На чем остановились? Что люди жили наверху? И имели все, что хотели? Так? И, само собой, считали себя всемогущими и на земле самыми главными. И совсем не думали, что не одни они такие умные, и что если кто-то не умеет говорить или передвигаться, то это не значит, что он не живой и ничего не чувствует. Не все, конечно, некоторые знали, что и растения говорят, и животные. Не так, как люди, но говорят. И сами с ними тоже разговаривали. Но таких совсем мало было. Не верите мне? Если честно, я и сам не особо верю. Но мало ли какие чудеса случаются? Мы своим куцым умишком много чего понять не в силах, уж поверьте мне, старику. Так вот. Город наш, Петербург, когда-то столицей был, самым главным городом в стране, то есть. Само собой, его и украсить хотели получше, и диковинок чудны?х сюда со всего света везли. Диковинки разные бывают, есть вещи, а есть деревья, цветы, звери, опять же. Такие, что в других странах есть, а у нас не водятся. Поэтому и диковинка, удивительные, значит. Вот велел царь свести в столицу со всего света такие диковинные травы да цветы и посадить их в специальном месте, на огороде. Огород назвали Аптекарским. Вот почему Аптекарский – не знаю, не спрашивайте. Может, вначале там только лечебные травки разводили, и больше ничего не было, может, еще что. Не знаю, короче. Как давно это было? Да лет четыреста назад… Митька! Срань тропическая! Еще раз свистнешь в помещении – ухи оторву! Дивно ему… Почему свистеть нельзя? Примета такая, говорят, денег не будет… Нельзя, короче, и все тут! О чем я, значит? Ну, сначала это был огород, небольшой совсем. Но растения, кусты, деревья там разные все везли и везли. И с Севера, и из теплых стран. Стали для них строить теплицы, оранжереи, чтоб не замерзли они у нас. Не для всех, конечно, северным наши холода нипочем, а вот на юге зимы нету, там всегда тепло, замерзнут они у нас без укрытия. Так и превратился огород в сад. И назвали его Ботаническим. Ботаника – наука такая, про растения, название от этого слова и пошло. Парк получился огромным: были там и редкие нежные орхидеи, и раскидистые пальмы, и прекрасные лотосы, и огромные кувшинки, у которых на листьях по три человека спокойно уместятся. Думаешь, не бывает таких? А что, орхидеи, которые всю местную живность подъели, бывают? Ну да, для вас это-то как раз не в диковинку. Так вот, мелюзга, в ТО время как раз огромными были кувшинки, а вот орхидеи росли дома в горшках, питались водичкой и радовали хозяев красивыми цветочками. Не верите? А так и было! Мир сейчас просто другой, все другое стало… Вот, значит… Были в Ботаническом саду лианы, папоротники, невиданные деревья, яркие цветы, и все это благоухало, ну, пахло, то есть, хорошо, приятно очень, поражало воображение, а иногда и пугало. Были там и кактусы. А среди них самый прекрасный и самый старый – Царица ночи. Ее цветами приезжали любоваться со всего света, такие они красивые, и пахли обалденно. Но цвели всего одну ночь. И вот случилась беда… Довы… да, довыступались люди. Мерялись, мерялись пипи… Кхм… Ну, спорили, значит, кто сильнее, и доспорились, уничтожили и себя, и все вокруг. Ну, это вы и без меня знаете. Все уничтожили. Кроме, получается, Ботанического сада. И вот что вы так на меня смотрите? Раз он до сих пор есть, то значит, уцелел тогда. Почему? Лично я не знаю. И никто не знает, это я вам точно говорю. Может, просто повезло? Но что имеем, то и имеем: не погиб, не сгорел, не вымерз. Только вот какое дело… Вроде глянешь – кажись, и не изменилось ничего. И орхидеи цветут, и лианы вьются, да только не так все, как раньше было! Другим сад стал, совсем другим… Страшным. Стали люди говорить, что он словно живой, словно наблюдает за людьми, присматривается. Кто сам не видел этого – смеялся, не верил, а кто бывал там, отказывался идти опять. Страх был так велик, что люди не срубили на дрова ни одного дерева. Да что вы со своим «почему» пристали? Говорю: я не знаю! И никто не знает, что такое с ним произошло. Может, потому как дрянь особенную на нас какую сбросили? Теперь же не спросишь никого, кто бросал, сами, чай, давно сгнили. Что прицепились? Страшно? Эх, вы, мелочь пузатая… Я тоже, когда маленьким был, страшилки любил. Все любили. «В черном-черном доме жил черный-черный человек»… Ладно, ладно, расскажу. Но – чур, потом, а то эту сказку никогда не закончу. И вот, стал сад другим, словно живым. Но что там на самом деле происходило, не знал никто, боялись люди туда ходить. А в саду действительно происходили странные вещи. Все растения в один прекрасный момент собрались на совет. Совсем как люди. Вы-то уж теперь знаете, что деревья с кустами ходить умеют. Так вот, пришли они все к Царице, как самой старой и уважаемой в саду. И стали говорить, что теперь пришло их время, пора-де выгнать человека с их территории. Вспомнили старые обиды, как ломали люди ветки, рвали цветы, топтали и унижали. Но нашлись и те, кто вступился за людей, вспомнил, что много и хорошего человек для них сделал. Да вот хотя бы сюда, в Ботанический сад, перевез. Кто знает, может именно поэтому-то они все и живы остались? Укрывал их, опять же, поливал, ухаживал. Долго спорили, а Царица все молчала и слушала. Все ждали: а что она скажет? Долго молчала Царица, а потом возьми и заяви: поскольку я тут самая старшая, самая умная и красивая, то повелеваю – оставить человека в покое, ничем ему не вредить, и даже во всем помогать! Он нам, цветам и деревьям, еще сгодится! И начался тут такой бедлам! Каждое растение имело свой голос и свое мнение, и каждый хотел, чтоб его выслушали. И тут Царица ножкой ка-ак топнет! Нет, нету у нее никаких ног, откуда у цветка ноги?! Просто выражение есть такое – топнуть ногой. То есть приказать. Так вот, Царица и говорит: я тут главная, меня Царицей назвали, и все, кто против меня, – мои враги! Кто-то, конечно, возмутился: чего-де этот кактус себе позволяет? Подумаешь, цветок с иголками! Другие, наоборот, поддержали ее, признали авторитет. Бузить, само собой, начали кувшинки да лотосы, давно они Царице завидовали: как же, вот ничуть не хуже цветут, и красотой и редкостью удались, а народ ломится смотреть на какую-то там колючку-переростка, которая и цветет-то всего раз в году! Поддержали их лишайники да елки с соснами, у них к человеку свои счеты имелись. Ну а все кактусы, лианы и пальмы за Царицу горой встали. Сначала просто ругались, первенство оспаривали. А потом… Потом началась настоящая война! Кактусы кололи колючками, лианы душили, пальмы кидались орехами. Ели да сосны тоже не отставали, тоже свои колючки в ход пустили, смолой противника клеили да в бассейны к кувшинкам кидали, где те топили противника… Долго война шла. Победила Царица своих противников: как поняли те, что сильнее она, решили сами подчиниться, а то так недалеко и совсем пропасть. Было бы из-за чего! Давно это было, сейчас в саду тишь да благодать, своим хорошо, а чужие давно знают – туда лучше не соваться. Ну и мы с тех пор безбедно жить стали: сад охраняет нас, еду дает. Мы его тоже не забываем, ухаживаем, удобряем. И всем хорошо. Вот такая сказка. Что, говоришь, сам придумал все? Конечно, придумал чуток, кто ж знает, как они там воевали? Но в остальном все – чистейшая правда. А теперь – спать всем! Про черного человека рассказать? Нет уж, сейчас поздно, завтра, все завтра». Глава первая Хранитель Ее Величества 10 ноября 2033 года, утро. Станция метро Петроградская Еще сегодня утром Виктор Михайлович Лазарев, Хранитель, второе лицо на станции Петроградская, не мог даже вообразить, что жизнь выкинет с ним такой удивительный финт. Утро было вполне обычным, и никто бы не сказал, что обратный отсчет уже пошел, часики тикают. И это никоим образом не было связано с тем сном, что привиделся Виктору перед пробуждением. Сон был настолько яркий, всамделишный, что, проснувшись, Хранитель никак не мог прийти в себя: граница между тем и этим миром истончилась, практически стерлась, и было не ясно, пережил он все это на самом деле или только во сне. * * * Главная Оранжерея уже светилась ярким пятном в глубине Леса. Царица ждала своих жрецов, верных пажей. Ждала поклонения. Монахи Апокалипсиса встали у дверей Главного Входа. Тишина… Лишь звуки потрескивающего пламени. Царица любит тишину. Становится темнее. Свет от факелов уже вовсе не разгоняет мрак, Лес будто намеренно сгущает краски, нагоняет таинственности. Сейчас… Еще мгновенье, и она заговорит, запоет свою песню… В тишине слышно, как стучат сердца вновь избранных. Вновь представленных… Так было бы правильнее. Стоп! Вот оно! Зашуршало, словно воды горной реки побежали по высохшему руслу… Царица начала свой монолог. Шум нарастал… Идеальная, геометрически правильная форма цветка…Кто же тебя создал? Неужели Господь Бог постарался? Иглы начали свой безумный магический хоровод. Цветок раскрыл свои лепестки, словно приглашая к себе, маня, завлекая… Одновременно воздух наполнился сладким до приторности, сводящим с ума запахом… «Монахи» незаметно натянули на лицо респираторы… Боятся? Вполне возможно. То, что выделывала сейчас Царица, походило на гипнотический сеанс. Хранитель поймал себя на мысли, что и сам непроизвольно сделал несколько шагов в сторону растения… Что это с ним? Один из юнцов вышел из толпы и медленно пошел в Оранжерею. Стоять!!! Но слова застряли в горле, а сам он, словно парализованный, не смог сдвинуться с места… Как и все остальные. Не было криков, пыльца растения – сильный анальгетик, так что жертва, скорее всего, даже не почувствовала боли. Было лишь удивление в глазах, когда иголки рвали на части худенькое тельце… Обратно шли молча. Кровавое действо, свидетелями которого они стали, на всех подействовало по-разному. Когда прошел паралич, кого-то стало выворачивать наизнанку, кто-то забился в истерике, а кто-то так и остался стоять, оцепеневший от ужаса. Потом, когда первый шок прошел, на смену пришло осознание произошедшего, и юнцы заметно оживились. Еще бы! Смерть прошла совсем рядом, даже задела краешком косы! Но ты жив! И теперь уже не просто избранный, а самый что ни на есть Избранный! Впереди коленопреклонение перед Смотрителем и… Впереди целая жизнь! До Станции оставалось совсем ничего, как вдруг послышался протяжный вой и рычание. Обычное дело, учитывая близость проспекта. На все, что произошло потом, судьба отвела считанные секунды, растянувшиеся для Хранителя на долгие часы. Как в замедленной съемке. Вот у одного из юнцов появился в руках клинок… Какая сволочь пропустила его в Лес с оружием? – Етить!!! – Виктор бросился к парню, понимая, что уже не успеет… Вот клинок вгрызается в ветку лианы, что метнулась в сторону парня. Брызнул сок, ветка скорчилась от боли, изогнулась, и сразу же Лес пришел в движение. Мальки запаниковали, и вот уже ножи появились в руках еще у двух мальчишек… – Идиоты! Все идиоты, дебилы, недоноски! И он дебил! Раз проворонил такое! Монахи спешно пытались загасить пламя факелов: теперь каждая мелочь могла показаться Лесу угрозой, направленной в его сторону. Схватив за шкирку ближайшего к нему паренька, Хранитель попытался отнять нож, но не тут-то было: мальчишка извернулся ужом и вырвался, но убежать не сумел, шлепнулся благодаря мастерски поставленной подножке. – Ах ты, гаденыш! – Хранитель рывком поставил его на ноги, одновременно выворачивая кисть. Нож выпал. И в этот момент началось… Сначала из глубины леса послышался нарастающий шум. Будто разом зашуршали тысячи листьев. Словно великан отправился на прогулку… Задрожала земля. – А-а-а… Черт! Что уставились? – рявкнул он на испуганных подростков. – К вестибюлю! Бегом! Быстрее!!! Солнце еще не встало, и в предрассветном сумраке вход на станцию едва просматривался. Только бы успеть добежать, только бы… Тычки, пинки, пара крепких фраз сделали свое дело: народ наконец-то опомнился. И побежал. Только бы успеть, только бы успеть… Сзади послышался крик ужаса… И тут же оборвался. Это лианы выхватили из толпы своего обидчика и теперь рвали его на части. – Не останавливаться! Иначе все тут останемся! Неожиданно земля под ногами разошлась, словно ее разрезали острым ножом на две половинки. Кто-то успел проскочить, а вот тех, кто остался позади, накрыло листьями папоротника, заглушившего истошные крики о помощи. Корни, словно ножи гигантской мясорубки, рубили и перемешивали то, что еще недавно было человеком… Последний рывок… Те, кому удалось спастись, вбежали в помещение вестибюля станции. Двери захлопнулись за ними, перерубая корни деревьев. * * * Стук в дверь вернул Хранителя в реальность. С минуту он приходил в себя, прогоняя из мыслей остатки ночного кошмара, пока в дверь не постучали еще раз. Уже настойчивее. – Виктор Михайлович? Голос был тихий, тон угодливо-подобострастный, казалось, говоривший боялся побеспокоить или, господи упаси, разгневать того, кто находился сейчас в бывшей подсобке, переоборудованной под жилье. Макс… Посыльный от начальства. Виктор вестового недолюбливал, его манеры раздражали, но сейчас этот пидаренок появился очень кстати. – Сейчас… Скрипнул диван, щелкнул выключатель… Виктор зажмурился – единственная лампочка под самым потолком горела вполнакала, но после кромешной темноты и этот свет раздражал. Хранитель накинул куртку, внимательно осмотрел себя в зеркало (редкая вещь, тем более, что не какой-то там осколок, а даже не треснутое целое зеркало в изящной раме) и остался доволен. Пусть афганка и не новая, видавшая виды, но настоящая, и сидит на нем как влитая, и это несмотря на пару-тройку лишних килограммов и небольшой «пивной» животик. Глаза с прищуром. Темно-синие, они замечательно подходят к его темным волосам и бледному лицу. Он пригладил волосы расческой и улыбнулся своему отражению. Виктор открыл дверь. Спина парня, покорно ждавшего у порога, согнулась в поклоне. Хранитель не сомневался: в этой позе Максик стоял с того самого момента, как стукнул ему в дверь. Любит парень вылизывать чужие попы, особенно если это попы начальственные. Что ж, каждый делает карьеру, как может. Ну да и пес с ним, с этим Максом, его половая трагедия. – Роман Ильич просил вам передать, – парень сделал шаг, намереваясь войти внутрь. – Не нужно, я сам. Виктор решительно взял поднос. Ого, тяжеленький. И что там у нас? – Роман Ильич просил передать, что это Ваш завтрак, и что на сегодня он отменил Совет, можете приходить прямо на церемонию. А вот это – сюрприз! На подносе, помимо праздничного набора, который полагался всем, стояла кастрюлька с гороховой кашей – завтрак. Виктор снял с подноса салфетку. Настоящую, с вышивкой по краю, чисто выстиранную, подкрахмаленную и поглаженную. Ну, Роман Ильич… Пустячок, а приятно. Интересно, он изображает заботу или вот на самом деле такой радетельный? Сам Хранитель не доверял начальнику ни на йоту: слишком много между ними всего, слишком все запущено. Он сам, будь он на месте Романа Ильича, попытался бы от себя избавиться. Только, как говорила покойница бабушка, – бодливой корове бог рога не дал: руки у начальничка связаны, да еще и как крепко-то. И досточтимый Роман Ильич про это очень хорошо знает. Хотя… Может, Виктор все это придумал, и Ромаша в Хранителе души не чает? Да только ему-то, Виктору, какое до этого дело? Смотритель мешает ему – это главное. Мысли о том, что его недооценивают, появились совсем некстати и изрядно подпортили Хранителю аппетит. Они, мысли эти, не были неожиданными или новыми, наоборот, изводили Виктора с тех самых пор, как он осознал себя именно тем, кем и являлся на самом деле – истинным хозяином станции, тем, от кого зависит благополучие, да и сама жизнь в этой богом забытой дыре. Хранителем. Проклятый червяк! Засел внутри и гложет, гложет. И плевать ему на все уговоры – убеждения, что на славу падки лишь дурачки, что истинная власть не любит публичности, что глупо обижаться, что тебе не воздают должных почестей. У червяка своя логика: вот, смотри, эти люди обязаны тебе всем, а благодарности от них никакой. И все потому, что тогда, пятнадцать лет назад, один из вас – Роман Ильич – уже был начальником станции, а второй – это ты, господин-товарищ Лазарев, – всего лишь Витькой, Виктором или, для своих, Ботаником, Ботаном, студентом-недоучкой с подмоченной репутацией.