И вот мы оказываемся на лесной поляне. А ниже в долине, скорее напоминающей небольшую низину, как на ладони, видим цель нашего путешествия. Над всеми прочими постройками восточной части городка, подобно великану, возвышается кирпичная церковь. Ее венчает изящный крест, блестящий в лучах заходящего солнца, а вокруг рядами стоят полуразрушенные и сгнившие дома. Между ними медно-красной лентой извивается река, впадая в виднеющееся вдалеке маленькое лесное озеро, давшее название этому месту[1]. Когда-то, пожалуй, оно выглядело серебристым пятном на фоне окружающей растительности; сейчас же более напоминает черную грязную лужу, несмотря на свой блеск. Не раздумывая, я отстегиваю ремень безопасности, открываю дверь, прыгаю вниз на мягкий весенний перегной и окидываю взглядом город. Вокруг царит тишина, нарушаемая лишь рокотом моторов и тихим шумом ветра в кронах деревьев. Слышу, как Туне выбирается из машины со своей стороны. Она ничего не говорит, даже не закрывает за собой дверь. Я же раскачиваюсь на месте и, как заклинание, повторяю лишь одно слово: – Сильверщерн. Сейчас Я никогда не видела Сильверщерн собственными глазами. Мое представление о нем строилось на рассказах бабушки. Я много сидела за компьютером и рьяно «гуглила» его, пытаясь найти хоть какие-то описания в Интернете, но практически впустую. Услышав, как заработала камера, поворачиваюсь. Туне подняла ее к глазам, закрыв себе половину лица. Собственно, было бы хорошо, если б она снимала наш въезд в город. Это может стать сильным началом, способным привлечь внимание, что просто необходимо, когда надо найти деньги. Сколько бы мы ни выкладывали фотографий в «Инстаграм» и как бы ни пытались заманить в свои сети народ через сайт «Кликстартер», в любом случае нам все равно нужен грант, чтобы сделать фильм в том виде, как я его себе представляю. Без помощи государства у нас нет ни единого шанса. Впрочем, я не сомневаюсь, что в конце концов мы получим нужные средства. Ведь кто сможет отказать в таком деле? Заброшенные постройки, утопая в свете опускающегося за горизонт солнца, приобретают оранжевые и красные оттенки. Кое-где они на удивление хорошо сохранились, вопреки всему. Их ведь строили иначе, чем это делается сегодня. Но даже отсюда, сверху, видно, какой урон им нанесло время. Некоторые из домов полностью развалились, и природа явно начала всерьез отвоевывать их территорию себе. Уже трудно различить границу между лесом и поселением. Улицы сильно заросли, а уходящие от станции в лес ржавые рельсы напоминают кровеносные сосуды, местами выступающие из-под кожи. Представшее перед нами зрелище красиво – и одновременно производит тяжелое впечатление. Сродни увядшей розе, которая вот-вот потеряет свои лепестки. Щелчки камеры прекратились. Я снова смотрю на Туне и вижу, что она перестала снимать. Ее лицо залито золотистым цветом. Небо над нами начало темнеть; я вижу, как его заливает лиловая краска. Ночь принимает эстафету у дня. Если мы хотим успеть разбить лагерь, пока она полностью не вступила в свои права, нам надо спешить. – Как твои успехи? – спрашиваю Туне. – Для такого вида хорошо подошла бы камера «Айфона», – говорит она, обходит машину и, становясь рядом со мной, выводит снимки на маленький прямоугольный экран. Мы договорились, что Туне будет отвечать за фотографирование. В отличие от меня, Эмми и Роберта, ей никогда не приходилось непосредственно участвовать в съемках фильма – она копирайтер по профессии; но в качестве хобби занималась фотографией в течение многих лет, и ее снимки лучше того, что я смогла бы сделать той же самой камерой. К тому же это было самым простым способом убедить ее поехать с нами. Туне долго сопротивлялась, утверждая, что нет никакой необходимости в ее участии в нашей поездке. В ней она считала себя бесполезной. Все мои аргументы о ее важности для проекта в качестве сопродюсера не действовали. Только когда я завела речь о том, что нам понадобится фотограф, она сдалась. На самом деле Туне играет для нас большую роль. И вовсе не в данном амплуа. Она – часть всей этой истории, совершенно независимо от ее желания на сей счет. Мне остается лишь надеяться, что со временем она поймет это. Я изучаю город в миниатюре на экране камеры, а потом – его силуэты, находящиеся передо мной. Благодаря своим чистым цветам и четким линиям он напоминает картину. – Это… нереально, – говорю я. Мой голос, кажется, разносится над всем Сильверщерном, стелется над атакующей его растительностью, проникает в каждый уголок и щель. Потом снова наступает тишина. Даже радиосигналы сюда не проникают. Это вроде имеет отношение к залежам железной руды, находящимся здесь, и магнитным полям, но никто не знает наверняка. В любом случае данный феномен никак не вредит таинственности, окружающей это место. – Как ощущения? – спрашиваю я Туне, с трудом отрывая взгляд от построек, расположенных ниже нас. Она втягивает носом холодный свежий воздух и поджимает губы, прежде чем поднимает на меня глаза. – Не знаю, – отвечает, потом криво улыбается. – Я ведь уже говорила. Я не верила, что смогу когда-нибудь приехать сюда, что все зайдет так далеко. Я еще толком не осознала, что мы здесь. – Но мы здесь, – говорю я, как для нее, так и для себя самой. Теперь Туне наконец улыбается по-настоящему, обнажая белые зубы, – и тем самым разрушает напряжение, возникшее между нами с тех пор, как я проснулась в машине. – Да, – говорит она. – Само собой, мы здесь. Поскольку ты – чертов бульдозер, Алис. Я начинаю смеяться – неистово, эйфорически. Пусть даже меня трясет от холода (следовало надеть куртку, прежде чем я вылезла из машины), мы же все равно сейчас здесь. А значит, действовали правильно, не напрасно сидели чуть ли не ночи напролет, строя наши планы; и не зря я отказывалась от массы важных дел и занималась всякой чертовщиной ради нашей цели. Ведь мы в Сильверщерне. И сделаем наш фильм. «Город» станет реальностью. Проект, начинавшийся с моей детской фантазии, уже начал осуществляться. По идее, я должна была услышать, как открываются двери другой машины, но эти звуки растворились в моем смехе. И то, что мы с Туне уже не одни на склоне, стало для меня сюрпризом. – Черт, какое место, – слышу я голос Эмми и резко прекращаю смеяться. Вздрагиваю и смотрю на остальных. Эмми стоит с водительской стороны нашего автофургона, прислонившись к нему, так что ее белая футболка как бы растворяется в его краске. Ее прокрашенные хной волосы уложены в конский хвост; джинсы, пожалуй, великоваты. Они, возможно, принадлежат нашему оператору. Я так толком и не поняла, какие отношения связывают их – помимо того что когда-то они работали вместе. Если верить Эмми, он отправился с нами чуть ли не по доброте душевной, поскольку обычно берет за свои услуги чуть ли не в три раза больше, чем мы сможем заплатить ему за эти пять дней. Оператор Роберт (вроде так его зовут – он представлялся и при первой встрече, и вчера, когда мы впервые собрались всей командой, но у меня плохая память на имена) стоит сразу за ней. Он высок и широкоплеч, и был бы даже красив, если б не морковно-красные волосы, а также множество золотистых веснушек, украшающих помимо лица шею и, вероятно, тело; все это в комбинации с невидимыми бровями и карими глазами делает его слишком похожим на белку. Он тоже молчалив. По-моему, я слышала от него не более четырех предложений за все время нашего знакомства, включая тот, первый раз и наше вчерашнее общение. – Какой у нас план? – спрашивает Эмми, глядя на меня в упор. Я откашливаюсь и говорю: – Разобьем лагерь внизу, на центральной площади. Она станет хорошей отправной точкой, поскольку находится в центре города. Нам надо спуститься туда. Это на другой стороне реки, но, по имеющимся у нас сведениям, мосты еще достаточно крепкие и смогут выдержать наши машины. – Откуда такая информация? – спрашивает Эмми, удивленно приподнимая брови. – Мне кажется, этого нет ни на каких картах. Слышу, как вдалеке открывается дверь машины. Максу явно интересно, почему мы стоим. – Из отчета, – отвечаю я, пытаясь подавить раздражение, волной нахлынувшее на меня. «Ты же знала, на что обрекаешь себя, когда просила ее стать частью команды», – напоминаю я себе. – Из отчета, составленного горнодобывающей компанией в конце девяностых. Они побывали здесь и обследовали эту территорию, – объясняю я. – Его копия находится среди полученных нами бумаг. – И ты действительно считаешь эту информацию по-прежнему актуальной? – спрашивает Эмми. – Я имею в виду, ей же уже двадцать лет. То, что мосты были безопасны для машин тогда, вовсе не означает, что они остаются такими и сейчас. – Мы съедем вниз и проверим, – отвечаю я коротко. – И если они будут выглядеть как-то не так, просто изменим наши планы. Вижу, как к нам, обходя автофургон, приближается Макс. – Что происходит? – спрашивает он. – Ничего, – говорю я. Эмми бросает взгляд через плечо. Она, похоже, откровенно невзлюбила его с того момента, как он появился в наших рядах. Макс щурится, смотря в сторону солнца; белокурые волосы свешиваются ему на лоб, уголок воротника рубашки задрался к горлу. Я знакома с ним с тех пор, когда он еще имел привычку ходить в заношенных футболках с названиями рок-групп, которые никто, кроме него самого, не знал. И пусть сегодня Макс достаточно богат, чтобы отправиться с нами в дорогу в качестве спонсора проекта, и носит рубашки, стоящие больше всего моего гардероба, у него по-прежнему такой вид, словно он чувствовал бы себя комфортно и в том старом прикиде. Туне смотрит на небо и замечает: – Нам надо спешить. И тогда я тоже понимаю, что уже начало темнеть. – Сейчас мы будем спускаться по склону, – сообщаю Максу, как раз успевшему подойти к нам, а потом обращаюсь к другим: – Просто следуйте за нами. К счастью, Эмми лишь молча кивает, а потом спрашивает своего напарника: – Роберт, хочешь сесть за руль? Макс поднимает большой палец, глядя на меня, и тоже возвращается к своей машине. Я запрыгиваю на водительское сиденье и слышу, как Эмми кричит мне: – Только езжай осторожно, чтобы не повредить оборудование! – Не ты же за него платила, – бормочу я и резко захлопываю за собой дверь. Сейчас На склоне не видно и намека на остатки дороги или тропинку, ведущую вниз. Где-то некогда явно находилась какая-то грунтовка, но, как я ни искала по картам, мне не удалось ее найти. Большинство поставок в город и из него обычно осуществлялось поездом. Кусаю себя за щеку – и медленно начинаю спуск. Заслышав, как у меня за спиной в грузовом отсеке что-то начинает двигаться вперед, крепче сжимаю руль. Туне оглядывается через плечо, пусть сквозь железную стенку ничего не увидишь, потом снова поворачивается вперед и спрашивает меня: – Ты уверена, что сможешь работать с ней? Скорее всего, она задает этот вопрос без всякой задней мысли, но я все равно принимаю его как критику в свой адрес. Ничего не поделаешь, Туне порой не хватает такта.