просто не хотела, чтобы между нами были тайны.
— Прости, что накинулась на тебя, Бекки. Но для меня этот вопрос закрыт раз и навсегда. — Тетушка ничего не ответила. — Давай поговорим о чем-нибудь другом. Когда мой дорогой родитель приедет к тебе в следующий раз, просто передай ему, что я не хочу его видеть. Мне нечего добавить.
На мгновение атмосфера изменилась, но потом тетушка Бекки притянула Лену к себе и обняла.
— Я прекрасно тебя понимаю, дорогая. В конце концов, твоя мать была моей сестрой.
Лена поцеловала ее в щеку.
— Я знаю, тетушка. Знаю.
— Конечно, я не собираюсь ни на чем настаивать. Я вообще стараюсь не вмешиваться. Но когда он стоял передо мной… Давай просто забудем об этом разговоре. У меня кроме тебя никого нет, и я не хочу тебя терять.
— Ты и не потеряешь. Мы будем держаться вместе.
У тетушки Бекки заслезились глаза, она полезла в сумочку, вытащила сначала носовой платок, а потом какой-то контейнер.
— Ой, чуть не забыла…
Лена во все глаза уставилась на контейнер. Он предназначался для таблеток, которые были разложены внутри по дням недели.
— Что такое, девочка моя? Ты же знаешь, что из-за проблем с желудком мне каждое утро приходится принимать таблетки. Доктор говорит, они совершенно безвредные.
Лена задумчиво кивнула. Она заметила контейнер-таблетницу еще тогда, когда впервые пришла навестить тетушку… и вдруг Лена поняла: это именно тот кусочек головоломки, который она так давно искала!
Она вскочила на ноги.
— Тетушка, я вспомнила кое-что очень важное! Прости, но мне надо бежать!
С этими словами Лена вытащила из бумажника купюру и положила ее на стол перед изумленной тетушкой.
— Заплатишь за меня? И посиди еще немного, позавтракай нормально.
— Что случилось, дорогая моя?
— Завтра расскажу.
Лена расцеловала тетушку Бекки в обе щеки и выбежала из кафе.
По дороге в приют позвонил Йохан. Поздоровался и, пропустив, любезности, сразу перешел к делу:
— Я поговорил с тремя нашими коллегами, один из которых уже вышел в отставку. Подробный отчет пришлю днем, но, думаю, вам стоит услышать и краткую версию. — От волнения Йохан снова перешел на «вы». — В отношении детского дома проводилось расследование. Руководителей подозревали в сексуальном насилии над детьми. Отставной коллега, с которым я вчера встречался, выложил все как на духу. Полиция получила анонимную наводку — это случилось примерно в то же время, когда в приюте появился Флориан Мюллер. Было проведено расследование. Наши действовали крайне осторожно, но быстро зашли в тупик: у руководства приюта были влиятельные покровители. Тогда наш отставной коллега провел собственное расследование и подружился с мальчиком из приюта. Мальчик, похоже, насилию не подвергался, но с его помощью удалось узнать подробности, которые вписывались в общую картину и подтверждали подозрения. Но не успел наш коллега собрать достаточно доказательств, как пострадавших детей распределили по другим приютам. Коллега уверен, что одним из этих детей был Флориан Мюллер. Коллега передал результаты расследования своему начальнику, но тот по-тихому отправил дело в архив, а ему приказал молчать, угрожая обвинить в превышении полномочий. Коллега сдался, но — вы не поверите! — отдал мне все оставшиеся у него материалы по делу. Наш покойник был главным фигурантом.
— Отличная работа, друг мой. Серьезно.
— Спасибо. Но это еще не все. Сегодня утром я побывал в полицейском управлении, просмотрел старые отчеты. Угадайте, кто был прокурором, который вел это дело?
— Любберс?
— В точку. Странное совпадение, правда? Я поговорил с другими полицейскими, но ничего существенного те не сказали. Сами знаете, как это бывает. Никто не хочет подставляться, а распространять слухи — так тем более. Впрочем, думаю, этого пока достаточно, чтобы задать Изабель Мюллер несколько вопросов.
Лена согласилась и поделилась своими подозрениями по поводу таблетницы.
— И как мы раньше до этого не додумались?! — удивился Йохан.
— Это лишь предположение, его еще нужно проверить. Я еду в детский дом. Когда ты вернешься?
— Если ничего не случится, то я сяду на паром, который прибывает в два часа дня.
— Возьми свою машину. Я напишу тебе, где буду.
Пора действовать.
Меня связывает обещание.
Я не позволю, чтобы это сошло им с рук.
Не позволю им уйти безнаказанными.
Пришло время действовать.
Меня связывает обещание.
Глава двадцатая
Из коридора навстречу Лене вышла Сабина Болен.
— Опять вы… — пробормотала она и повела Лену в кабинет.
— И вам доброе утро, — сказала Лена. — Когда мы с вами впервые разговаривали, вы показали нам лекарства своего мужа. Господин Болен пользовался таблетницей?
— Да, а что?
— Это важно для расследования. С каких пор?
— Давно уже. Прежде Хайн частенько забывал принять лекарства, из-за чего ему становилось плохо. Поэтому я и решила купить таблетницу.
— Он сам клал туда таблетки?
— Нет, этим занималась я.
— Вы вынимали таблетки из блистера?
— Конечно, иначе они бы не влезли.
— Можно взглянуть на таблетницу?
Сабина кивнула, встала и хотела было открыть дверцу шкафчика, но Лена ее оставила.
— Минутку, пожалуйста, — сказала она, натянула на руки тонкие белые перчатки, подошла к Сабине и открыла шкафчик сама. Наполовину полная таблетница лежала поверх кипы бумаг. Лена положила ее в пакетик и застегнула его.
— Что происходит?
— Я изымаю у вас таблетницу, поскольку подозреваю, что кто-то на протяжении долгого времени заменял таблетки вашего мужа на другие.
— И кто же, скажите на милость? — дрогнувшим голосом спросила Сабина.
— Именно это я и пытаюсь выяснить. Вы прикасались к таблетнице после смерти вашего мужа?
— Нет, с чего бы? Вы подозреваете меня в том, что я давала Хайну не те таблетки?
Лена махнула рукой:
— Давайте присядем.
Не удостоив Лену взглядом, Сабина вернулась за столик.
Лена села напротив и спросила:
— Кто может войти в кабинет?
— Дверь запирается только на ночь. Теоретически днем в кабинет может войти кто угодно, но остальным работницам здесь делать нечего, а уж детям — так и подавно. — Сабина ненадолго умолкла. — Вы пытаетесь меня подставить?! Это уже ни в какие ворота не лезет!
— Никто не пытается вас подставить. Госпожа Мюллер дома?
— Нет.
— А где?