– Ну-ка, орлы, здесь и так повернуться негде. Давай обратно… – И соседа вежливо очень спросил: – Мы не помешаем, если к вам в квартиру вернемся? Если это удобно, конечно… – И вид у него при этом был такой серьезный, такой начальственный, что сосед быстро-быстро закивал головой, словно обрадовал его своей просьбой Жеглов, польстил ему очень: – Да Господи, какой разговор, заходите, товарищи начальники, жилплощадь свободная!.. Мы прошли в комнату соседа, расселись за небольшим колченогим столом, покрытым старой клеенкой. – Ну вот, здесь поспокойней будет, – сказал Жеглов и обратился к соседу, будто день подряд они разговаривали, а сейчас просто так прервались на минутку: – Значит, Илья Сергеевич на улицу вышел, а вы – черным ходом… – Точно! – подтвердил сосед. – Когда, вы говорите, дело-то было? – А вчерась, к вечеру… Я аккурат после ночной проспался, картошку поставил варить, а сам с ведром, как говорится… Я почувствовал легкий озноб: похоже, что все врет Груздев, сейчас очную ставку ему с соседом – и деваться будет некуда. Подобрался, еще более посерьезнел Жеглов, а Тараскин ухмыльнулся, не умея скрыть торжества. Жеглов поднялся, прошел по комнате, посмотрел в окно – все молчали, ожидая вопросов начальника. А он сказал, обращаясь к хозяину, веско, значительно: – Мы из отдела борьбы с бандитизмом. Моя фамилия Жеглов, не слыхали? – Хозяин почтительно привстал, а Жеглов протянул ему руку через стол: – Будем знакомы. Хозяин обеими руками схватился за широкую ладонь Жеглова, потряс ее, торопливо сообщил: – Лапиковы мы. Лапиков, значит, Федор Петрович, очень приятно… Не садясь, поставив по обычной привычке ногу на перекладину стула, будто предлагая всем полюбоваться щегольским ладным своим сапожком, Жеглов, глядя соседу прямо в глаза, сказал доверительно: – Вопрос мы разбираем, Федор Петрович, наисерьезнейший, сами понимаете… – Сосед покивал лохматой головой. – Значит, все должно быть точно, тютелька в тютельку… – Все понятно, товарищ Жеглов, – сразу же уразумел сосед. – Отсюда вопрос: вы не путаете – вчера дело было? Или, может, на днях? – Да что вы, товарищ Жеглов! – обиделся сосед. – Мы люди тверезые, не шелапуты какие, чтобы, как говорится, нынче да надысь перепутывать! Вчерась, как Бог свят, вчерась! – Так, хорошо, – утвердил Жеглов. – Пошли дальше. Припомните, Федор Петрович, как можно точнее: времени сколько было? Сосед ответил быстро и не задумываясь: – А вот это, товарищ Жеглов, не скажу – не знаю я, сколько было время. К вечеру – это точно, а время мне ни к чему. У нас в дому и часов-то нет, вон ходики сломались, а починить все не соберемся… Старые ходики на стене действительно показывали два часа, маятника у них не было. – А как же вы на работу ходите? – удивился Жеглов. – Я не просплю, – заверил его сосед. – Я сроду с петухами встаю. И радио вон орет – как тут проспать? Жеглов глянул на черную, порванную с одного края тарелку допотопного репродуктора, из которого Рейзен гудел в это время своим густым голосом арию Кончака, подумал, снова посмотрел на репродуктор, уже внимательнее, сказал недоверчиво: – Что ж он у вас – круглосуточно действует? – Ага, он мне не препятствует, я после ночной и сплю при ем, – заулыбался Федор Петрович, показывая длинные передние зубы. Глаза у Жеглова остро блеснули, он спросил быстро: – Может, припомните, что он играл, когда вы с ведром-то выходили, а, Федор Петрович? Сосед с удивлением посмотрел на Жеглова – странно, мол, в какую сторону разговор заехал, – но все же задумался, вспоминая, и немного погодя сообщил: – Матч был, футбольный. – И добавил для полной ясности заученное: – Трансляция со стадиона «Динамо». До меня дошло наконец, куда гнет Жеглов, я на него просто с восхищением посмотрел, а Жеглов весело сказал: – Так мы с вами, выходит, болельщики, Федор Петрович? Какой тайм передавали? Федор Петрович тяжело вздохнул, покачал головой: – Не-е… Я не занимаюсь, как говорится… Так просто, слушал от нечего делать, вы уж извините, не скажу, какой… этта… передавали. – Ну, может быть, вы хоть момент этот запомнили, про что говорилось, когда с ведром-то выходили? – спросил с надеждой Жеглов. Сосед пожал плечами: – Да он уже кончился, матч, значит. Да-а, кончился, я пошел картошку ставить, а потом уже с ведром… – А точно помните, что кончился? – снова заулыбался Жеглов. – Точно. – С картошкой вы долго возились? – Кой там долго, она уже начищена была, только поставил, взял ведро… – Значит, как матч кончился, вы минут через пять – десять с Ильей Сергеевичем и встретились? Федор Петрович поднял глаза к потолку, задумчиво пошевелил губами: – Так, должно… Жеглов сузил глаза, снял ногу со стула, походил по комнате, что-то про себя бормоча, потом спросил Тараскина: – Кто вчера играл, ну-ка? – ЦДКА – «Динамо», – уверенно сказал Тараскин. – Правильно, – одобрил Жеглов. – Счет 3:1 в пользу наших. Значитца, так: начало в семнадцать, плюс сорок пять, плюс минут пятнадцать перерыв – восемнадцать часов. Плюс сорок пять, плюс десять минут… Та-ак… Восемнадцать пятьдесят, максимум девятнадцать… Потом чаепитие и другие рассказы… Все сходится! Ты улавливаешь, Шарапов? Я-то улавливал уже: около семи вечера Наденька звонила Ларисе, и та попросила ее перезвонить через полчаса, пока она занята важным разговором. Теперь ясно, с кем этот разговор происходил… Да-а, дела… Душевно, за ручку, распрощались мы с Федором Петровичем и вернулись в квартиру Груздевых, где процедура уже заканчивалась. Судмедэксперт диктовал Панкову результаты осмотра трупа, следователь прилежно записывал в протокол данные, переспрашивая иногда отдельные медицинские термины. Пасюк, любитель чистоты и порядка, расставлял по местам вещи, задвигал ящики, закрывал распахнутые дверцы. Приехала карета из морга, санитары прошли в комнату, и, чтобы не видеть, как поднимают и выносят тело Ларисы, я пошел на кухню, где за столиком под надзором Гриши Шесть-на-девять, склонив голову на руки и уставившись глазами в одну точку, сидел Груздев. Через несколько минут на кухню пришел Панков, которому разговор с соседом был, по-видимому, уже известен, и сразу спросил Груздева: – Илья Сергеевич, где вы были вчера вечером, часов в семь? Груздев поднял голову, мутными узкими глазками неприязненно оглядел нас всех, судорожно сглотнул: – Вчера вечером в семь я был дома. Я имею в виду – в Лосинке… – Помолчал и добавил: – Вы напрасно теряете время, это не я убил Ларису. – Следствие располагает данными, – сказал железным голосом Глеб, – что вчера в семь вечера вы были здесь! – Следствие! – повторил с ненавистью Груздев. – Вам бы только засадить человека, а кого – не важно. Вместо того чтобы убийцу искать… – Слушайте, Груздев, – перебил Панков, – соседи видели вас, зачем отпираться? – Они меня видели не в семь, а в четыре! – запальчиво крикнул Груздев. – Но в начале разговора вы сказали, что уже десять дней здесь не были, – с готовностью напомнил Жеглов, и я видел, что он недоволен Панковым, так же как был недоволен мною, когда я спрашивал Груздева про папиросы. – Я этого не говорил, – сказал Груздев, и я перехватил ненавидящий блеск в его глазах, когда он смотрел на Жеглова. – Я сказал, что Ларису не видел дней десять… – А вчера? – лениво поинтересовался Жеглов. – Вчера я ее не видел, – нехотя ответил Груздев. – Я ее дома не застал. – Все ясно, значитца… – Жеглов заложил руки за спину и принялся расхаживать по кухне, о чем-то сосредоточенно размышляя. Панков пошел в комнату, дал понятым расписаться в протоколе, отпустил их и вернулся с Пасюком на кухню. – Вас я тоже попрошу расписаться. – Он протянул Груздеву протокол, но тот отшатнулся, выставив вперед ладони, резко закачал головой. – Я ваши акты подписывать не намерен, – угрюмо заявил он. – Это как же понимать? – спросил Панков строго. – Вы ведь присутствовали при осмотре! – Как хотите, так и понимайте, – ответил Груздев резко, подумал немного и добавил: – Кстати, когда я приехал, вы уже все тут разворотили… Панков поджал и без того тонкие губы, укоризненно покачал головой: – Напрасно, напрасно вы себя так ставите…