– Что делать будем? – спросил парень. Он излучал спокойствие, тогда как пьяный от усталости Максимыч нервничал все сильнее, хоть и старался держаться. Первые лучи рассвета готовы были коснуться грязных от бетонной пыли заснеженных улиц, а они все шли, опираясь друг на друга, машинально переставляя ноги. – Будем спать. Может, сюда? Среди битого щебня и мусора возвышалась будка со створчатой дверью, одна створка была выломана. – Лифт в подземный переход, – пояснил Серов. – Твоя новая хворь – клаустрофобия, боязнь замкнутого пространства. Давай есть слона по частям. – Кого? – Да так, старые присказки стали возвращаться. Вот эта будка с одной створкой – не совсем замкнутое пространство. Сталкеры протиснулись в щель и осторожно спустились на крышу лифта. Внутри обнаружилось гнездо, заброшенное так давно, что даже запах выветрился. Однако лифт застрял недостаточно низко, чтобы его крыша показалась надежным убежищем. – Ну? – Максимыч разгреб ставшее трухой дерьмо обитавшей здесь когда-то зверюги. На улице стало совсем светло, наверху завыло, затопало и зашуршало. Женя высунулся наружу – как из окопа посмотреть. – Вроде ничего. – Лезем дальше! – скомандовал Серов и полез в щель, куда только что стряхивал дерьмо, застрял, но уперся спиной в стену шахты, сумел-таки раздвинуть створки кабины и шумно ввалиться внутрь. Женя протиснулся следом. Внутри лифта было сухо и абсолютно темно. Максимыч угодил ботинками в истлевший труп на полу. В воздух поднялось облако трухи и пыли, в которое и приземлился Женька. – Хорошо, что мы в противогазах, – заметил старик. – Чего? – Ничего. Здесь ни зги не видно, ты не можешь видеть, насколько пространство замкнуто. Как себя чувствуешь? Парень не ответил, заработал «жучком», задышал тяжело. Тусклый свет озарил останки мужчины и мальчика, явно погибших во время Катастрофы. На что они рассчитывали, спрятавшись в лифте? Даже не пытались спастись, так и застыли, взявшись за руки. Максимыч долго смотрел на останки. – Гаси фонарь, – хрипло попросил он внука. – Что такое, деда? – снова оказавшись в абсолютной темноте, Женя задышал ровнее. – Видишь? Предпочли остаться в лифте и умереть здесь. Фактически в гробу. О чем они тогда думали, сжираемые радиацией? Может, просто ждали помощи? Чевой-то не верится. – Во что не верится? – уточнил Женька. Он знал, что Дед любит делать неожиданные выводы, и охотно его слушал. Старик обшарил карманы погибших, нашел две картонные карточки, осветил их своим фонарем. Карточки оказались билетами на концерт. В той далекой, безвозвратно ушедшей жизни отец с сыном шли слушать музыку. – И что я тут делаю? – пробормотал Серов. – Почему не остался с ними наверху? – Ты чего опять? – огорчился Женька. Такое настроение Деда он знал и сильно не любил. – Понимаешь… Как будто прошлое протянуло ко мне свои руки и за сердце взяло, – старик потер грудь с левой стороны. – Знаешь, что я прямо сейчас вот здесь понял? Херня все эти двадцать лет, что мы тут в могилах копошимся… – Ты что, дедушка? Перестань, что ты! – Мое место там! В прошлом! – устало выдохнул Максимыч и умолк, махнув рукой. Парень вдруг почувствовал во рту металлический привкус. За миг до того, как на крышу лифта посыпались осколки бетона, он дернул Деда за руку и прошептал прямо в ухо: – Он! – Кто? – не понял Серов. – Тот, кто шел по нашему следу. Преследователь шумно втянул воздух и бухнулся на крышу, завозился наверху. Заскрежетали когти: судя по звуку, крупная тварь пыталась прорваться в кабину лифта. Женька поежился, ощущать себя добычей было неприятно. Он собрался было открыть крышку и вжарить твари между глаз, благо, верный «калаш» был под рукой, но зверь неожиданно затих, затаился. – Чего это он? Он же чует, что мы здесь, – удивленно прошептал парень. – Сам, видимо, испугался кого-то. Сука. Тоже решил спрятаться. Дневные твари страшнее ночных, помнишь? Выходит, на нас охотился ночной зверь. – Почему – охотился? – ухмыльнулся Женька. – Он и сейчас охотится. Только тихо! Несколько часов они в полузабытьи прижимались друг к другу, чтобы согреться, не решаясь заснуть, прислушивались к дыханию зверя на крыше. Сначала договорились дежурить по очереди, и Женьке первому выпало сторожить тварь, но Серов все равно не смог заснуть. Так и дремали оба вполглаза. Как чувствовать себя в безопасности, если прямо над тобой на ветхой крыше притаился хищный и явно голодный незнамо кто? Ближе к полудню стало теплее. Новый, явно огромный зверюга вынюхал двойную добычу и принялся звучно биться мордой о будку. Эта тварь была столь крупной, что не могла выковырять жертву из лифтовой шахты: проем одной створки не позволял, а вторая застряла намертво. Железобетонная будка двадцать лет назад выдержала ударную волну ядерного взрыва, устояла она и сейчас. Надолго ли? Тварь, игравшая теперь роль добычи, скулила и отчаянно скребла люк, словно просясь вниз, к людям. Жалобные вопли сменялись радостными в те моменты, когда ночной хищник осознавал бессилие дневного. Однако зверюга снаружи начинала бить сильнее, и в уши снова врезался трусливый визг. Под вечер наступила развязка. Одуревший от акустической атаки Женька вздрогнул от страшно похожего на человеческий крика. По крыше кабины последний раз заскрежетали чудовищные когти – и наступила тишина. Тук-тук-тук… По крыше часто застучали капли: видимо, дневной исхитрился ухватить ночного и теперь по частям выковыривал из убежища еще живое, но уже молчаливое существо. Женька включил фонарь, осветив двери лифта. Темная кровь погибшей твари медленно стекала по поверхности стен и просачивалась в щель пола. – Вот дрянь, изобретательная, – выругался Максимыч. До заката они молчали, боясь привлечь внимание хитрого хищника. Глава 3 Индиго и шелковая попка Следующая ночь до смешного походила на прошедшую. Опасливо переступив через засохшую кровь зверя, которому не повезло, Дед и Женя осмотрелись и не обнаружили ничего подозрительного, что говорило разве что об их невнимательности. Как только они сделали шаг вперед, их окружили фигуры, затянутые в видавшие виды плащи. – Стоять! Кто такие? Документы! Парень не испугался. Он молча рассматривал сталкеров, пытаясь представить их в виде цветных волн, но с людьми новое зрение не работало. Цвет был у всех одинаковый – нейтрально-серый. Максимыч вынул из-за пазухи выписанные Сергеичем бумаги. Мутанты документов не носили. Как по команде, стволы разномастного оружия отвернулись в стороны. – Почему шляетесь по поверхности? – глаза старшего пристально смотрели сквозь мутные окуляры противогаза. Серов пожал плечами. – Мы с Баррикадной, пришли за нашим врачом. У вас он? Вместо ответа сталкер указал в сторону входа на станцию. – А чего вчера не пустили? – Всех пускать – пускалка засорится! Что-то ты, старый, не похож на сталкера… – А мы и не сталкеры, – буркнул Серов. – Сталкеры! – перебил Женя, покосившись на старика с вызовом. – Не сталкеры – значит, торговцы. И где хабар? Топайте! Окруженные автоматчиками, они направились к той самой двери, в которую так отчаянно стучались утром. Ствол, впрочем, у Женьки не отобрали. Уже у открытой двери он замер в нерешительности: – Я… Это… не могу внутрь.