- Дмитрий Вадимович, примите поздравления с рождением дочери! – он улыбается, протягивая руку мне через стол. – Присаживайтесь. - Она сама? - Сама, сама. Стремительные роды, два успели доставить в отделение. Просматриваю бумаги. Буквы перед глазами плывут, так я сегодня устал. Вес, рост, восемь баллов по АПГАР... - Меньше тридцати семи недель было... - Да, малышке придётся задержаться ненадолго здесь, набрать вес. Но она полностью здорова. - А мать? - Мать тоже. Сейчас отдыхает. Оля в порядке. Слова врача сняли мой самый большой страх – потерять её. Хочу скорее к ней. Но успокоиться нужно сперва. Я всё ещё взвинчен. - Можно мне к дочери сейчас? - Да, у нас открытая реанимация. Вы можете помыться и переодеться в палате, которая за вами закреплена. Чуть позже туда переведут ваших девушек, – он улыбается. И я улыбаюсь, как дурак. "Моих девушек". Молчу и улыбаюсь. *** На подготовку уходит всего минут десять. После душа натягиваю спортивные штаны и футболку, которую купил по моей просьбе внизу Кирилл. - Спасибо! - Всегда пожалуйста! – он обнимает, хлопает по спине. – Я в отель тут рядом. Отосплюсь и утром вас навещу, оки? – он широко зевает. - Конечно. Ты и так уже... - Да не говори, брат. - У нас не было времени поговорить о том, что случилось с твоей семьёй. Думаешь, это как-то связано с нашими делами? - Скорее всего. Но не уверен. Зато теперь у меня есть шанс поступить правильно. Так, как нужно было пять лет назад. Я же сам позволил ей выйти замуж за этого кретина... Да, история с Вертинским приключилась интересная. А то, что творится сейчас – и вовсе за гранью моего понимания. Но они обязательно во всём разберутся, я в этом не сомневаюсь. - Не кори себя, Кирилл! Пять лет назад ты был другим человеком. Куда тебе было тягаться с самим Гараниным? И её не вини, понял? Девчонке всего восемнадцать было. Аня не смогла ослушаться властную мать. - Они уже пять лет вместе, она его полюбила, наверное... Что, если она с ним счастлива? - Как знать. Кирилл прощается и уходит. А я отправляюсь на поиски детской реанимации. Полюбовался минут двадцать своей спящей крошкой через стекло, решил знакомство отложить до утра. Никак отлипнуть не мог, всё рассматривал, рассматривал... После меня провожают к Ольге. Не собирался её пока тревожить, но удержаться не смог. Мне мало слов врача, нужно её увидеть собственными глазами. Может тогда меня отпустит? И я поверю, наконец, что всё обошлось. Каких только мыслей не было в голове, пока сюда летел... Даже самые страшные. Натягиваю маску на нос и захожу в палату интенсивной терапии. Спит, моя девочка. Присаживаюсь рядом. Смотрю на неё долго долго. Бледненькая, и кажется что похудела. Сердце сжимается, так сильно соскучился. Склоняюсь и целую в сухие губы. Протягиваю руку, чтобы погладить её живот, как раньше. Но зависаю, – вдруг нельзя? Она открывает глаза. Жмурится от света. - Дима, – зовёт. Улыбаюсь, целую в обе щёчки. - Со мной всё в порядке. И с дочкой тоже, я сейчас от врача. По её виску скатывается слезинка. - Я испугалась. - Знаю. Но теперь всё хорошо. Правда. Подношу её руку к губам. Целую ладошку, пальчики. - Мы больше не прячемся? - Нет. Я выяснил, кто нам пакостит, и принял меры. И это почти правда. Почти. По дороге из Питера в Москву ввел отца в курс дела. Его тоже пришлось успокаивать и убеждать, что всё позади. Тоже врать. Потому что над нами всегда будет висеть эта угроза. Но это не значит, что мы не сможем обеспечить нашим близким благополучную жизнь в безопасности и достатке. Сможем, теперь я точно это знаю. Просто эта задача будет сложнее с каждым годом. Я много лет жил только для себя. Теперь всё будет иначе. И я счастлив, что обрёл настоящую семью. *** Так устал вчера, что вырубился сидя на диване в Олиной палате. А разбудила меня маленькая голодная сирена. Глаза тру и всё никак не могу вспомнить, где я. Первое, на что натыкается взгляд – прозрачный кювез, устланный розовым пледиком. - Доброе утро, папа, – улыбается Оля, прижимая к себе малышку. Резко встаю и подхожу к ним. Опускаюсь на кровать рядом и обнимаю обеими руками. Смотрю на детскую мордашку и не верю, что моя. И что мама тоже теперь моя. Навсегда. Ольга передает мне дочку, и я с невероятной осторожностью впервые беру её на руки. Ощущения непередаваемые! Она пригрелась на груди у мамы и теперь выражает недовольство – кряхтит и поджимает губки. - Ничего, пупс. Мы с тобой подружимся. Ольга смеется и кладёт голову мне на плечо. Протягивает малышке руку, и та сразу же хватается за палец. Я так счастлив, как не был ни разу в жизни. Это новое счастье, необыкновенное... - Давай назовём её Катериной? Ну, почему бы и нет. - Катюша... – зову нараспев. – Это твоё имя, да? Дочь что-то отвечает, но я пока не научился понимать язык младенцев. - Мне кажется, она согласна, – говорит Ольга. И всхлипывает. Я уверен, что от счастья. Я влюбился в эту девушку с первого взгляда. Сам того, конечно, не понял. Но пообещал тогда себе, что никогда никому не позволю больше обидеть её. И буду держать это обещание до конца наших дней.