На полигоне застрекотало – тонко, с каким-то повизгиванием. Звук был очень странный, даже сравнить не с чем. Потом кто-то пронзительно, с болью и яростью, вскрикнул. Стража опять никак не отреагировала. – Я попрошу Гнездо дать мне информацию, – предложил я. – Не Гнездо, – поправила стража. – Гнезда на Земле. Здесь мы говорим «Школа». И вряд ли Школа даст информацию. Я пожал плечами. Даст… куда денется. Гнездо, Школа – суть одна, нейронная сеть с отпечатком сознания всех здешних Измененных. – Информация без опыта бесполезна, – наставительно сказала Ана. – Хорошо. Начнем с нашего оружия. Из купола вышла еще одна стража. Видимо, Ана как-то ее позвала, может быть, через Гнездо… простите – через Школу. – Останься за меня, – велела Ана. – Я работаю с Максом персонально. Она двинулась к первому столу. Я – за ней. Ана одним движением сгребла десяток стволов – и пошла в темноту, к невысокому снежному брустверу. * * * Через два часа, когда наступил рассвет, мы с Аной заканчивали знакомство с оружием Измененных. Я лежал на снегу, глядя в кружок прицела. Оружие походило на маленький отбойный молоток – сужающийся цилиндр с двумя короткими ручками по бокам и рифленой накладкой на стволе. На обеих ручках были тугие скобы. Пальцы мерзли – ночью похолодало. – Пошел! – скомандовала Ана. Метрах в двадцати передо мной снег будто взорвался – из него выметнулась вверх темная фигура в развевающихся клочковатых одеждах, похожая не то на привидение, не то на дементора из сказки. Под обрывками одежды угадывалась поблескивающая темная чешуя. Я нажал левую скобу – рукоять отреагировала легким толчком, ствол повело в сторону, за мечущейся скачками фигурой. Потом правую – оружие будто стало на миг тяжелее, даже просело в снег. Фигуру разорвало в клочки. – Рипер работает лишь против визуально видимой живой органики, – сказала Ана. – Это ограничение. Даже плотная одежда защищает от импульса. – Тогда против кого он нужен? – спросил я. Ана нагнулась, забрала рипер, положила передо мной длинноствольный пистолет. – Против существ, которые не носят одежду. – Зверей? – И зверей тоже. Бери. Это секадор. Я помедлил. С названиями всех этих причудливых стволов я уже разобрался. Все они шли от земных языков. Те, что были названы англичанами или испанцами, я понимал. – Тоже против органики? – Металл не пробьет. Камни и дерево не помеха. Пошел! Следующая цель возникла дальше и гораздо правее. Это был гуманоид – тонконогий, длиннорукий, с приплюснутой головой, в грязно-зеленом халате, болтающемся над коленями. В одной руке он держал короткое копье с широким, сверкающим, будто стеклянный, наконечником, в другой – овальный металлический щит. Гуманоид не пытался прятаться или убегать, он побежал прямо на меня. Я выстрелил. Пистолет выпустил яркий оранжевый луч – гуманоид присел, прикрываясь щитом. Впрочем, я и так промахнулся. Гуманоид вскочил и вновь устремился в атаку. Я тоже вскочил, лежать на снегу было глупо. Выстрелил дважды. Оба раза попал. Оба раза в щит. Черт, не может же враг быть быстрее луча! – Хмоли отслеживают направление ствола и движение твоего пальца на спуске, – наставительно сказала стража. – Очень хорошее зрение и быстрая реакция. Гуманоид был уже в десяти шагах. Я видел его лицо – мелкие оскаленные зубы в широком, чуть приоткрытом рту, неотрывно следящие за мной выпученные глаза, вынесенные к самым ушам. Что-то в нем было от лягушки… Я выстрелил еще раз – и хмоли опять отразил луч щитом. А потом метнул копье. Очень сильно, целясь мне в шею. Я прыгнул вверх, чувствуя, как тело сводит судорогой Изменения. Краем глаза я увидел руку Аны, пытавшейся отбросить меня из-под удара, но меня уже там не было. Копье летело страже прямо в плечо. Не рассуждая и не примеряясь, я ударил ногой по копью, сбивая его, закручивая и подбрасывая вверх. Поймал в воздухе – и, падая, ударил хмоли сверху. Копье пробило ему грудь и пригвоздило к снегу. Я приземлился рядом, пнул гуманоида по щиту, которым тот пытался прикрыться. Хмоли смотрел на меня, все так же беззвучно скалясь. На губах пузырилась темная красная кровь. Я чувствовал едкий густой запах – запах пота и крови, запах смерти. – Черт! – завопил я. – Он что, не иллюзия? – Это конструкт, – ответила Ана. – Добей его, не будь излишне жестоким. Сочувствия в ее голосе, впрочем, не было. – Он живой! – выкрикнул я. – Он умирает. Конструкт существует не более пяти минут, но он испытывает боль и осознает себя. Ты хочешь подарить ему четыре минуты мучений? Хмоли смотрел на меня, продолжая сжимать в руке щит. Потом откинул руку, перестав прикрываться. – Черт, черт, черт! – завопил я. Первые цели были иллюзиями, совершенно точно. Они таяли в воздухе, когда я в них попадал. Но… потом некоторые падали. Некоторые даже умирали не сразу – я еще подумал о том, насколько правдоподобны эти иллюзии… Сколько же настоящих, живых и разумных существ я убил за эти два часа? – Он страдает, – сказала Ана. Я вскинул пистолет, почти уткнувшись стволом в гуманоида. И нажал на спуск. Над хмоли встало облако пара, я отшатнулся. Пар оседал кристалликами льда, покрывая иссушенное, сразу ставшее жалким и уродливым тело. – Ты очень быстр, – похвалила Ана. – Немногие способны уклониться от копья с такого расстояния. – Он был живой, – сказал я. – Он умирал и понимал это! Ана помолчала. Потом сказала: – В конструкты записывают память чужаков, совершивших тяжкое преступление. Этот хмоли был лидером мятежников на Уорхане. Он командовал группой, напавшей на госпиталь. Шестеро стражей и локальный координатор были убиты. Четыре жницы захвачены в плен, подвергнуты жестоким пыткам и ритуальному пожиранию. – Уорхан – их мир? – спросил я, помедлив. – Был их миром, – безжалостно ответила Ана. – Теперь его контролируют Инсеки. – Какие смыслы они ищут в болоте, где живут людоеды? – удивился я. – Это вопрос не ко мне, – Ана пнула ссохшийся труп, тот рассыпался в прах. – Мой отряд подавлял мятеж на Уорхане. Многого навидались. К примеру, пленных жниц. Одна была частично жива… Этот хмоли будет умирать еще много раз, еще много лет. Пошли, Макс. Я посмотрел на останки хмоли. Потом на невозмутимую стражу. Потом представил себе Дарину. Кивнул и пошел к стеллажам.