Нина, обессилев, опустилась на подушку. Конечно, Юре никто не позвонил. Как она себе это представляла? «Здравствуйте, мы похитили вашу жену, она пока без сознания, мы вернем ее вам через несколько дней»? Но глядя на недоумевающее лицо Ратманского, она отчетливо поняла кое-что еще. О ее семье никто и не задумался. Ее мужа и детей не существовало даже на периферии размышлений Ратманского и его помощника. – Дайте мне телефон! – Она попыталась повысить голос. – Они же там с ума сходят… – Телефон тебе принесут, – сказал Ратманский. – У меня только один совет: не звони прямо сейчас. Сначала отдохни. – Почему? – враждебно глядя на него, спросила Нина. – Тебе нельзя волноваться. Врач сказал: полное спокойствие в течение хотя бы двух дней. Я и так нарушил его запрет, но скрывать, что с тобой произошло и по чьей вине, мне показалось безнравственным… – А что мой муж сходит с ума два дня – это нравственно? – Сначала поспи, – повторил Ратманский. – Телефон принесут через минуту, он останется у тебя. Ты можешь звонить кому хочешь. Он вышел, и Нина осталась одна. Врач исчезла в начале их разговора. Вскоре в палату скользнула девушка с косой и осторожно положила сотовый на стул рядом с кроватью. Это был чужой телефон. О судьбе своего Нина даже не спрашивала. Конечно, она должна была позвонить сразу. Но в палате было так тихо… Просто полежать в тишине, поспать без того, чтобы на ухо кричали, тормошили ее, требовали поесть, попить или отобрать игрушку у брата… Нина не заметила, как уснула. Проснувшись, она первым делом посмотрела на стул. Телефон был на месте. Ей принесли сладкий чай и тарталетки с паштетом, после которых Нина почувствовала, что наконец-то проголодалась всерьез. – Я бы советовала вам сначала прогуляться, – сказала Анна. Нина спустила босые ноги на пол, встала, но пошатнулась. – Мы это предвидели. – Голос Анны звучал почти весело. – Не переживайте, это временно. Нину посадили в инвалидное кресло, и та же молчаливая девушка с черной косой неторопливо выкатила ее из комнаты. Она везла кресло по длинным широким коридорам, обитым деревянными панелями, над которыми висели картины – пейзажи, натюрморты. Нина крутила головой, чувствуя себя ребенком в сказочном замке. На лифте они спустились на первый этаж, никого не встретив по дороге. В конце очередного коридора стеклянные двери раздвинулись, и Нина ахнула. Это была оранжерея. Вот о чем говорил Ратманский, приглашая ее прогуляться по саду! Вокруг цвели апельсиновые деревья, воздух был напоен их прозрачным сладким ароматом. Нину привезли к небольшому бассейну, выложенному мозаикой с золотыми рыбками. Настоящие рыбки лениво плавали над своими мозаичными собратьями, распуская янтарные хвосты. – Оставить вас одну? – Девушка впервые заговорила с ней. – Да, пожалуйста… – Вот здесь кнопка. Как только я понадоблюсь, просто нажмите. Она улыбнулась и ушла. Где-то журчал невидимый фонтан. Нину окутало смолистым запахом, как в сосновом лесу или среди можжевельника, нагретого солнцем. Она огляделась и заметила кусты рододендрона, а за ними стелющийся по земле вереск. Ее охватило безмятежное спокойствие. Полгода назад она заикнулась было о том, что хотела бы съездить в отпуск одна. Юра не разговаривал с ней после этого целую неделю. Он никогда не повышал на нее голос: просто замолкал. На его языке это называлось «включить воспитательный игнор». Нина, для которой это наказание было мучительнее любого другого, один раз дошла до того, что в отчаянии пожаловалась его матери. «А ты его не доводи, он и не будет так себя вести, – ответила Тамара. – Со мной ни разу не молчал». Если бы Нине удалось уехать, как мечтала, она именно так и провела бы свой отпуск. Сидела бы у воды. Ни о чем бы не думала. Из кустов выпорхнул ярко-красный попугай с желто-синими крыльями и опустился на бортик бассейна. – Ой! – Нина восхищенно уставилась на него. – Здравствуй! Попугай что-то приветственно прохрипел и улетел. Нина проводила его взглядом. Телефон лежит в кармашке ее кресла. Можно позвонить прямо сейчас. Стоит ей набрать номер Юры, и все закончится. Ее выдернут из тишины и сунут на привычное место. Приготовить завтрак, собрать детей, отвести детей, весь день бегать по судам, забрать детей, уложить детей… Интересно, как Юра справлялся с мальчишками эти два дня? Конечно, мама помогала. Если бы можно было позвонить и вернуться завтра утром! Только один день провести среди деревьев, в тепле и тишине… Нина задремала в кресле под журчание невидимого фонтана. А когда очнулась, неподалеку от нее на скамье сидел Ратманский. – Я так и думал, что тебе здесь понравится. – Здесь чудесно, – искренне сказала Нина. – Чем вы занимаетесь… э-э-э… Константин Михайлович? Ратманский усмехнулся и, точно воспроизведя интонации Аль Пачино из «Адвоката дьявола», произнес: – Зови меня папой. Нина ахнула от неожиданности и расхохоталась. Шутка была на грани фола, но сыграна талантливо. Ратманский улыбнулся, радуясь, что она оценила цитату. – Люблю этот фильм, – признался он. – «Смотри – но не смей трогать! Трогай – но не пробуй на вкус!» – «Умей из всего извлечь пользу, а потом забыть», – отозвалась Нина. – «А как же любовь?» – спросил Ратманский. – «Ее слишком переоценили. Биохимически это как съесть большое количество шоколада». – «Старт был неплох. Но ни у кого не получалось выигрывать всю жизнь». Нина открыла рот, но осеклась. – Прозвучало слишком лично? – усмехнулся Ратманский. – Поверь, я этого не планировал. Хочешь, пообедаем здесь? Он кому-то позвонил, и, как по мановению волшебной палочки, возник стол с закусками. «Настенька в гостях у чудовища», – подумала Нина. Ратманский оказался прекрасным собеседником. Нине нравился его суховатый желчный юмор и полное отсутствие жалости к себе. Он был тяжело болен, однако шнуровал домашние туфли, застегивал пуговицы на своей отглаженной сорочке, надевал пиджак… Облекал себя в доспехи, позволяющие сохранять достоинство. Тема донорства ни разу не всплыла в их беседе. Он всего лишь развлекал ее, как хороший хозяин развлекает гостя. После обеда, спросив у Нины разрешения, Ратманский вытащил из кармана сигару и с видимым наслаждением закурил. – У вас замечательный дом, – сказала Нина, умолчав о том, что видела только коридоры и лифт. – Между прочим, он построен на месте усадьбы, где обитал призрак старой дамы. Мне рассказывали о ней люди, которым я склонен доверять. Она появлялась среди руин и просила принести ей фиалок. Но в новое жилище эта дама переезжать не пожелала. – Может быть, она просто стесняется вам показаться? А потом со свойственной старухам болтливостью как начнет выкладывать свои секреты, накопленные за долгую жизнь, – и не отвяжетесь… – Ты знаешь, Нина, Анатолий Александров, президент Академии наук СССР, рассказывал: «В тысяча девятьсот шестнадцатом году мои сестры увлеклись спиритизмом. В смутное время всегда возникают такие увлечения. Мой отец, обращаясь к ним, сказал: «Я еще могу поверить, что вы можете вызвать дух Льва Толстого или Антона Чехова. Но чтобы они с вами, дурами, по два часа разговаривали – я в это никогда не поверю!» Нина засмеялась и встала, с радостью ощутив, что голова больше не кружится. – Пойдемте, Константин Михайлович. Расскажете мне, как нужно подготовиться к сдаче костного мозга. – Я собиралась позвонить домой на следующее утро. Переночевать у Ратманского, а потом вернуться. – Нина обвела взглядом молчащих сыщиков. – Но кое-чего я не учла. Юра обязательно спросил бы, почему я не позвонила раньше. Где я была? Два дня лежала без сознания – а третий день? Прохлаждалась под сенью апельсиновых деревьев? Я не смогла бы этого объяснить. И осталась еще на один день. Потом еще на один. И чем дальше, тем невозможнее становилось набрать Юрин номер и рассказать, что произошло. Я хотела! – с силой сказала Нина. – Но стоило представить, что ждет меня по возвращении… Даже через две недели я говорила себе, что вот-вот соберусь с духом и позвоню. Но к этому времени у меня уже не осталось никаких оправданий. Мой муж бросил бы меня, как только я призналась бы, что неделю провела со своим отцом, а не лежала в отключке… – А дети? – недоверчиво спросил Бабкин. – Черт с ним, с мужем! Но у вас же двое детей! Нина помедлила, задумчиво глядя на него. – Понимаете, – сказала она наконец, – я по ним совсем не скучала. Когда мы жили вместе, я заботилась о них. Читала им. Делала все, что положено хорошей матери. Но четыре года подряд я ни на один день не могла от них отойти! В конце концов мне хотелось только открутить время на семь лет назад, когда мой муж первый раз заговорил о том, что семья без детей – неполноценная и что я должна что-нибудь предпринять, чтобы у нас появился ребенок. Открутить назад и сказать ему, что я лучше буду жить одна с десятью кошками, чем пройду через три ЭКО. Нина перевела дух. – Значит, вы сбежали от своих детей, – протянул Бабкин, подумав, что десять лет назад Макар почти угадал. – Я сбежала от своей жизни, – поправила Нина. Ратманская поначалу вызвала у Сергея симпатию уже тем, что не походила на своих предполагаемых предшественниц – тех женщин, что требовали от Илюшина раздобыть доказательства измены. Но теперь он не ощущал ничего, кроме брезгливости. Кашемировая моль бросила детей. Променяла семью на богатую жизнь в доме олигархического папаши. Зато Илюшин прямо-таки светился неподдельным любопытством. – И вы остались с отцом? – спросил он. – Я к нему ужасно привязалась. – Ее лицо осветилось застенчивой улыбкой. Бабкин невольно отметил, что при упоминании детей она не улыбнулась ни разу. – С ним интересно каждую минуту. У меня появился кто-то родной. Кто-то, кто обо мне заботился. Смеялся над моими шутками. Слушал мои рассказы про случаи из практики. Впервые после смерти мамы… Я не думала, что такое возможно. – И, конечно, деньги, – понимающе кивнул Макар. – Разумеется. Столько денег, что они превратились в свободу, – просто сказала она. – А зачем вы сделали пластическую операцию? – Несколько операций, – уточнила Нина. – Понимаете, я не хотела… – Она замялась. – Я не хотела себя прежнюю. Я мечтала стереть Нину Забелину ластиком и нарисовать на ее месте другого человека. У отца огромные возможности. Он выправил мне новые документы, и я стала Ниной Ратманской. Поменяла цвет волос. Похудела. Все это изменило меня до неузнаваемости. – Почему вы хотели себя стереть? – не выдержал Сергей, игнорируя знаки, которые подавал Илюшин. Ратманская взглянула ему в глаза.