Когда Марсела не отступила, взгляд Маркуса потемнел. – Не хватайся за нож, если не собираешься его использовать… Возможно, она и правда была хрустальной. Но стекло хрупкое ровно до тех пор, пока его не разобьешь. Дальше оно становится острым. – Марсела… Она бросилась на Маркуса и с удовольствием заметила, как глаза мужа чуть расширились от удивления. Он резко отпрянул, расплескав бурбон. Нож едва чиркнул по шелковому галстуку, а в следующий миг ладонь Маркуса с размаху впечаталась в лицо Марселы. Во рту появился вкус крови, на глаза навернулись слезы. Под звон тончайшего фарфора Марсела рухнула на дубовый стол. Она не выпустила нож, но Маркус прижал ее запястье к столешнице с такой силой, что аж кости захрустели. Он и ранее проявлял грубость, но всегда только в пылу страсти, в ответ на невысказанный сигнал – и этот сигнал неизменно подавала сама Марсела. Но только не в этот раз. Маркус являл собой девяносто килограммов чистой силы, зарабатывал на жизнь, ломая вещи. Ломая людей. Он досадливо прищелкнул языком – словно это Марсела повела себя глупо. Раздула из мухи слона. Сама его спровоцировала. Вынудила трахнуть другую женщину. Разрушить все, над чем сама же столько трудилась. – Ах, Марс, ты всегда умела меня завести. – Отпусти, – прошипела она. Маркус склонился к ней вплотную, провел рукой по ее волосам и накрыл ладонью щеку. – Если пообещаешь играть по правилам. Он улыбался. Улыбался. Словно все это – очередная игра. Марсела плюнула кровью ему в лицо. Муж испустил долгий страдальческий вздох. А потом ударил ее головой об стол. Мир взорвался белой вспышкой. Марсела не помнила, как упала, но, когда к ней вернулось зрение, она лежала на шелковом ковре рядом со стулом. Голова пульсировала. Марсела попыталась подняться, но комната накренилась. К горлу подступил ком, она перекатилась на бок. Ее вырвало. – Тебе надо было остановиться, – заметил Маркус. Кровь залила глаз, окрашивая столовую в алые тона. Внезапно муж опрокинул ближайший канделябр. – Всегда их ненавидел. Светильник еще не успел рухнуть на пол, а пламя по пути облизало шелковые занавески. Марсела встала на четвереньки. Она двигалась с трудом, будто под водой. Медленно, слишком медленно. Маркус стоял в дверях и смотрел. Просто смотрел. Нож сверкал на паркете. Марсела потянулась к нему сквозь густой воздух. И уже почти достала, когда сзади на нее обрушился удар. Маркус опрокинул второй канделябр. Тяжелый светильник пригвоздил ее к полу. Пламя распространилось с невероятной скоростью. С занавесок оно перекинулось на лужу разлитого бурбона, а оттуда на скатерть и ковер. Теперь огонь полыхал повсюду. – А у нас неплохо получалось, Марс, – пробился сквозь морок голос Маркуса. Заносчивый ублюдок. Будто хоть что-то из этого являлось его идеей, его заслугой. – Ты без меня никто, – невнятно произнесла она. – Я тебя сделала, Маркус. – Марсела попыталась сдвинуть канделябр. Тщетно. – Я тебя и уничтожу. – Люди много чего болтают перед смертью, милая. Я уже все это слышал. Жар заполнил помещение, легкие, голову. Марсела закашлялась, но перевести дыхание никак не получалось. – Я тебя уничтожу. Ответа не последовало. – Ты меня слышишь, Маркус? Ничего, тишина. – Я тебя уничтожу! Марсела кричала, пока не сорвала горло, пока дым не заволок зрение. Собственный голос эхом отдавался в голове, последние мысли провожали Марселу все дальше, дальше, в темноту. Я тебя уничтожу. Я уничтожу. Я… * * * Офицер Перри Карсон уже почти час не мог пройти двадцать седьмой уровень игры, когда раздался звук мотора. Перри поднял голову и увидел, как черный седан Маркуса Риггинса выезжает из крытого полукруга парковки у особняка. Машина вылетела на дорогу, на добрых тридцать километров превышая допустимый в пригороде скоростной режим, но Карсон сидел не в патрульном экипаже, а даже если бы и так, то не для того последние три недели питался мерзким жирным фастфудом, чтобы арестовывать Риггинса за мелочовку. Нет, полицейскому департаменту Мерита нужна рыбка покрупнее, а не один только Марк-Акула. Им хотелось накрыть все криминальное море. Перри откинулся на потертое кожаное сиденье и вернулся к игре. И как раз одолел двадцать седьмой уровень, когда почуял дым. Опять какой-то придурок развел костер без разрешения. Перри сощурился в окно – уже поздно, половина одиннадцатого, так далеко от Мерита небо совершенно черное, а на черном дым не рассмотреть. Зато всполохи огня – запросто. Офицер выскочил из своей машины и перебежал улицу. Пламя озарило окна особняка Риггинсов. Карсон на ходу набрал службу спасения. Входная дверь, слава богу, оказалась не заперта, и Перри распахнул ее, уже мысленно составляя рапорт. Напишет, мол, дверь была приоткрыта, он услышал, как кто-то зовет на помощь – хотя на деле не слышал ничего, кроме треска горящего дерева и свиста пламени, что облизывало стены. – Полиция! – крикнул Перри куда-то в дым. – Есть тут кто-нибудь? Он видел, как Марсела Риггинс вернулась домой. Но не видел, чтобы она потом уезжала. Седан промчался быстро, но сомнений не оставалось – на пассажирском сиденье никого не было. Перри закашлялся в рукав. Где-то вдалеке уже завывали сирены. Он знал, что должен вернуться на улицу, подождать снаружи, где воздух свежий, прохладный и безопасный. Но потом завернул за угол и увидел тело, придавленное железкой размером с вешалку. Свечи растаяли, но Перри догадался, что это канделябр. Кто вообще держит в доме канделябр? Карсон схватился за стержень, но тут же отдернул руку и выругался. Канделябр раскалился, металлические рожки уже прожгли платье Марселы там, где соприкасались с телом. Кожа покраснела и воспалилась, но женщина не плакала, не кричала. Она вообще не шевелилась. Ее глаза были закрыты, висок блестел от крови, что сравнялась по цвету с черными волосами. Перри попытался найти у нее пульс. Едва ощутимый трепет, казалось, угасал буквально под пальцами. Огонь все разгорался. Дым становился гуще. – Черт, черт, черт, – бормотал Перри, оглядывая комнату под звук сирен. Кувшин с водой опрокинулся на салфетку, и она уцелела. Перри обмотал ею руку, ухватился за канделябр и со всей силы потянул железный брус. Мокрая ткань зашипела, жар прошил пальцы. Перри как раз успел откатить канделябр с тела Марселы, когда в прихожей зазвучали голоса. В дом ворвались пожарные. – Сюда! – прохрипел Карсон, задыхаясь от дыма. Двое мужиков пробились сквозь марево за секунду до того, как потолок застонал и люстра обрушилась на обеденный стол. Он треснул, вспыхнул… Следующее, что запомнил Перри, – как его тащат прочь из комнаты и горящего дома в холодную ночь. Следом бежал другой пожарный, перекинув через плечо безжизненное тело Марселы. Тяжелые машины стояли прямо на аккуратно подстриженном газоне, огни «Скорой» отражались от сланцевой парковки. Дом пылал, руки пульсировали от боли, легкие горели, но Перри на все это было плевать. Единственное, что его сейчас волновало, – жизнь Марселы Риггинс. Марселы, что всегда улыбалась и дерзко махала копам, когда те пытались сесть ей на хвост. Марселы, что никогда в жизни не донесла бы на своего нечистоплотного муженька. Но судя по глубокой ране у нее на голове, горящему дому и спешному отъезду Маркуса, имелся шанс, что дамочка пересмотрит свою позицию. И Карсон не собирался упускать этот шанс. Шланги выплевывали в огонь струи воды, Перри кашлял, но увернулся от предложенной кислородной маски. Двое медиков занесли Марселу в машину «Скорой» и уложили на носилки. – Она не дышит, – сказал один, расстегивая ей платье. Перри потрусил к ним.