– Запирай! Запирай скорее! – Парень бросил свой автомат на пол, прямо под ноги, и принялся помогать часовому. Общими усилиями они закрыли гермодверь, и караульный снова закрутил задвигающий засовы штурвал. Гончая перевела дыхание: обошлось. Но на месте начальника станции она бы немедленно сняла этого идиота с поста и под страхом трибунала запретила бы ему приближаться к герме. «Может, рассказать о том, что я видела? – подумала Гончая, но тут же отбросила эту мысль. – Не стоит привлекать к себе внимания. Чем меньше людей на Черкизовской меня запомнят, тем лучше». Часовой и не подозревал, что сейчас решалась его судьба. Он вытер рукавом выступивший на лбу пот и спросил: – Чего случилось-то? – Чего-чего, – передразнил его Болтун. В отличие от побледневшего и явно перетрусившего охранника он полностью успокоился. – Собаки напали, вот чего! Мы уже назад возвращались, через парковку шли. Оттуда до входа на станцию – всего ничего. Вдруг, откуда ни возьмись, собаки. Целая стая! А может, волки, я не разобрал. Место открытое – спрятаться негде, только бежать. Ну, я дал по ним очередь и рванул. Дюжину тварей положил, пока патроны не кончились. Несся так, что аж ветер в ушах свистел. Хорошо хоть успел. Часовой сочувствующе кивнул. – Повезло. А напарник-то твой где? «В гнезде!» – мысленно ответила ему Гончая, но промолчала: умный и сам поймет, а дураку не объяснишь. – С ним, короче, такое дело… – Болтун обернулся к гермодвери, положил руку на запорный штурвал, даже зачем-то погладил железное колесо, но отпирать запоры, разумеется, не стал. – Нога у него… в общем, подвернулась… Упал он. Ну а я, значит, назад, к нему – помочь, дотащить. А он мне: мол, уходи, прикрою. Вдвоем, говорит, не выберемся… Болтун перестал разглядывать гермоворота и снова повернулся к впустившему его часовому. Правда, в глаза караульному парень старался не смотреть. Гончей все стало ясно. На сталкеров напали обитающие на поверхности хищники. Болтун струсил, бросил напарника и сбежал. Застрелил «герой» при этом хоть одну тварь или нет, уже не имело никакого значения, потому что брошенный им Сапог наверняка уже был растерзан монстрами. Гончая нисколько не сомневалась в том, что Болтун лжет, поэтому его оправдания ей были не интересны. Однако у того и без нее нашлись благодарные слушатели. Со всех сторон пассажирской платформы к запертой герме уже спешили жители Черкизовской. Желающие послушать рассказ о героической схватке сталкера со стаей монстров не переводились до вечера и оставили парня в покое, только когда подошло время ужина. Дождавшись момента, когда толпа, потянувшаяся в сторону общественной столовой, рассосется, Гончая окликнула Болтуна: – Обожди. – Чего надо? – Он недовольно обернулся, но, разглядев подтянутую, ладную фигуру незнакомки, сменил гнев на милость. – Помощь нужна? – Вроде того, – кивнула она. – Но не здесь. Там. Ее указательный палец нацелился в потолок станции. – В смысле? – Болтун сначала растерялся, но потом до него начало доходить. Он даже голос понизил. – Наверху, что ли? – Соображаешь. – Гончая поощрительно улыбнулась и, окинув взглядом опустевшую платформу, указала глазами в темный угол. – Отойдем на пару слов. – Может, после ужина? – замялся Болтун, но живущий в нем дух авантюризма и неуемное любопытство, разбуженные симпатичной незнакомкой, пересилили чувство голода, и он решился. – Ладно, пошли. * * * – Значит, ящик консервов и три канистры с бензином? – Может, с солярой. Мой в этом не разбирается… не разбирался. Болтун оглянулся в сторону столовой и понизил голос, хотя поблизости и так не было никого, кто мог бы подслушать разговор. – И ты хочешь… – Половину всех консервов и одну канистру, – перебила его Гончая. – Все по-честному. И я иду с тобой. – Наверх? – Наверх. И не надейся обмануть меня. Где находится тайник, я тебе все равно не скажу. – Так, может, там уже нет ничего. Когда твой приятель все это нашел? – Если не поторопимся, там точно ничего не будет, – отрезала Гончая. – Хватит сопли жевать. Решайся: да или нет. Или я другого помощника найду. – Сиди! Найдет она. – Рука Болтуна опустилась девушке на плечо, хотя она и не собиралась вставать. – Допустим, я согласен. Но у меня хоть снаряга есть, противогаз, «калаш», опять же. А ты в чем наверх идти собралась: в своих портках, кепчонке и с костылем?! – Комбез и противогаз, что от моего остались, я в туннеле спрятала. Ствола, правда, нет, поэтому мне для защиты помощник и нужен. С оружием я бы и сама из тайника все вытаскала. Болтун прикидывал что-то в уме. Гончая терпеливо ждала. – Ладно, уговорила, я в деле. Когда отправляемся? – Завтра. – Завтра? – сталкер недоверчиво покосился на ее забинтованную ногу. – А дойдешь? – Ты не обо мне, ты о себе думай, – осадила его новоиспеченная напарница. – И о том, как от тварей отбиться, если опять какая-нибудь стая выскочит. – А если бежать придется? Гончая смерила сталкера оценивающим взглядом. – Значит, побегу, – сказала она, а про себя добавила: «И тогда тебе лучше не отставать». На следующий день, после завтрака, состоящего из грибной каши с отрубями и кружки жидкого чая, Гончая заглянула к начальнику станции. – Уходишь, значит? – уточнил он, выслушав посетительницу. – Пора. Я и так у вас задержалась, – подтвердила «почтальон». – А нога? – Ничего, дойду. Да и товарищ меня проводит. – Она слегка улыбнулась. Но седоволосый начстанции не принял ее улыбки и подозрительно нахмурился. – Это кто ж? – Сталкер ваш. В ответ глава станции неопределенно хмыкнул: – То-то он у меня сегодня на «преображенку» отпросился! И ведь какой предлог выдумал! Снарягу, говорит, надо обновить, напарника нового поискать. Я-то думал, он за дело переживает, а оказывается, это все ему нужно, чтобы с тобой прогуляться. Гончая тактично промолчала: постороннему человеку не пристало вмешиваться в отношения начальника и подчиненного. – Ты планы-то на него не строй. По нему знаешь сколько девок сохнут? А тот только… ну, ты поняла. – Да я и не строю, – изобразила смущение Гончая. Планы на Болтуна у нее действительно были, но совсем не те, какие сидящий перед ней пожилой мужчина, считающий, видимо, себя знатоком жизни и женских уловок, имел в виду. – В общем, дело твое, – подвел итог начстанции, потом вынул из ящика своего письменного стола аккуратно сложенное и заклеенное письмо. «Товарищу Москвину», – прочитала Гончая ниже выведенного адреса. – Держи. Передашь, кому следует. – Конечно, – заверила главу Черкизовской «почтальон», пряча письмо в свою походную сумку. Костыль пришлось вернуть в медпункт. По большому счету, это можно было сделать и раньше, но Гончая добросовестно доиграла роль до конца. Опухоль на месте растяжения почти прошла. Теперь девушка твердо наступала на поврежденную ногу и лишь немного прихрамывала при ходьбе. Болтун поджидал ее у входа в туннель. Увидев приближающуюся напарницу, он отошел от местных пограничников, с которыми точил лясы, и с недовольной миной шагнул ей навстречу. – Опаздываешь. Договаривались же сразу после завтрака. Та не ответила на замечание, а просто спросила: – Все взял? – А то. – Болтун кивнул на стоящий на полу туго набитый вещевой мешок и поставленный рядом автомат Калашникова. Сталкер отработанным движением забросил рюкзак за спину и повесил автомат на плечо, стволом вниз. Гончей было интересно, как Болтун собирается объяснить пограничникам свой уход со станции, но все оказалось до смешного просто. – Почтальоншу на «преображенку» провожу и вернусь, – объявил он и, чтобы окончательно прояснить все вопросы, похлопал спутницу по упругому заду. Под дружный хохот караульных «смутившаяся почтальонша» и ее провожатый спустились с платформы и вскоре скрылись в темноте туннеля. С того момента, как Гончая появилась на Черкизовской, прошло немногим более двух суток. За это время перегон, связывающий станцию с Преображенской площадью, ничуть не изменился: те же скользкие шпалы, та же висящая в воздухе морось, в которой тонул луч фонаря, и тот же запах – удушливый, обволакивающий запах даже не гнили, а вообще непонятно чего. – Чем у вас так воняет? – не вытерпела Гончая. С ее стороны это была ошибка, прокол!